Александр Невзоров
Краткая история цинизма. Часть 1. Однако, №2, 21.09.2009
Превосходным образчиком цинизма могут служить не только книги, живописные полотна или вероисповедания, но и политические системы.
В РОССИИ ОСЕНЬ.
Пора поносов, очарования очей и строительства демократии.
Почему зуд демократизирования всегда приходится на это время года — наукой точно не установлено, хотя теорий и предположений много, в том числе и очень разумных.
Самой серьезной по сей день остается теория, возлагающая ответственность за этот зуд на т.н. «садоводства» с их огромными — по большей части коммерчески нереализуемыми — урожаями яблок. Необходимость пожирания плодов своего летнего труда приводит к коллективным диареям, а в таком состоянии стране, естественно, очень хочется достроить демократию.
Хочу сразу оговориться, что речь идет о настоящей, зоологически подлинной демократии, а не о ее благородном суррогате, который проводится в мастерских Кремля, там же фасуется и там же употребляется на фуршетах. Кремлевская демократия, конечно, гораздо безопаснее и качественнее подлинника, но насытить Россию не может ввиду малой мощности производства.
Хотя именно там, под орлами-мутантами*, было сделано гениальное открытие в этой области, за которым, без сомнения, будущее.
Кремлевские мастера поняли, что просто словом демократия можно и нужно называть все — от работорговли до насильственного оскопления оппонентов и ядерных ударов. Главное, делать это уверенно, официально и не перегибать с пафосностью и дурацкими улыбками.
Нет никаких сомнений в том, что именно эта разновидность демократии станет приоритетной в мире, но — как и все разумное и доброе — она тяжело приживается и пока конфликтует с теми представлениями о народовластии, которые имеют чисто зоологическое происхождение и навязываются народу митинговщиками с фингалами от омоновских дубин и умничающими дальнобойщиками, утомленными солнцем, асфальтовой бесконечностью и недорогими оральными контактами.
Полчища зануд-политологов мечутся от одной модели к другой и только вносят сумятицу. Дело в том, что не удается пока их всех пропустить через кремлевские буфеты, где любые личные принципы (заблуждения) съедаются вместе с первым птифуром и больше уже никогда не беспокоят их бывшего обладателя.
Впрочем, дело не в этом. Преимущества кремлевской модели неоспоримы, и естественно, необсуждаемы. Возможно (возможно!), в ней не в полной мере наличествуют сами демократические ценности. Но их отсутствие очень легко маскируется, причем маскировка не требует никаких особых усилий.
Следует помнить, что самым соблазнительным и прогрессивным в демократии является именно ее цинизм. Демократия зоологичнее любых надуманных форм управления и в силу этого предельно естественна. А в силу естественности — очень цинична и, следовательно, сильна. Ориентированные на т.н. «моральные ценности», на смешной в своей хрупкой искусственности и декоративности «гуманизм»** различные монархии, диктатуры и тирании глобально проигрывают демократии и в конструктивности, и в живучести. Проигрывают именно в силу своей перегруженности т.н. «нравственной составляющей».
Ведь любые монархические формы обрекают народ терпеть свое руководство и в старости, и в слабости, и даже в несчастье. Демократический стиль позволяет народу вовремя чиркануть (снизу, что, согласитесь, очень удобно иерархически) лезвием по коллатеральным и иным подколенным связкам ослабевшего лидера, что, безусловно, приводит к его повалу и забавному барахтанью в тех фекалиях, которыми всегда уделано дно любого гражданского общества. Помимо политического элементарного эффекта всегда есть возможность позабавить публику, которой зрелище почти любой агонии доставляет огромное удовольствие еще со времен римских цирков.
Демократия всегда прогрессивна, ибо не только дает право добить слабого, но и превращает это добивание в политический обычай, в непременную норму и очаровательное шоу.
Кремлевские мастера пока не овладели умением имитировать именно эти черты народовластия, чем и объясняется легкий привкус искусственности их модели.
Впрочем, эта имитация — далеко не самая большая проблема. Гораздо сложнее будет подделать свирепость, бессмысленность и бесцельность настоящего народовластия. Только оно способно отворить те ржавые клетки, на которых вроде бы висят крепкие эволюционные замки, и выпустить питекантропа обратно в человека.
Впрочем, и это, то, что называется, наживное, учитывая потрясающий прогресс человечества как в персональной, так и коллективной глупости.
Вот русская философия, набожная, как нос майора Ковалева, всегда, к примеру, отказывала артисткам в разуме. И напрасно.
Американская актриса Кэрри Сноу недавно сообщила миру : «Бог — точно мужчина. Если бы он был женщиной, то сотворил бы сперму не такой противной на вкус». Это стало одновременно и образцом логики, и прекрасной формулой благочестия для одной из протестантских церквей.
Более того, именно это откровение как никакое другое помогает понять удивительное умение человека — на основании отсутствия всяких доводов — возводить самые идиотские доктрины и делать самые невероятные выводы.
Так что даже у безопасной демократии есть будущее. И не только в стенах Кремля.
(Продолжение следует)
* Мутант в качестве государственного символа — это, конечно, блестящая находка, хорошо объясняющая ситуацию.
** Искусственность и декоративность «гуманизма» как такового слишком очевидна, это не более чем бантик на дубине вчерашнего питекантропа.
Будет очень поучительно для нашей темы отпрепарировать такой благодатный материал, как национальные символы.
Как правило, всякий национально-исторический символ — это и есть наивысшая точка национального свинства, крещендо маразма и дикости.
В качестве простейшего примера вспомним рожденную на эшафотах «Марсельезу», ее пикантное происхождение и ее первых исполнителей — санкюлотов, ухитрявшихся «за время ее исполнения вспороть животы и срезать до костей ножами лица» очередному аристократическому семейству.
Россия — в известном смысле — исключение, так как такового символа просто не имеет.
По двум причинам.
Во-первых, история нашей матушки такова, что что-нибудь особо дикое и свинское в ней выделить очень трудно.
Во-вторых, Суркову вечно некогда изобрести сортовой национально-патриотический символ и — через благодарный съезд «Единой России» — сделать его незыблемым историческим, духовным и нравственным фактом на ближайшие пару лет.
Так или иначе, но символа нет ныне, как не было его, кстати, и в XIX столетии, когда за покушение на светлый образ российской истории бедного Петра Чаадаева насмерть забили лорнетками последовательницы славянофилов. Есть и иная версия этой трагедии: принял увечья и смерть Петр Яковлевич не от лорнеток, а исключительно от первых чулочных резинок, которыми свирепые дамыпатриотки, сорвавши их с себя, защелкали бедолагуфилософа, используя волшебные свойства каучука. Так это было, или все-таки использовались лорнетки — осталось неясным, но понятно, что прикончили Чаадаева зря, так как исцарапать национально-исторический символ лысый модернист не мог в силу отсутствия символа как такового.
Короче, в общем, даже и хорошо, что у России его нету, так как всяким писакам не над чем глумиться. Некоторым державам повезло меньше — они имеют эти символы. Давайте же их внимательно рассмотрим. К примеру, национальным символом нашей милой подружки — Северной Америки — давно и прочно являются т.н. «ковбойцы», героизированные кинематографом и канонизированные как сигаретчиками, так и глобальной идеологией Соединенных Штатов.
Ныне ковбойцы напоминают о себе дизайном шляп и сапожек и патологической забавой под названием «родео», когда с помощью электрошокера и болевой перетяжки паха специальной веревочкой лошадь болью доводится до неистовства, чтобы продемонстрировать публике удаль наездника, способного удержаться на ней аж 5 секунд.
Время зарождения ковбойства было временем веселым и антисанитарным.
«Отец нации» Дж. Вашингтон, к примеру, вступая в должность президента США, имел во рту всего один зуб. Правда, расположен этот incisivus (резец) был очень эффектно — по самому центру верхней челюсти. Эта подробность неплохо характеризует время, но не дает все же полного представления о нравах криминальных полчищ скобарей американского Запада, что промышляли угоном скота, а когда угонять было некого (в межсезонье) — нанимались на очистку выгребных ям, на заказные избиения, убийства, изнасилования и кражи. Недурной статьей дохода в такое межсезонье считалось обслуживание массовых захоронений индейцев, сотнями умиравших в резервациях от голода и тифа.
Конец ковбойству положили колючая проволока, железная дорога и сифилис.
Колючая проволока обтянула огромные пространства, навсегда разделив и оградив стада, а дешевизна железной дороги обеспечила возможность доставки коров в отдаленные регионы в специальных вагонах. Причиной же косившего ковбойцев поголовного сифилиса был крайне специфический контингент проституток, состоявший из очень опустившихся, больных и испитых «скво» — пожилых индеанок, потерявших семью и прицепившихся к ковбойским поселениям. Только они готовы были за миску еды или 5 центов терпеть бесконечные пьяные групповые изнасилования, пока — в силу специфики болезни — не распадались на отдельные фрагменты. Фрагменты скво в течение некоторого времени (до полного истлевания), конечно, еще употреблялись рачительными скотоводами, но рынок половых услуг, конечно, кардинально оздоровить не могли. Белые и относительно гигиенизированные проститутки, которые хотя бы лечились в случае возникновения венерических болезней, предпочитали никогда в ковбойских поселениях не оказываться. Бедняжек били и грабили. Шло время.
Америка услышала о существовании «респектабельности» и возжаждала ее. И ковбойство, задушенное этой жаждой, техническим прогрессом и сифилисом, послушно скончалось.
Его свалили в одну братскую могилу с сотнями тысяч уморенных голодом и тифом индейцев, с миллионами гнилых бизоньих черепов, с мормонским многоженством, ржавыми винчестерами и недоеденными бобами с беконом. Словом, со всем тем, что являлось подлинным национальным колоритом США.
Свалили, закопали и поставили кривой простреленный крест с надписью «Дикий Запад».
Этот забытый крест благополучно обтягивался мхом, зарастал репейником и очитой.
На него иногда мочились койоты и классики молодой американской литературы. Мочились, надо сказать, без всякой задней мысли, просто чтобы несколько освежить. А потом… Америке срочно понадобился национальный образ.
Братская могила была быстренько вскрыта аккуратными очкариками из Вашингтона, ковбойство было эксгумировано и легко победило в конкурсе на место национального образа.
В этом нет ничего удивительного, так как конкуренцию в конкурсе ему составили только бизоньи гнилушки, многоженцы-мормоны, много мертвых индейцев и бобы. Более никаких компонентов национальная история США, как известно, не содержала.
Краткая история цинизма. Глистоносцы. Однако, №4, 05.10.2009
Стоит припомнить, как еще совсем недавно жирноватая российская элита, возжаждав «утончить формы своя», пожирала обычных гельминтов. Сказать, что гельминты были каких-то редких пород или отличались особой красотой и аппетитностью, было нельзя, преимущественно это были обыкновенные аскариды и трихинеллы. Встречались, конечно, описторхисы и другие виды трематод, но и эти виды глистов тоже не отличаются никакой особой экзотичностью или редким вкусом. Правда, конечно, глисты были подсушены, поломаны и расфасованы по желтым склянкам, имели строго импортное происхождение, а над их производством трудились сотни и тысячи смуглых тайских задниц, бесперебойная работа которых и должна была принести на Русь долгожданное похудение.
Как вы, вероятно, помните — импортные глисты, именуемые «тайскими таблетками для похудения», поедались публично и со страстью. Эстрадная шушера нервно трясла похудательными баночками в эфирах, а публика посолиднее делилась глистоедскими впечатлениями в серьезной прессе.
Эта милая мода, быть может, продержалась бы и подольше, но обессилевшие глистопроизводители один за другим погибали под пальмами Таиланда. Погибали от простого истощения, вызванного страшными дозами слабительного, так как жесток и неумолим был личный производственный план каждого из них, и трехлитровое ведерко небрежно обмытых нематод ежедневно к вечеру должно было стоять у смуглых ног руководителя проекта.
Продукт, конечно, коварно имитировался, делались контрафактные аналоги. В том числе и в России, но по-настоящему товарных масс русские глистоделы дать рынку не смогли. Вероятно, сказались последствия еще советской тоталитарной гигиены и массовых компаний по дегельментизации «народа-богоносца»*, а может быть, и личное недовольство нематод и триматод качеством и количеством ежедневно омывающей их водки. Тем временем трагедия глобализировалась — от передозов пургена тайцы гибли один за другим на своих рабочих местах (под пальмами и кустами) — начались серьезные перебои с поставками, элиту, крепко подсевшую на тайский анальный продукт, сперва покорежило, но потом вроде отпустило — и глистоносная мода умерла. Мода умерла, но симбиоз культур (на желудочнокишечном уровне), вероятно, все же свершился. По крайней мере, мировая история не знает другого прецедента массового поедания глистов одного народа — другим народом.
Стоит вспомнить благостный оскал министерств, как здравоохранительного, так и образовательного, который сопровождал победное шествие тайских аскарид по Святой Руси.
О последствиях этого шествия говорить, конечно, рано, хотя такое, конечно, не проходит бесследно — и всегда оставляет в менталитете народа светлый, но болезненный след. Порой этот след бывает очень причудлив и не имеет прямой ассоциации с реально породившей его причиной. Есть мнение, что первым ее плодом стало введение ЕГЭ.
Рукотворные бедствия, сопоставимые по последствиям с введением Единого государственного, конечно, случались за это время, но не следует все несчастья списывать на аскаридозные «ломки элиты» и «тайский след».
По счастью, руководство соответствующих министерств традиционно отличается изящной «неповоротливостью ума», той самой, что иногда клеветнически называют простой тупостью. Злопыхатели не понимают, что тупость министров — это всегда прекрасный контрацептив, предохраняющий ведомства и подконтрольное им общество от потрясений. Эта тупость является, кроме всего прочего, обязательным (и очень правильным) условием при приеме на работу министром, она же есть гарант стабильности, т.е. умеренной пещерности и контролируемой отсталости. Именно благодаря ей возможно возникновение диких инициатив типа ЕГЭ, введение основ православия в школах или сохранение старых доб рых маразматических норм «почти обязательной вакцинации населения». Она же позволяет скрывать трагические последствия, как вакцинации так и практически любой другой пещерной практики из упомянутых выше.
(Продолжение следует)
*Формулировочка т. Достоевского.