ИЗЛ Средневековье / Жизнь Бенвенуто Челлини

ЖИЗНЬ БЕНВЕНУТО ЧЕЛЛИНИ, РАССКАЗАННАЯ ИМ САМИМ

IV

Когда мне было лет около пяти и отец мой однажды сидел в одном нашем

подвальчике, в каковом учинили стирку и остались ярко гореть дубовые дрова,

Джованни, с виолой в руках, играл и пел один у огня. Было очень холодно; глядя в огонь,

он вдруг увидел посреди наиболее жаркого пламени маленького зверька, вроде

ящерицы, каковой развился в этом наиболее сильном пламени. Сразу поняв, что это

такое, он велел позвать мою сестренку и меня и, показав его нам, малышам, дал мне

великую затрещину, от каковой я весьма отчаянно принялся плакать. Он, ласково меня

успокоив, сказал мне так: «Сынок мой дорогой, я тебя бью не потому, чтобы ты сделал

что-нибудь дурное, а только для того, чтобы ты запомнил, что эта вот ящерица, которую

ты видишь в огне, это саламандра, каковую еще никто не видел из тех, о ком

доподлинно известно».

<...>

CXXV

Немного дней спустя кастеллан, который считал, что я на воле и свободен,

утесненный своим великим недугом, преставился от этой настоящей жизни, и взамен его

остался мессер Антонио Уголини, его брат, каковой сообщил покойному кастеллану,

своему брату, что он меня выпустил. Этот мессер Антонио, насколько я слышал, имел

распоряжение от папы оставить меня в этой просторной тюрьме, до тех пор пока тот ему

не скажет, что ему со мною делать. Этот мессер Дуранте, брешианец, уже

вышесказанный, сговорился с этим солдатом, аптекарем из Прато, дать мне съесть

какую-нибудь жидкость среди моих кушаний, которая была бы смертоносной, но не

сразу; подействовала бы через четыре или через пять месяцев. Они придумали

положить в пишу толченого алмазу, каковой никакого рода яду в себе не имеет, но по

своей неописуемой твердости остается с преострыми краями и делает не так, как другие

камни; потому что эта мельчайшая острота у всех камней, если их истолочь, не

остается, а они остаются как бы круглыми; и только один алмаз остается с этой

остротой; так что, входя в желудок вместе с прочими кушаньями, при том вращении,

которое производят кушанья, чтобы произвести пищеварение, этот алмаз пристает к

хрящам желудка и кишок, и, по мере того как новая пища подталкивает его все время

вперед, этот приставший к ним алмаз в небольшой промежуток времени их прободает; и

по этой причине умирают; тогда как всякий другой род камней или стекол, смешанный с

пищей, не имеет силы пристать и так и уходит с пищей. Поэтому этот мессер Дуранте

вышесказанный дал алмаз кое-какой ценности одному из этих стражей. Говорили, что

это было поручено некоему Лионе, аретинскому золотых дел мастеру, великому моему

врагу. Этот Лионе получил алмаз, чтобы его истолочь; и так как Лионе был очень беден,

а алмаз должен был стоить несколько десятков скудо, то он заявил этому стражу, что

этот порошок, который он ему дает, и есть тот самый толченый алмаз, который

назначено было мне дать; и в то утро, когда я его получил, они мне его положили во все

кушанья; было это в пятницу; я получил его и в салате, и в подливке, и в супе. Я с охотой

принялся есть, потому что накануне постился. День этот был праздничный. Правда, я

чувствовал, что пища у меня хрустит на зубах, но я и подумать не мог о таких

злодействах. Когда я кончил обедать, то, так как на тарелке оставалось немного салата,

мне попались на глаза некий мельчайшие осколки, каковые у меня остались. Я их тотчас

же взял, и, подойдя к свету окна, которое было очень светлое, пока я их разглядывал,

мне вспомнился тот хруст, который у меня производила утром пища, больше, чем

обычно; и когда я еще раз хорошенько их рассмотрел, поскольку глаза могли судить, мне

показалось решительно, что это толченый алмаз. Я тотчас же счел себя мертвым самым

решительным образом и так, сокрушенно, прибег набожно к святым молитвам; и благо я

так решил, то мне казалось наверное, что я кончен и мертв; и целый час я творил

превеликие молитвы богу, благодаря его за эту столь приятную смерть. Раз мои звезды

так уж мне судили, мне казалось, что я дешево отделался, уходя этой легкой дорогой; и

я был доволен, и благословил свет и то время, что я на нем пробыл. Теперь я

возвращался в лучшее царство, милостью божьей, ибо мне казалось, что я всенаверное

ее обрел; и в то время, как я стоял с этими мыслями, я держал в руке некие мельчайшие

крупинки этого мнимого алмаза, каковой я несомненнейше почитал таковым. Но так как

надежда никогда не умирает, то я словно как бы прельстился чуточкой пустой надежды;

каковая была причиной, что я взял чуточку ножик, и взял этих сказанных крупиц, и

положил их на некое тюремное железо; затем, накрыв их плашмя острием ножа, сильно

надавив, я почувствовал, что сказанный камень распадается; и, посмотрев хорошенько

глазами, увидал, что так оно действительно и есть. Тотчас же я облекся новой надеждой

и сказал: «Это не мой враг, мессер Дуранте, а мягкий камешек, каковой не может мне

сделать ни малейшего вреда». И подобно тому, как я было решил молчать и умереть с

миром этим способом, я принял новое намерение, но прежде всего возблагодарив бога и

благословив бедность, которая, подобно тому как много раз бывает причиной

человеческой смерти, на этот раз была прямой причиной моей жизни; потому что, когда

этот мессер Дуранте, мой враг, или кто бы он ни был, дал Лионе алмаз, чтобы тот мне

его истолок, ценою в сто с лишком скудо, то этот по бедности взял его себе, а для меня

истолок голубой берилл ценою в два карлино, думая, быть может, так как и это тоже

камень, что он произведет то же действие, что и алмаз.

<...>

XV

Я вернулся в Париж. При таком благоволении, оказанном мне королем, мне

дивился всякий. Я получил серебро и начал сказанную статую Юпитера. Я нанял много

работников и с превеликим усердием днем и ночью не переставал работать; так что,

когда я кончил из глины Юпитера, Вулкана и Марса и уже начал из серебра подвигать

вперед весьма изрядно Юпитера, мастерская уже имела очень богатый вид. В это время

появился в Париже король; я пошел ему представиться; и как только его величество

меня увидел, он весело меня подозвал и спросил меня, нет ли у меня в моем жилище

чего-нибудь красивого показать ему, потому что он туда пришел бы. На что я рассказал

все то, что я сделал. Тотчас же ему пришла превеликая охота пойти; и после своего

обеда он собрался с госпожою де Тамп, с кардиналом лотарингским и некоторыми

другими из этих господ, как-то королем наваррским, шурином короля Франциска, и

королевой, сестрою сказанного короля Франциска; явились дофин и дофина, так что в

этот день явилась вся придворная знать. Я уже вернулся домой и принялся работать.

Когда король появился у двери моего замка, слыша, что стучат в несколько молотков, он

велел каждому молчать; в доме у меня всякий был за работой; так что я оказался

застигнут королем врасплох, потому что я его не ждал. Он вошел в мою палату; и

первое, что он увидел, он увидел меня с большой серебряной пластиной в руках,

каковая служила для туловища Юпитера; другой делал голову, третий ноги, так что

грохот был превеликий. В то время, как я работал, возле меня был один мой

французский мальчуган, который мне, не помню уж чем, досадил как-то, и я поэтому дал

ему пинка и, попав ему, на мое счастье, ступней в развилину ног, толкнул его вперед на

четыре с лишним локтя, так что при входе короля этот малыш налетел на короля;

поэтому король премного этому смеялся, а я остался весьма растерян. Начал король

меня расспрашивать о том, что я делаю, и пожелал, чтобы я работал; затем сказал мне,

что я сделал бы ему гораздо больше удовольствия, если бы не утруждал себя вовсе, а

нанял сколько людей я хочу и им поручал работу; потому что он хочет, чтобы я сохранил

себя здравым, дабы я мог служить ему дольше. Я ответил его величеству, что сразу же

заболел бы, если бы не стал работать, да и самые работы получились бы не такие, как я

желаю делать для его величества. Король, думая, что то, что я говорил, было сказано,

чтобы похвастать, а не потому, чтобы это была правда, заставил меня это повторить

кардиналу лотарингскому, каковому я так широко изложил мои доводы и так открыто, что

он воспринял их вполне; поэтому он уговорил короля, чтобы тот предоставил мне

работать мало или много, сообразно моему желанию.