322

кой как средством воспитания (знаменит приписываемый Платону девиз: «Негео­ метр да не войдет» над входом в Академию) и пифагорейскую мистику чисел. Био­ логии и гуманитарных наук Любищев в написанных главах не коснулся (об ос­ тальных главах см.: Шорников Б. С. О нереализованном сюжете «Линии Демокрита

-Платона»... // Любищевские чтения 1998. Ульяновск, 1998). 168 в0 Т ) например, свидетельство Цицерона [Лурье, фр. 551]:

«Демокрит наилучшим образом объяснил причину, почему петухи поют перед рассветом. После того как пища выходит из груди и распределяется по всему те­ лу, будучи размягченной, они поют, насыщенные и спокойные».

Даже не поставлен вопрос - почему именно петухи и именно перед рассветом, так что серьезные умы принять такие "объяснения" не могли.

169 Жуковский эти места исказил - ради смягчения (Гомера изучали в школах, а сам Жуковский был воспитателем цесаревича).

170 Шаги в сторону новой этики видны сразу же после Гомера - изменение об­ раза Одиссея и других, сходных, в литературе, а также пародии на поэмы Гомера. Первая (поэма «Маргит») появилась еше в начале -VII века, а самая известная («Война лягушек и мышей») в -V веке [Радциг, с. 99-101].

Отцом Одиссея видели теперь не благородного Лаэрта, а преступного Сизифа, Одиссею приписали жестокое предательское убийство друга (Паламеда), зверское убийство грудного ребенка - сына погибшего троянского героя Гектора и т.д. (Зе­ линский Ф.Ф. Одиссей // НБЕ, т. 29). Моральным антиподом Гомера выступил Гесиод, певец мирного земледелия. У него мы видим прямой призыв к честности и справедливости. Вскоре поэт Архилох выразил антигомерово понимание чести и разумности [КИД-2, гл 7Ь; 0-, гл. 5]: дважды (в дошедших фрагментах) он пишет, как бежал, бросив щит, хотя трусом не был, - чтобы жить и сражаться. У после­ дующих мыслителей (Ксенофан, Пифагор, Гераклит, Эмпедокл) мы видим друж­ ную неприязнь к Гомеру (ДЛИ 46, VIII 21, IX 1), [Фра, с. 171, 357]. А еще позже, уже после падения афинского могущества, Сократ сказал даже такое:

«Паламед... вдохновляет поэтов на песни гораздо более прекрасные, чем Одиссей» (Ксенофонт. Защита Сократа на суде, 29).

Когда Сократ был вскоре после казни посмертно оправдан, афиняне осудили Гомера как сумасшедшего (ДЛ, II, 43). Неприятие гомеровой этики видно и у Пла­ тона, и, отчасти, у Аристотеля, намного более консервативного.

171 Снятие давления нормы является также одним из движущих факторов био­ логической эволюции [4 16]. Снятие давления нормы действительно повлекло рас­ цвет афинской науки (Академия, Ликей и другие сократические школы) и школы киников. Однако этот процесс лежит уже вне рамок нашего Курса.

К лекции 15

172 В Греции первым мифическим законодателем можно считать орфически переосмысленного Зевса, о котором шла речь на лекции 3. Этот новый Зевс описан у Диодора как царь, впервые установивший справедливое правление, истребивший

323

разбойников и введший законодательство; он, по новой версии, вовсе не свергал отца, а законно наследовал ему (Диодор, V, 70). Прекрасный очерк раннего грече­ ского права (к сожалению, без литературы) дал сто лет назад московский историк Роберт Виппер [16, с. 68-74, 91-100]. К нему надо добавить книгу [57], а также све­ дения о праве Крита [ДМП; КИД-1], об афинском праве [88] и специально об афинском суде [53].

173 Яркий пример террора, ставшего в Спарте обычным, являют рассказы об илотах (крепостном сословии Лаконии). Например:

«Ведь большинство лакедемонских мероприятий искони было, в сущности, рассчитано на то, чтобы держать илотов в узде... Они (спартанцы - Ю.Ч.) предложили отобрать некоторое число илотов, считающих себя наиболее спо­ собными в военном деле, обещая им свободу... Таким образом было отобрано около двух тысяч илотов, которые с венками на головах (как бы уже получив­ шие свободу) обходили храмы. Немного спустя, однако, лакедемоняне переби­ ли этих илотов» (Фукидид. IV, 80).

Свидетельство достаточно надежное, поскольку подтверждается Диодором, от ко­ торого независимо (Диодор сообщил добавочные детали).

174 Тиранн - правитель полиса, захвативший власть путем военного переворо­ та, опираясь на бедноту. Питтак формально был не таранном, а эсимнетом, по­ скольку власть получил от народного собрания, но Алкей в порядке брани называл его таранном. Аристотель (Политика, 3, 9) назвал эсимнетию выборной тираннией. Виндельбанд: «Тиранния на демократическом основании есть типическая форма правления этого времени» [15, с. 15]. Он имел в виду -VII / -VI века, но и в -V веке видим почти то же: Фемистокл и особенно Перикл вели себя как эсимнеты, а не как вожди демократии. Строй, называемый в последующие века демократией, т.е. представительная форма правления, установился в Афинах позже, после их раз­ грома Спартой. До этого царила прямая власть народного собрания с полной еже­ годной сменяемостью (путем жеребьёвки, а не голосования) выборных должно­ стей, показавшая в условиях войны свою полную непригодность.

Как верно отметил Ю.В. Андреев, полисная "демократия" была всего лишь союзом рабовладельцев с беднотой в целях управления рабами [2, с. 221-223].

1 7 5 Трактат стоит обсудить как единственный известный нам цельный текст ранних софистов. Подчеркнутое мною слово «простонародье» скрывает совсем разные слова оригинала: во втором и третьем случаях это обычное «дэмос», тогда как в первом случае - «понэрой» - дурные, подлые, трусливые, испорченные. Ко­ гда-то московский филолог Александр Шварц переводил его даже как «сволочь», добавив, что слово понэрой у автора звучит иронией [106, с. 89].

Одни историки писали, что автор трактата - скептик, равно ненавидящий демо­ кратов и аристократов, другие - что он создал диалог аристократа с демократом, из которого выпали имена участников, третьи - что перед нами выдержки, не позво­ ляющие понять мысль автора, четвертые - что автор был агентом Спарты и напи-

324

сал отчет о положении в Афинах. Все эти позиции очень слабы и каждая позволяет объяснить лишь некоторые места трактата.

Описав эту дискуссию, Шварц [106] резонно заметил: коллеги не учли, что пе­ ред нами - софистический текст, притом единственный, доставшийся нам целиком или почти целиком. То, что он принадлежит софисту, ясно из его стиля (Шварц предлагал обратить внимание на повторы, рассчитанные на восприятие вслух и умело бьющие в одну точку). Для нас Трактат - древнейший цельный прозаиче­ ский текст на аттическом диалекте (Геродот и Гиппократ писали на ионическом). Именно его цельность и ставила ученых в тупик - они не привыкли анализировать мысль, постоянно приходящую с собою в противоречие. Ведь даже речь Горгия в защиту Елены, хоть и доказывала парадоксальную идею, но - ее одну, а не мета­ лась между противоположными. Здесь же неизвестный автор легко вставал на чу­ жую точку зрения, настолько легко, что не считал нужным оговаривать акт смены. Стоит усвоить это, и понимать его становится просто.

В наше время считают, что Трактат написан в -420-х годах и автор был «оли­ гарх, способный, однако, понять демократов» (Mattingly Н.В. Il CQ, 1997, № 2).

176 Раннее право было обычным (т.е. основанным на обычаях) и устным. Счи­ талось, что оно установлено богами и потому не может быть изменяемо правите­ лями. В трагедии Софокла «Антигона» злой правитель Креонт запретил хоронить своего врага, но когда тот был убит, Антигона (дочь Эдипа от его брака с матерью), сестра убитого, осмелилась похоронить брата. На вопрос разъяренного правителя: «Как же могла закон ты преступить?» - она отвечала [ДМП, с. 219]:

Затем могла я, что не Зевс с Олимпа Его издал и не святая Правда, Подземных сопрестольница богов, А твой приказ. Уж не такую силу За ним я признавала, чтобы он, Созданье человека, мог низвергнуть Неписаный незыблемый закон Богов бессмертных. Этот не сегодня Был ими к жизни призван, не вчера: Живет он вечно и никто не знает, С каких он пор явился меж людей. Вот за него ответить я боялась Когда-нибудь пред божиим судом, И этот страх осилил тот, другой.

Немецкий мифолог Курт Хюбнер писал об этом:

«Из противостояния Креонта и Антигоны нередко конструировали два типа равноценного права и в этом видели трагический конфликт данной истории. Однако Софокл не дает основания для сомнения в том, что Креонт является преступником» (Хюбнер К. Истина мифа. М., 1996, с. 193).

325

По Хюбнеру, эти два права соответствуют двум религиям - древней хтонической (подземной), поклонявшейся силам природы, и новой олимпийской, обожествляв­ шей город и общество. Добавлю, что древняя религия была женско-мужской (бо­ гини Земли, Ночи и Судьбы главенствовали, так что даже Зевс их побаивался), а новая - чисто мужской (новые богини нацело зависели от Зевса, а прежние вообще перестали быть предметом культа), так что Антигона как бы символизирует преж­ нее право, в котором женщины занимали то место, которого ко временам Софокла уже давно лишились.

Усвоение обществом права, учрежденного правителем, являло собой новый этап правосознания. Таковым этапом и было для афинян принятие законов Солона, то­ гда как законы Драконта, по-видимому, в основе своей лишь фиксировали обычное право. Некоторые законы Солон, вероятно, заимствовал из Египта (см.: История политических и правовых учений. Древний мир. М, 1985).

Есть мнение, что главное достижение Солона (и главная причина его пораже­ ния) было как раз в том, что он перевел право из области богоданного в область рационального (Blaise F. Solon Fragment 36 W. Pratique et fondation des normes politiques. // REG, 1995, № 1).

Кодифицированное письменное право распространилось по Греции с Крита, где было, возможно, заимствовано у семитских народов [110, с. 217].

1 7 7 В Афинах почти одновременно жило двое софистов по имени Антифонт [Соф-2, с. 33]. За одним общепринято обозначение «Антифонт-оратор» - то был судебный оратор и государственный деятель, казненный в -411 г. Он был учителем Фукидида. Другой Антифонт был младше, его иногда называют ученым, но его вернее, по-моему, называть «Антифонт-писатель». То был педагог и ученыйлюбитель (известна его наивная попытка решить квадратуру круга - см. начало лекции 16), чьи высказывания о природе и обществе собраны Дильсом [Соф-2]. В большинстве своем они малоинтересны, но среди них - уже цитированное на лек­ ции утверждение о естественном равенстве людей. Антифонт-писатель видимо пе­ режил Сократа. Версия его женитьбы на рабыне [105, с. 216] могла возникнуть как литературное продолжение его идеологии.

178Образец такого запутывания приведен в статье Э.Л. Казакевич [26]; он хо­ рошо показывает, что самое трудное - понять, что именно утверждает оратор. Профессиональные составители речей именовались логографами (этим словом обозначали и историков, но в конце -V века данный смысл слова не был обиход­ ным) и, в отличие от нынешних адвокатов, писали речи от лица своих клиентов. Поскольку в показании свидетеля важно было лишь то, «за» он или «против», ло­ гограф заранее вставлял в речь клиента ответы на будущие вопросы. Сам процесс не фиксировался, так что речи популярных логографов служили единственными учебными пособиями. То была первая учебная правовая литература.

179[Antiphon, с. 58, 61]. Э.Л. Казакевич (Грейс) пришла к выводу, что, начиная с Антифонта, стала понемногу преобладать мысль - что истина выясняется именно в