909

порядка, – все это ориентировало правящую элиту российского общества на осторожный подход к выбору методов социального реформирования, которые стали преимущественно сводиться к модернизации авторитарно-бюрократических механизмов мобилизационной модели.

Российскому самодержавию удалось обеспечить достаточно высокую степень подчинения культурного порядка политическому и относительно низкий уровень непосредственного влияния верхних слоев общества на власть царя и организацию социальнополитической жизни. Политическая сфера стала монополией монарха, экономическая сфера была более децентрализованной. Широким слоям общества была предоставлена здесь самостоятельность, но эта самостоятельность не должна была нарушать систему крепостного права. Религиозное инакомыслие отделялось от политической сферы, однако иногда, например, в случае со староверами, она становилась активным фактором в экономической деятельности.

Реформы второй половины XIX века осуществлялись в условиях бюрократизации государственной и общественной жизни, уровень которой в годы правления Николая I стал высоким. Земская и городская реформы привели к передаче террито-риальным общинам прав местного самоуправления и стали объектом острой критики. С одной стороны, радикалы указывали на то, что сфера деятельности и права земских учреждений остаются урезанными, ограничивая социально-экономическое развитие страны. С другой стороны, консерваторы считали, что эти учреждения обладают избыточной самостоятельностью, подрывая государственные устои. Во второй половине XIX века российский бюрократический аппарат был относительно небольшим, но низкоэффективным. В России на 10 тыс. человек приходилось 12-13 чиновников, т.е. в 3-4 раза меньше, чем в странах Западной Европы в тот период времени. Небольшими были и государственные расходы на содержание бюрократического аппарата

[36, с.367].

Во второй половине XIX века стратегия внешней аграрной политики, связанной с колонизацией, которая доминировала в политике властей с XVI века, себя уже исчерпала, натолкнувшись на геополитические и природные барьеры. Необходимо было переходить к стратегиям, обеспечивающим использование интенсивных технологий в сельском хозяйстве и восстановление экологического равновесия, одновременно решая задачи индустриализации

93

экономики, рационально распределяя ресурсы. Однако приоритет был отдан методам традиционной политики, ориентированной на создание промышленности за счет сельского хозяйства и при недооценке интересов широких слоев населения. Вместе с тем ни государственная власть, ни общество не осознавали должным образом как глубины и причин социоэкологического кризиса в сельском хозяйстве, так и путей выхода из него.

В условиях усугубления социально-экономического кризиса и неадекватности действия властей расширялась основа для социальнополитических потрясений. В конце XIX века кризисное состояние сельского хозяйства сопровождается периодически неурожайными годами, особенно сильный был голод в 1891 году, который сопровождался эпидемиями холеры и тифа, что привело к снижению численности населения на 1 млн. человек. Раскол российского общества приводил к высокому уровню социальной напряженности, росту противостояния между обществом и властью, правящими и оппозиционными элитами, к повышенной социально-политической конфронтационности, развитию социали-стического движения и революционным потрясениям. Как отмечал Н.Бердяев, „разложение императорской России началось давно. Ко времени революции старый режим совершенно разложился, исчерпался и выдохся. Мировая война доконала процесс разложения. Нельзя даже сказать, что февральская революция свергла монархию в России. Монархия сама пала, ее никто не защищал, она не имела сторонников… В этот момент большевизм, давно подготовленный Лениным, оказался единственной силой, которая, с одной стороны, могла докончить разложение старого, и, с другой стороны, организовать новое; только большевизм оказался способным овладеть положением. Только он соответствовал массовым инстинктам и реальным соотношениям” [5, c. 109].

Большевики смогли взять и удержать власть во многом благодаря тому, что им удалось примирить народническую концепцию национального капитализма с марксизмом, воспользоваться лозунгами и программными требованиями народнической идеологии, в которой нашли свое выражение настроения широких масс и потребности развития национального хозяйства. Большевики своевременно использовали в «Декрете о земле» суть эсеровской программы социализации земли. В послереволюционный период была реализована нэповская

94

альтернатива военному коммунизму, основополагающие принципы которой весьма созвучны идеям народников о развитии российской экономики на основе многоукладности и многообразия форм собственности, широкого использования рыночных отношений и кооперации. Однако радикалистские устремления при этом часто брали верх.

4.4. Советская элита и трансформация общества

Социокультурные процессы, происходящие в нашей стране после исторического поворота в октябре 1917 года, часто рассматриваются как результаты рокового стечения обстоятельств, как исключение из правил, как следствие произвола захватившей власть новой элиты, как реставрация основ феодализма (крепостничества), как проявление заблуждений и мифотворчества, как следствие свойств национального характера. Утвердившиеся подходы являются схематичными, оставляя обширное поле для дискуссий. Одним из ключевых вопросов, по которому сохраняются острые споры и ответ на который во многом предопределяет интерпретацию социально-экономических и политических процессов в стране, связан с уяснением природы существовавшей в советский период власти, социально-политической и экономической системы.

При анализе становления, развития и распада советского государства, роли советских элит, сложным образом переплетаются тесно связанные вопросы концептуального осмысления данной проблемы с вопросами политизированного и бытового восприятия прошлого. В связи с этим возникает потребность освободить сложившиеся представления от конъюнктурных наслоений, возникших в советский и постсоветский периоды.

Появление советской модели социализма было результатом глубокого внутреннего кризиса либерально-элитократического капитализма, который утвердился в Европе в начале ХХ века. Ограниченность реализуемой западноевропейской модели становилась все более очевидной и для стран второго эшелона, её копирование обрекало данные страны на отставание в развитии. Возникала настоятельная потребность поиска новой парадигмы развития, ориентированной на улучшение условий труда и жизни народных масс, демократизацию власти и повышение культуры народа, устранение социальных перекосов и дисфункций,

95

обеспечение равноправия и свободы. Все это декларировалось социалистическим проектом преобразования российского общества. Вместе с тем между социалистической идеей основоположников и реальным её воплощением в СССР оказались большие различия. Но они стали не столько результатом злой воли тех или иных правящих элит, сколько следствием невозможности реализовать на практике идеи «научного коммунизма»; необходимо было кардинальное уточнение нормативного образа социальной жизни в рамках социалистической идеологии применительно к реалиям жизни российского общества и реализации на этой основе практических мер по переустройству государства. Проблема выбора пути, стоявшего перед большевиками в период НЭПа, была проблемой не выбора между репрессивно-бюрократическим социализмом и «мягким» вариантом государственного социализма, а осмысления альтернатив компромисса марксизма с реформаторскими демократическими и либеральными течениями.

Современные исследователи советской России часто отмечают, что черты свергнутого царского строя были реставрированы в советское время. Вместе с тем авторитарный стиль государственной власти, преобладание государственных интересов над общественными, бюрократических над личными, активное использование принудительных и репрессивных методов, вера в вождя, идеологический монополизм – эти и другие схожие черты, характеризующие преемственность социокультурных традиций не отменяют глубоких различий царского и советского периодов.

Сложившийся в результате многовековой истории к началу XX века мобилизационный тип развития страны способствовал формированию традиций систематического использования чрезвычайных методов для выхода из кризисных ситуаций. Разработанные для решения экстраординарных проблем эти методы продолжали и в мирное время выступать (хотя и в модифицированном виде) важнейшими звеньями механизма социально-экономической и политической организации российского общества. Это способствовало бюрократизации управления, формированию гипертрофированной роли государства в регулировании социальной жизни, жестких форм государственной власти. Крушение царской империи не привело к смене в стране типа ее развития, хотя в советский период и возникали специфические идеологические, политические, экономические и социально-

96

психологические отношения, в которых проявлялись культурноисторические особенности России, формировалась основа для перехода от традиционного общества к индустриальному.

После многовекового правления элит, ориентированных на использование импульсной модели запаздывающей модернизации общества, в условиях резкого ухудшения международного положения России и возникающих в связи с этим угроз большевики предприняли очередную в истории России попытку радикального реконструирования цивилизационной модели. Выбор альтернативных способов социального реформирования стал осуществляться исходя из политизированной и идеологизи-рованной системы ценностей. Политика военного коммунизма способствовала углублению социально-экономического раскола общества, формированию «паразитарно-хищнического государства» (П.П.Струве) и была вскоре заменена новой экономической политикой, позволившей в короткие сроки восстановить национальное хозяйство. Россия продемонстрировала всему миру огромные возможности смешанной экономики, основанной на сочетании активной роли государства и рынка. Однако в борьбе альтернативных подходов при проведении социальных преобразований – «генетического» и «теологического» – возобладал последний, сложилась авторитарно-бюрократическая модель развития российского общества.

В результате перераспределения власти в СССР сложился правящий слой, который был назван М.Джаласом «новым классом», а М.Восленским – «номенклатурой». Он был представлен партийными, государственными и хозяйственными руководителями и верхними чинами силовых органов. М.Восленский отмечал, что бюрократия в демократических обществах является силой подчиненной и исполнительной. Буржуазные чиновники выполняют приказы государственных органов, тогда как номенклатура сама диктует волю государственным или иным органам посредством указаний, решений и установок партийных комитетов. Бюрократия – это привилегированные слуги, номенклатура – самовластные господа [10,

с.132].

В настоящее время в научной литературе существуют разнообразные точки зрения относительно этапов становления и развития советской элиты, обычно все они в той или иной мере проводят разграничение сталинского и постсталинского периодов. Анализируя этапы эволюции советской элиты, исследователи

97

обосновывают различные представления о сущности советской элиты, особенностях ее функционирования. Так, Б.Пугачев особое внимание обращает на то, что эволюция советской элиты в целом шла по осевой линии – от корпоративного обладания властью как собственностью к распоряжению накопленными «общественными» материальными благами. Он выделяет четыре фазы развития советской элиты: «классическая» («сталинская»), «мутационная» («хрущевская»), «прагматически-деидеологизированная» («брежневская»), «приватизаторская» («горбачевско-ельцинская») [45, с.111].

Советская реальность, как признают многие зарубежные и отечественные исследователи, оказалась сложной, многоплановой и противоречивой, чтобы описать ее с помощью одной модели. Система советского правления, как и в дореволюционный период, оставалась двойственной по своему содержанию, противоречиво сочетая в себе элементы восточной и западной модели власти. Инновационные усилия власти социально активных групп порождали волну модернизационных изменений в науке и технике, культуре и политике, экономике и социально-бытовой сфере. Данные модернизационные процессы носили неизбежно ограниченный характер и в связи с этим все больше обнаруживалась настоятельность радикального пересмотра реализуемой модели.

В идеологии большевизма считалось нравственным всё то, что содействует делу революции, а борьба за интересы народа и справедливость служили оправданием репрессивных мер. В то же время духовные основы советского общества не могут быть сведены к тоталитаристским идеям. В советской культуре установки авторитарного правления противоречивым образом сочетались с нравственными традициями российского общества. Как отмечает Ю.А.Васильчук, «сегодня модно критиковать и «совков» и Россию». «Забывают» лишь главное: более 50 стран получили свободу из рук российского (или «советского») солдата и политика и еще, вероятно, столько же – при их поддержке. Массовые российские армии в 1914– 1917 годах предотвратили порабощение Европы, а в 1941–1945 годах проделали это вторично, похоронив Холокост. Вся цивилизация и культура гражданских обществ Запада в этом смысле – «дитя» наших отцов. При этом духовную основу Великой победы и освобождения Европы от фашизма составили отнюдь не идеи тоталитаризма, а, напротив, идеалы свободы и нравственного долга каждого (заложенные еще православием и его соборными ценностями

98

коллективизма) [8, с.247].

Самые глубинные причины краха советской модели социализма коренятся в том, что благие цели, связанные с организацией общества на принципах социального равенства, справедливости и свободы, трансформировались в жесткий постулат о «примате интересов общества», когда содержание данных интересов навязывалось властью, не контролируемой обществом. Отчуждение народа от власти и привело в конечном счете к глубокому экономическому, политическому, социальному и духовно-нравственному кризису. Реальная жизнь убедительно показала, что в бюрократически организованном обществе нельзя сформировать экономические и политические механизмы, способствующие интеграции многообразных интересов людей в современных условиях.

Существующие ортодоксальные концепции затрудняют описание реальной картины как экономического, так и политического устройства СССР. В связи с этим заслуживают внимания альтернативные и многомерные подходы к анализу развития страны. Так, в рамках концепции хозяйственных порядков В.Ойкен обращает внимание на широкий диапазон и множество вариантов их возникновения на основе некоторых комбинаций идеальных типов. Он охарактеризовал экономику СССР применительно к ситуации 1949 г. следующим образом: «Русский экономический порядок 1949 г. состоит, например, из определенного сплава централизованно управляемой экономики как формы порядка, занимающей господствующее положение, различных форм рынка, присущих рыночному хозяйству, и денежных систем разного рода» [33, с.76]. Экономика России по многим показателям не соответствовала классическим воззрениям на основы рыночной экономики, но она также не была сугубо плановой. Соотношение элементов плановой и рыночной экономик в СССР по некоторым расчетам составляло 8:2. Теория хозяйственного порядка В.Ойкена обосновывает необходимость анализа советской экономики как смешанной, но при преобладании плановых методов, что могло служить в дальнейшем основанием для развития рыночных институтов в стране и формирования современных рыночных отношений. Кроме того, как отмечает К.Флекснер, «убеждение, что рыночная экономика связана только с капитализмом, а плановая экономика существует только при социализме, ошибочно и берет свое начало в конфликте идеологий»

[64, с. 281].

99

Обычно считается, что советская система была неэффективна. Но в течение 1925–1970 гг. мобилизационная модель советской экономики функционировала достаточно динамично и к 1940 г. благодаря индустриализации были созданы мощности, способные производить высококачественное вооружение, сопоставимое с германским, в последующие 20 лет после войны экономика развивалась быстрыми темпами. По среднегодовым темпам прироста ВВП СССР в этот период обгонял США, обладавшие, как считалось, высокоэффективной рыночной экономикой. К 1970 г., по сравнению с 1950 г., значительно повысился жизненный уровень советских людей.

Английский исследователь Дж.Росс обращает внимание на то, что развитие бывшей советской экономики является одним из величайших успехов, достигнутых в ХХ веке. Второй страной, удивившей мир, стала Япония, которая в значительной степени сократила разрыв в доходе ВВП на душу населения по сравнению с другими государствами, ранее прошедшими этап промышленного развития. В 1913 г. ВВП на душу населения России составлял примерно 25% от соответствующего показателя в будущих странах ОЭСР, к 1970 г. этот показатель уже был равен примерно 50%. ВВП на душу населения стран Азии (за исключением Японии) возрос за то же время с 12 до 18%. Среди крупнейших стран мира, отстававших от

СССР, только Япония обогнала его по ВВП на душу населения. Китай, будучи на крайне низком уровне развития, также вступил на путь весьма ускоренного роста. Это позволило бывшему СССР

ликвидировать крайнюю нищету, организовать социальное страхование, построить всеобъемлющую систему социального обеспечения, достичь высокого уровня образования и создать военный потенциал, сравнимый с имеющимся в Соединенных Штатах и значительно превышающий потенциал тех стран, которые в военном плане угрожали России или побеждали ее в прошлом.

К 1970 г. продолжительность жизни в СССР повышается до 70 лет и достигает уровня стран ОЭСР, однако в дальнейшем уже не наблюдается её роста. В 1970 г. СССР по индексу развития человеческого потенциала (ИРЧП) занимал 20-е место в мире и примерно такое же по уровню ВВП на душу населения. В 1990 г. по этому индексу СССР уже сместился на 34 место среди 174 стран, но всё же оставаясь в составе стран с высоким уровнем ИРЧП. Оценка советской модели требует формирования реалистических взглядов на динамику социально-экономических процессов в СССР и странах

100

Запада. Ещё Н.А.Бердяев указывал на ошибочность упрощенного и враждебного деления мира на две части – коммунизм и капитализм, Советскую Россию и Запад. «В конкретной действительности мир совсем не делится на две части, он безмерно сложнее, в нем все индивидуализировано. …Россия во всем не покрывается коммунизмом. Жизнь русского народа, которую плохо знают, гораздо сложнее и индивидуализированнее, чем абстракция, созданная марксистской доктриной» [7, с.308–309]. Весьма актуальным остается высказанное им мнение о том, что «люди нашего времени так мало имеют воображения, что не представляют себе возможности чеголибо, кроме капитализма и марксизма. …В отношении к будущему люди нашей эпохи обнаруживают очень мало творческой фантазии»

[7, с.308].

Сформировавшиеся представления о советской системе у зарубежных ученых, распространяющиеся и среди российских исследователей, в значительной степени связаны с особенностями западного мировосприятия, к числу которых относится склонность не замечать проявление агрессии собственной страной и крайне болезненно воспринимать подобные процессы в других странах, прежде всего незападного мира. На данной основе на Западе давно сложились представления о России как стране внутреннего деспотизма и внешней агрессивности. В связи с этим советская система часто рассматривается лишь как модификация царского самодержавия, а внешняя политика СССР – как продолжение экспансионистской политики российского царизма. Различия в восприятии мировой истории западным и незападным миром существуют как реальность. В связи с этим А.Тойнби отмечал, что «как бы ни различались между собой народы мира по цвету кожи, языку, религии и степени цивилизованности, на вопрос западного исследователя об их отношении к Западу все – русские и мусульмане, индусы и китайцы, японцы и все остальные – ответят одинаково. Запад, скажут они, – это архиагрессор современной эпохи, и у каждого найдется свой пример западной агрессии. Русские напомнят, как их земли были оккупированы западными армиями в 1941, 1915, 1812, 1709 и 1610 годах; народы Африки и Азии вспомнят о том, как начиная с ХV века западные миссионеры, торговцы и солдаты осаждали их земли с моря. Азиаты могут еще напомнить, что в тот же период Запад захватил львиную долю свободных территорий в обеих Америках, Австралии, Новой Зеландии, Южной и Восточной Африке.

101

А африканцы – о том, как их обращали в рабство и перевозили через Атлантику… Потомки коренного населения Северной Америки скажут, как их предки были сметены со своих мест…» [57, с.156].

В 50-х годах в ведущих странах мира возникают глубокие изменения под влиянием НТР. Экономический рост все в большей степени обусловливается инновациями; новая технологическая модель, базирующаяся на гибких технологиях, требовала новых форм организации экономической, политической и социальной жизни. Хотя происходящие изменения в мире коснулись СССР и стран Восточной Европы, присущая им мобилизационно-бюрократическая модель продолжала действовать. Ее уязвимость ярко проявилась с конца 60-х годов: крайнее ограничение стимулов и свобод хозяйственной деятельности, слабая конкурентоспособность, медленные технологические сдвиги, низкий уровень потребления товаров. Сложился отсталый тип хозяйства с ограниченными возможностями выхода промышленных товаров на мировой рынок из-за сильной конкуренции продукции новых индустриальных стран с их низким уровнем заработной платы. Кроме того, экономический рост СССР в значительной мере базировался на невозобновляемых природных ресурсах, а развитие было сопряжено с нанесением ущерба окружающей среде.

Эволюция советской системы сопровождалась постепенным снижением роли жестких методов решения многочисленных и трудных проблем социально-экономического развития и частичной их заменой за счет расширения и усложнения социокультурных, политико-правовых и организационных связей, развития рыночнодоговорных отношений по вертикали и по горизонтали. Уже в 60-е годы в экономике стал играть существенную роль бюрократический рынок, на котором происходил не только обмен продукцией и ресурсами, но и властными полномочиями и социальным положением. Особое место в социальной структуре советской правящей элиты позволяло ей часто пользоваться государственной собственностью и обеспечивало контроль за распределением общественных благ. Укрепление позиций правящего слоя в 80-е годы приводит к тому, что у него все больше проявляется стремление оформить юридически право частной собственности.

Стагнация жизненного уровня населения, бесконечные декларации о проводимых реформах в условиях информационной свободы СМИ зародили потенциал недовольства людей. Трудности, с

102