142

Лекция 9. Ранняя медицина и Гиппократ

Медицина относится и к самым древним ремёслам, и к самым древним наукам. Как слово «врач», так и названия лечебных трав встречаются уже в табличках критского линейного письма Б, а в одной из микенских могил -XVI века найден че­ реп мужчины, выжившего после трепанации черепа [103, с. 284, 529]. Найдены и хирургические инструменты той поры (там же). Критские врачи-знахари были так известны, что их заклинания попали в египетские медицинские папирусы, а помо­ щи их микенских коллег запрашивал даже больной хеттский царь (ему были по­ сланы не лекарства, а идолы, которые должны были его излечить [18, с. 253; 111]).

«Раньше Аполлона и Асклепия существовали врачующие боги: врач Ятрос, очиститель Пеан, ... фессалийский бог Хирон; припомним также афинскую богиню Гигиэйю, имя которой так прозрачно» [45, с. 220-221].

Боги эти исчезли из греческого пантеона, но сохранились как мифические персо­ нажи - например, дочери Асклепия Гигиэйя (от нее слово «гигиена», набор средств для здоровой жизни) и Панакея (от нее слово «панацея», универсальное лекарст­ во), и кентавр Хирон, учивший Асклепия искусству врачевания. Некоторые из этих богов были критскими и микенскими (например, Пеан).

Вопрос, была ли первичная медицина в большей мере магической, чем рацио­ нальной, не вполне ясен, поскольку в начале исторического времени мы видим в Греции их обе. Научная медицина родилась, как ныне полагают, из обеих.

/. Совсем различные медицины

Долго считалось, что греческая медицина выросла как чисто рациональная деятельность, основанная на практическом опыте врачевания, не связанном с храмами, которые якобы возникли сравнительно поздно, в -VII веке [Карпов II Гип­ пократ, с. 36]. Доводы были просты: у Гомера описано много примеров практики врачевания и совсем мало магии (есть, например, заговор кровотечения из раны юного Одиссея), а первые врачебные храмы датируются археологией позже Гоме­ ра. Однако сейчас известно, что первые врачебные храмы на Крите возникли за­ долго до Гомера, около -2000 года, и характерны тем же, что и греческие, поздние - залежами изображений больных органов, приносимых в дар за исцеление [111]. А это - свидетельство давнего господства медицинской магии.

Это вовсе не значит, что рациональная медицина возникла поздно - нет, на том же Крите находят и скелеты догреческой поры со следами хирургии, то есть медицины практической. Английский историк науки Роберт Арнот, анализируя дан­ ные медицинской палеонтологии (на основе массового сравнения скелетов из мо­ гил Микенской поры) полагает, что врач (в нашем смысле) обслуживал дворец, а знахарь лечил всех [111, с. 267]. Нам надо сравнить обе медицины.

В конце -VI века из Малой Азии бежали (от смуты и от персов) все, кто мог, и ве­ ликолепная ионийская наука исчезла. Но, как ни странно, на западном берегу Малой Азии, в Карий (к югу от Ионии), в те годы расцвела наука медицинская. В начале -V века там известно три медицинских школы - родосская, книдская и косская. К по-

143

следней позже принадлежал и великий Гиппократ. Все три школы выросли из асклепейонов - храмов, посвященных мифическому врачевателю Асклепию.

У греков миф от истории отчленить трудно. С одной стороны, Асклепий - явно из мифа: сын Аполлона и земной царевны Корониды (внучки бога войны Ареса), идеальный врач, он не только лечил больных, но и воскресил мертвого, за что был убит Зевсом. Притом отец Асклепия (Аполлон) извлек младенца-сына из чрева мертвой матери (которую сам убил из ревности), когда та лежала уже на погре­ бальном костре; а медицине обучил Асклепия кентавр Хирон. Величайший врач древности Гиппократ (жил где-то в промежутке -460 / -370 гг.) вполне серьезно счи­ тался потомком Аполлона в18-м поколении [Гиппократ, с. 13-15].

Но с другой - известен реальный город Трикка в Фессалии (область на севере Греции), где владели поместьем Махаон и Подалирий, сыновья Асклепия, тоже - ис­ кусные врачи; они воевали и лечили греков в Троянской войне. Махаон погиб, а По­ далирий обосновался в Карий и, как рассказывали, основал близ города Книд пер­ вый лечебный храм. В Фессалии тоже славился род асклепиадов, потомственных врачей, от которых, между прочим, вел свою родословную Аристотель. Есть мнение, что и Асклепий, фессалийский царь-врач, был реальным лицом [87, с. 108].

Сперва лечебные храмы посвящались обычным богам: Аполлону, Плутону (Аи­ ду) и другим. Кажется странным, что в Аполлоне греки видели не разбойника, а «бо­ га врачей и врача богов», но противоречие легко снимается, если вспомнить, «ор­ фическую реформацию»: жестоким был, вероятно, только Аполлон ранний, а покро­ вителем наук и искусств - поздний. Аполлон был прорицателем, и греки увязывали его врачебное искусство с этим умением (Диодор, V, 74). Затем, около -500 года, был обожествлен Асклепий, и лечебные храмы стали посвящать ему [39].

Вряд ли в разбойном деянии Аполлона с Коронидой можно видеть «первое ке­ сарево сечение», как иногда пишут (см. Примеч.100; по-моему, с тем же правом можно видеть в Зевсе-громовержце первого артиллериста, а в подвижных статуях из мифов - первый успех кибернетики.) Этот наивный эвгемеризм ныне вряд ли уместен. Лучше сопоставить рассечение трупа Корониды с другими рассечениями из мифов: например, Гефест рассек голову Зевса, чтобы оттуда вышла Афина в полном вооружении. Неужели это - первая трепанация?

Не проще, чем миф от науки, отчленить и храмовую медицину от научной. Что и говорить, науки (как мы ее понимаем) в храмах не было. И жрецы, и пациенты были уверены, что исцеление творит бог, являющийся к больным во сне, так что успех или неуспех зависит от магических приготовлений, молитв, жертвоприношений и от рас­ положения бога к больному. Записи об исцелениях велись и даже вывешивались на обозрение, но случаи невнимания бога к пациенту не считались интересными, так что ни о чем, похожем на медицинскую статистику, говорить не приходится. Ле­ карств, если не считать минерального источника (около которого храм всегда стро­ ился), в храмах тоже поначалу не было. Однако и в обычной (внехрамовой) медици­ не лекарства были отнюдь не обязательны.

Если книдская школа врачей (не путать с книдским асклепейоном) была основана на лекарствах и назначала их щедро и в столь больших дозах, каких нам, нынешним, не выдержать, то косская (тоже не путать с косским асклепейоном) была известна

145

Похожим образом гептадор членил голову. Очевидно, что тут смешаны (в нынеш­ них терминах) два подхода - строение и функция. (См. Примеч.101.) Но самое ин­ тересное, если вчитаться и вдуматься, рассуждение гептадора о семи частях жи­ вого. Как мы знаем из лекции 4,

«Живое существо (anima) также имеет семь частей. Тепло семидневного об­ разования семени и легче всего гибнущее за те семь дней, - то же, что в воз­ духе и в животных. Вторая - воздушный холод полезный. Третья - влага, разлитая по всему телу. Четвертая - землистая, кровь, нуждающаяся в пище. Пятая - горькая жёлчь, [от] нее много скорбных страданий в течение семи дней. Шестая - всякая сладкая пища, прибыток крови. Седьмая - всё соленое, уменьшение наслаждений».

Здесь нет четырех стихий (огонь, воздух, вода, земля), хотя явно есть поиск че­ го-то в этом роде. Налицо неумение группировать: неясно, что перечисляется - жидкости тела, виды пищи или внешние стихии? И всё же перед нами - первая по­ пытка научной классификации - не частей тела, а все-таки скорее его функций. Для гептадора это типично: смутная затравка какой-то мысли, у других натурфило­ софов выраженной ясно. Так, он не умел еще строить оппозиции (противопостав­ ления), поэтому не противопоставил тепло и холод, а просто записал их среди иных свойств живого. Историк науки Раймонд Прайер считал метод оппозиций первым рациональным методом [128], однако вот у гептадора мы видим рацио­ нальный метод еще старше: перечисление.

Пусть сами семерки и не кажутся нам, нынешним людям, серьезными находка­ ми (чего стоят хотя бы 7 частей тела - все внутренности, включая сердце, сочтены при этом одной частью, а половой член - двумя), но нельзя отрицать, что с их по­ мощью гептадор рассмотрел мир как некое единство. Меньшим, но тоже единст­ вом, являлся для него и человек, который, как видим, вплетен в единую ткань ми­ роздания. А это и есть тот взгляд на мир и человека, которым стала впоследствии знаменита гиппократова традиция.

Кстати, в первой книге трактата «Эпидемии», которую, как считают, написал сам Гиппократ, дана сложная классификация форм лихорадок, среди которых есть и семидневные, тогда как гептадор видел эту форму как единственную. В этом еще одно свидетельство того, что его трактат - ранний.

3. Пифагорейцы и медицина. От Алкмеона к Эмпедоклу

Вскоре числовой мистикой увлеклись пифагорейцы (возможно, через учение о седмицах), вскоре прямо заявившие, что числа правят миром (См. Примеч.102).

Пифагор около -540 года покинул родной Самос, не поладив с самосским тиранном Поликратом. Явившись в южноиталийский город Кротон, он произвел сво­ ей речью перед отцами города столь глубокое впечатление, что они собрали его слушать граждан, затем юношей, после них школьников и, наконец, даже женщин. (См. Примеч.103.) Вскоре Пифагор, не занимая никакой должности, стал самой влиятельной личностью города, а пифагорейская община фактически стала пра­ вить городом. Основанная им школа была замечательна во многих отношениях -

147

вую пару Алкмеон мог заимствовать у Анаксимандра, у него же мог взять и идею ба­ ланса (помните? У Анаксимандра части природы «выплачивают друг другу правозаконное возмещение»), 3 первые (главные) пары - у гептадора, а идею правильного перемешивания - у Элофала. Новым же, пифагорейским, у Алкмеона было то, что всё сущее предлагалось изучать через оппозиции и в рамках каждой искать числен­ ное равновесие (исономию).

Вскоре взгляды Алкмеона были блестяще развиты сицилийским поэтом и на­ турфилософом Эмпедоклом. Он тоже был врачом, но - жреческого типа, процве­ тавшего до него105): любил заклинания и эффектную позу.

«Эмпедокл - последний и, возможно, самый выдающийся представитель культурно-исторической эпохи архаики, принципиально отличной от эпохи античной классики» -

пишет О.Б. Федорова [ОФЧ, с. 25]. Мне остается напомнить, что первым извест­ ным нам автором был в этом ряду гептадор.

В поэме «О природе» Эмпедокл ввел еще одну оппозицию: любовь-вражда, что позволило ему построить интересную картину мира. Он признавал, что «четыре корня вселенной» (т.е. огонь, воздух, земля и вода) равноправны и существуют вечно, не переходя друг в друга. (В этом многие видят первый проблеск идеи хи­ мического элемента106.) На этой основе он провозгласил:

Но и другое тебе я поведаю: в мире сем тленном Нет никакого рожденья, как нет и губительной смерти:

Есть лишь смешенье одно с различеньем того, что смешалось, Что и зовут неразумно рождением темные люди.

Это значит, что Эмпедокл додумался до следующей мысли: материя неуничтожима, а видимые появления и исчезновения наблюдаемых тел являются лишь из­ менениями комбинаций одних и тех же сущностей.

Но почему их «миксис» приводит не к бестолковой мешанине, а к той природе, где части так хорошо пригнаны друг к другу, где есть столь многое, в том числе и люди? Потому, решил Эмпедокл, что подходящее соединяется с помощью миро­ вой Любви. Роль ее в разные исторические времена различна: в эпоху господства Вражды мир распадается, в эпоху Любви - соединяется, вплоть до полного едине­ ния в едином сферическом существе, которое в некоем смысле является мировым божеством (хотя и не вечно).

Это абстрактное божество явно взято у Ксенофана (см. п. 4 лекции 7). Мы, учил Эмпедокл, живем в промежуточную эпоху, и вражда немного преобладает.

Эмпедокл понимал, что одной Любви мало, что даже прекрасно соединенное ею может оказаться ни на что не годным. В прошлом было так:

Множество стало рождаться двуликих существ и двугрудых, Твари бычачьей породы с лицом человека являлись...

Женской природы мужчины, с бесплодными членами твари.

Но негодные гибли, а годные оставались жить. Опять, как и на лекции 6, мы ви­ дим некий «дарвинизм», и опять - без эволюции (нет перехода вида в вид). Встает