6. Общество в стихах Гесиода

59

Полубогами: они на земле обитали пред нами. Грозная их погубила война и ужасная битва.

ВКадмовой области славной они свою жизнь положили [...]

ВТрое другие погибли, на черных судах переплывши

Ради прекрасноволосой Елены чрез бездны морские. Многих в кровавых боях исполнение смерти покрыло.

Данную вставку в общеизвестный миф (о четырех веках - золотом, серебряном, медном и железном) ученые до сих пор избегали комментировать. Даже дотошный Элиаде лишь упомянул ее. Теперь же, после открытий, о которых шла речь на лек­ ции 2, смысл вставки достаточно ясен: описано крушение Микенской цивилизации (вероятно, именно ее Гесиод видел как идеальную). Оно началось еще до Троян­ ской войны, которая оказалась, как мы теперь знаем, лишь одним из его эпизодов. Крушение началось, по Гесиоду, с разрушения «Кадмовой области», т.е. Беотии, родины поэта. Очевидно, что Гесиод развил здесь те мрачные намеки Гомера на распад микенского мира, о которых мы говорили в п. 3 лекции 2. Тогда это было всем понятно, однако позже, когда исторические реалии были забыты, смысл встав­ ки оказался утраченным.

Гесиод, как видим, рассказал больше, чем Гомер.

7. Первые указания на космологию и астрономию

Космогония - это общее учение о происхождении мира, космология - о его строе­ нии, а астрономия - конкретная наука о движении небесных тел. Развивались они довольно независимо: если на Востоке изощренная астрономия уживалась с почти полным отсутствием науки о строении космоса (хотя и о нём был космогонический миф), то у греков долгое время (до Сократа включительно) было наоборот.

Мифы (вероятно, всех народов) содержат свою космогонию, но могут вовсе не иметь космологии. Связано это с той чертой раннего сознания, которую мифологи именуют тотальным генетизмом: незнание строения заменялось рассказом о про­ исхождении. Подробнее см. [Ч 2].

Первая дошедшая до нас космология родилась в Месопотамии и рисовала мир как «семь небес и семь земель». Ее след виден как в греческих, так и в иудейских мифах. Суть ее из дошедших текстов неясна, однако некоторые ее детали помогают понять ранних греческих космологов. Во-первых, она утверждала, что видимое нами небо не­ прозрачно и потому не видно, как солнце, достигнув горизонта, поворачивает вверх и возвращается на восток. Во-вторых, в каждом небе есть ворота для прохода богов и светил, а стало быть, можно допустить, что - и времён года46. Эти сведения нам по­

надобятся в п. 6 лекции 4.

Намёки на космологию историк науки Иван Рожанский нашел еще у Гомера: «мир, по Гомеру, состоит из двух половинок - верхней, светлой, и нижней, су­ мрачной. Живые люди обитают на поверхности земли, несколько выше плос­ кости, разделяющей мир на две половины; на таком же расстоянии от этой плоскости вниз, в глубинах земли, расположено царство мертвых - Аид. Ана­ логично этому Тартар расположен симметрично по отношению к верхней об-

60

ласти неба, которая служит местоприбыванием олимпийских богов», причем «небесная полусфера ... состоит из твердого металла» [86, с. 118].

В самом верху находится, по Рожанскому, «область, заполненная светлым, сияю­ щим, прозрачным эфиром». Это - Олимп; он в «Одиссее» чаще означает не гору, а наднебесный мир. Запомним это, ибо такое понимание нам еще встретится.

А Марина Вольф, как мифолог, увидела космос Гомера несколько иначе: «строение универсума мыслилось в виде двух полусфер, Урана и Тартара, со­ единенных между собой Океаном» [17, с. 118].

Эти картины не вяжутся, но такова жизнь. Мы к этому вернемся в п. 8 лекции 6. Гомер и Гесиод вместе дают также довольно ясную картину астрономии архаиче­

ской Греции. Им известны солнцестояния, т.е. день наивысшего и день наинизшего положения Солнца в полдень, но еще неизвестны равноденствия. Для целей навига­ ции герои Гомера смотрят на Медведицу (это - Большая Медведица, Малая еще не­ известна) как указующую на север. Гомер знал созвездия Орион, Гиады, Плеяды и Арктур (т.е. медвежатник) - нынешнее созвездие Волопас47. Гесиод добавил количе­ ственные наблюдения - например, что осенью окончание ночной видимости Плеяд знаменует конец навигации (Труды и дни, 519-522):

После того как ужасная мощь Ориона погонит

Снеба Плеяд и падут они в мглисто-туманное море,

Сяростной силою дуть начинают различные ветры.

На море темном не вздумай держать корабля в это время...

А вот стихи 679-681, о том, что мы называем фенологией:

Только что первые листья на кончиках веток смоковниц Станут равны по длине отпечатку вороньего следа, Станет тогда же и море для плаванья снова доступным.

Гесиод не назвал новых созвездий, зато объяснил, как пользоваться восходом и заходом звёзд и созвездий. Например, стихи 609-611 описывают осень:

Вот высоко среди неба уж Сириус стал с Орионом, Уж начинает Заря розоперстая видеть Арктура: Режь, о Перс, и домой уноси виноградные гроздья.

Перед нами первое в Греции упоминание гелиакического восхода светила (вос­ хода перед самым исчезновением его в солнечных лучах - см. Прим.48). Для срав­ нения: египтяне уже в глубокой древности пользовались датой гелиакического вос­ хода Сириуса для определения начала года и предвидения разлива Нила.

Традиция сообщает о поэме Гесиода «Астрономия», где, вероятно, были данные и о других заходах и восходах светил [Фра, с. 81], служивших, как мы только что ви­ дели, основой земледельческого календаря. Тем самым, Гесиод стал автором пер­ вого сочинения, содержавшего данные по горизонтнои астрономии (сама она гораздо старше - см. выше, п. 1, у Эсхила, а также Прилож. Д). Впрочем, основную часть «Астрономии» Гесиода составил, насколько можно судить по фрагментам [Небо...; Фра], пересказ мифов, касавшихся созвездий.

Замечательно, насколько Гесиод был уверен в истинности своих слов:

61

В жизнь я свою никогда по широкому морю не плавал, Раз лишь в Эвбею один...

На состязание в память разумного Амфидаманта [...] Гимном победу стяжав, получил я ушатый треножник [...] Вот лишь насколько я ведаю толк в кораблях многогвоздных, Все ж и при этом тебе сообщу я, что в мыслях у Зевса,

Ибо обучен я Музами петь несравненные гимны.

И поучительный тон, и уверенность в предопределении всего волей богов, и чув­ ство своей правоты в силу божественной избранности - всё это вполне традиционно, по-восточному. То же видим мы и у других ранних поэтов. Рациональный европейский дух, столь привлекающий нас в почти теоретических построениях Гесиода, медленно

итрудно пробивался через древние мистические формы.

Упоэтов начала -VI века видно больше космологии, чем астрономии. Вот описание движения Солнца. Мимнерм из Колофона (город к северу от Милета) пишет в годы молодости Фалеса о золотой чаше, в которой Гелиос (бог солнца и в то же время са­ мо Солнце) каждую ночь переплывает с запада на восток через Океан. У Мимнерма Гелиос подчинен чему-то вроде закона природы:

Гелию труд вековечный судьбою ниспослан на долю. Ни быстроногим коням отдых неведом, ни сам Он передышки не знает, едва розоперстая Эос

Из океанских пучин на небо утром взойдет.

Быстро чрез волны несется он в вогнутом ложе крылатом [...] Сладким покояся сном, из Гесперидской страны В край эфиопов. Восхода родившейся в сумерках Эос

Ждут с колесницею там быстрые кони его.

Эта вечная круговерть между колесницей (днем) и чашей (ночью) похожа на круг, но все же она не круг: как и днем, по небу, Солнце свершает здесь невидимый ноч­ ной путь через юг, через страну эфиопов (надо полагать, колесница возвращается по небу с запада на восток без седока и потому невидима). А ведь если бы оно хо­ дило по кругу, то, будучи видно в полдень на юге, оно должно бы проходить под землей через север. Это совсем очевидно для летних ночей, когда Солнце заходит на северо-западе и вскоре восходит на северо-востоке. Однако до круговых орбит грекам предстояло додуматься еще нескоро.

Сходно писал поэт Стесихор в Сицилии в дни старости Фалеса:

Гелиос, сын Гиперионов, в чашу вошел золотую, Чтоб, Океан переплывши широкий, достигнуть

Глубины обиталища сумрачной Ночи.

Появление света утром он, как и Гомер, и другие ранние греческие поэты, припи­ сывал не Солнцу, а богине утренней зари Эос. Отождествление дневного света с солнечным тоже придет позже. Упоминание же Ночи, древней богини, которая дав­ но уже не была объектом культа, можно отнести на счет влияния орфизма.