к которому относится большинство ранних северных рунических надписей. На это время приходится и англосаксонское завоевание Британии. К этому же времени, возможно, относится и проникновение скандинавских преданий в ингвеонскую среду, нашедших затем отражение в Беовульфе (ср. Нуӡеlāс — геатский, т. е. га- утский, конунг в Беовульфе—-из *Hugilaikař; повиди- мому, это Chochilaicus Григория Турского; если это так, то *Hugilaikař, известный как Нуӡеlāс в Беовульфе и как Chochilaicus у Григория Турского, жил в начале VI века). В эту эпоху общение между скандинавскими и ингвеонскими западногерманскими племенами было, повидимому, довольно оживленным и тесным, и пограничные диалекты тех и других племен должны были влиять друг на друга. Сохранение в эту эпоху ř, отличного от г, в диалектах англо-саксов (т. е. ингвеонов, выселявшихся в Британию) могло находить поддержку в этих скандинаво-ингвеонских связях V—VI веков.

§ 49. В прямом отношении к ротацизму находилось и так называемое западногерманское отпадение конечного -z.

Из предыдущего изложения можно видеть, что не только в скандинавских языках и в языке северных рунических надписей, но и в языках западногерманских ротацизм представлял собой очень длительный процесс. При этом на месте прежнего z в течение довольно долгого времени произносился тот или иной звук типа

ř, в известных отношениях близкий к старому r, но все же отличавшийся от него как особая фонема. Поскольку, таким образом, и западногерманский ротацизм выступает как развитие z > ř > r, в котором r не может рассматриваться как лишь кратковременно существовавший «переходный» звук на пути превращения z в г, постольку, естественно, возникает вопрос: было ли так называемое западногерманское отпадение -z действительно отпадением -z как такового, или это было отпадение уже -ř, развившегося из -z?

Ведь в самом деле, если после перехода ř > г отпадение было уже невозможно, так как старое -r со

83

хранилось и, следовательно, должно было бы сохраниться и совпавшее с ним новое r, то отпадение -ř как такового представляется вполне возможным. С фонетической точки зрения отпадение именно -ř наиболее вероятно: оно наиболее естественно объясняется с учетом характерных особенностей развития звуков в германских языках.

Изменение z в ř, поскольку при нем звук делается более «открытым» и сонорным, вообще, естественно, соединяется с ослаблением ртовой артикуляции. Для германских языков характерны особенно значительные различия по силе артикуляции, связанные с различиями в сонорности. Очень возможно, что уже в законе Вернера мы имеем дело с озвончением, связанным с ослаблением артикуляции согласных после безударных гласных, поскольку вполне вероятным представляется, что в германском произношении индоевропейский «тон» соединялся с (силовым) ударением, а «атоничность» совпадала с артикуляционным ослаблением: со слабо- ударностью или безударностью. Может быть прежний «тон» не столько соединялся с ударением, сколько заменялся им, а, соответственно этому, «атоничность» заменялась слабоударностью или безударностью: важно вообще развитие силовой дифференциации. Соединение ослабленного произношения с озвончением уже с полной несомненностью наблюдается в дальнейшей истории различных германских языков: достаточно напомнить озвончение фрикативных согласных и аффрикаты [ʧ] после безударных гласных в английском языке (ср. of, is, horses, Woolwich и пр. со звонкими конечными согласными на месте прежних глухих); изменение ɪnik,

þik, sik в mig, þig (dig), sig в скандинавских языках (с различными особенностями дальнейшего развития в отдельных языках); озвончение поствокальных согласных в датском языке, связанное с общим ослаблением произношения таких согласных (ср. вокализацию поствокального фрикативного g: веларного — в неслоговое и, палатального — в неслоговое i,— например, в skov [-ou] из skogh, в vej из vaeglɪ; вокализацию древнеда.тского посвокального v: havn и т. п.; превращение b, d, g из

84

p, t, к после гласных в дальнейшем в большинстве диалектов во фрикативные, а рр, tt, kk в интервокальном положении — в «глухие b, d, g», т. е. в глухие слабые, lenes: hoppe, dette, trykke). Далее следует обратить внимание на более долгое произношение гласных перед согласными соответственно степени сонорности последних, например, в английском языке (ср. mat, mad, man: последние два слова имеют обычно значительно более длительный гласный, чем первое, причем гласный в man большей частью произносится еще протяжнее, чем в mad,— при условии одинакового их положения в речи). Большая длительность гласного тесно связывается здесь с более слабой артикуляцией последующего согласного и тем самым является показателем относительной слабости произношения более звучных согласных. Наконец, нужно заметить, что случаи изменения звонких взрывных во фрикативные и звонких фрикативных в полугласные также свидетельствуют о значительно более слабом произношении согласных соответственно большей их звучности, зависящей в таких случаях от большей их «открытости». Некоторые примеры подобного изменения согласных в германских языках уже были приведены выше (в связи с озвончением согласных в датском языке).

В общем все сказанное здесь позволяет с достаточной уверенностью полагать, что переход z в ř в германских языках представлял собой явление, в котором ослабление артикуляции было одним из существенных моментов. Уже z как согласный звонкий должно было быть сравнительно слабо артикулируемым звуком; развившееся же из него г, как звук более сонорный ввиду большей «открытости», должно было оказаться одним из самых слабых согласных тех древнегерманских диалектов, в которых произошло изменение z в ř. Естественно, что наиболее слабо ř произносилось в исходе слова, если только в этом положении не происходило оглушение. На слабость конечных согласных указывает общегерманское отпадение многих согласных, даже глухих, в исходе слова (за исключением положения после краткого ударного гласного). Вместе с тем, про

85

изношение звонкого -z в конце слова свидетельствует о том, что звонкие и глухие шумные вообще различались в конечном положении в германских диалектах в эпоху, предшествующую началу ротацизма. Можно предполагать, что и после перехода z > ř оглушение (и усиление) конечных звонких (слабых) согласных в рассматриваемую эпоху в этих диалектах не имело места. Напротив, имеются указания на отсутствие такого оглушения (словоформы прошедшего времени типа да. band, дек. bant; двн. -t показывает на более раннее -d: если бы ко времени верхненемецкого передвижения согласных получилось -t, то в результате передвижения было бы уже не -t, а двн. аффриката -z [ts]).

Принимая особо ослабленное произношение ř в конечном положении в западногерманских диалектах, естественно предположить, что дальнейшее его развитие в сторону соноризации и вместе с тем ослабления приводило уже к его исчезновению, возможно, через фазу вокализации. Во всяком случае развитие -z>-ř> — (нуль) гораздо лучше соответствует всему тому, что мы знаем о звуковом развитии германских языков, чем непосредственное исчезновение -z как такового. Поскольку древнегерманское ř по своему характеру должно было быть более или менее похоже на современное южноанглийское r, постольку так называемое западно- германское отпадение -z следует, быть может, представлять себе в виде явления, в значительной мере подобного утрате конечного -r в южноанглийском (ср. *maiz > *māř > да. mā, с одной стороны, и да. mārа > mor(е) > на. more [mɔ:] — с другой).

Переход z > r в северноруническом и в собственно, скандинавских языках, так же как и в западногерманских, следует рассматривать как изменение в сторону ослабления. Однако здесь, в частности именно в скандинавских языках, конечное -ř не исчезало, а переходило далее в -r, т. е. совпадало со старым -r. Это отличие развития -ř в скандинавских диалектах от того, что мы наблюдаем в западногерманских, следует, думается, поставить в связь с известным в скандинавских языках древним оглушением конечных согласных, т. е.

86

с явлением, которое, как говорилось, было неизвестно в древнейшую эпоху развития западногерманских диалектов.

В отличие от -ř из -z, старое -r в общем сохранилось во всех древнегерманских языках. Следовательно, несмотря на свой сонорный характер, это -r было все- таки более сильным, чем западногерманское -ř ко времени отпадения. Нужно заметить и то, что старое -r удержалось в эпоху отпадения конечных зубных (—ие. -d, -t). Этим также подтверждается сравнительно сильное произношение старого -r. Предполагается, что такое произношение этого звука было связано с его вибрантным характером, которым оно отличалось от всех прочих согласных, а в частности — и от ř. Действительно, пока r произносилось как дрожащий (или ударный) согласный, должен был сохраниться некоторый определенный минимум энергии произношения, необходимый для вибрирования языка. При большем ослаблении r перестало бы быть вибрантом, оно существенным образом изменило бы свой специфический характер, утратило бы свое основное отличие от ř. Напротив, ослабление ř не вело к коренному изменению его отличия от старого r. Поэтому такое ослабление могло происходить без заметного, на каждом данном этапе, нарушения данного соотношения между ř и старым r. В процессе такого ослабления в благоприятных для этого условиях, а именно — в исходе слова, -ř постепенно стало значительно более слабым, чем -r, и, наконец, перестало произноситься. После этого отпадения -ř сохранение прежнего различия между ř и старым r уже не оправдывалось в достаточной мере: фонема г стала встречаться сравнительно редко, только внутри слова (в начальном положении ř вообще никогда не встречалось, а в конечном положении оно отпало). Вероятно поэтому ř в западно- германских диалектах не продержалось так долго, как в скандинавских языках, в качестве отличной от r фонемы: там, где оно первоначально еще сохранялось после отпадения в исходе слова (а также и после ассимиляции и исчезновения в некоторых особых случаях внутри слова), оно затем стало заменяться через более

87

обычное r, которое употреблялось во всех положениях в слове. Внутри слова ř, несомненно, не было таким слабым, как в конечном положении ко времени отпадения, и поэтому здесь его отличие от старого r было сравнительно небольшим. Это облегчало его совпадение в дальнейшем со старым r или, вернее, его замену через это последнее.

Итак, если рассматривать ротацизм в германских языках как длительный, постепенно развивающийся процесс, проходящий две основные фазы — z > ř и ř > г, и при этом понимать так называемое отпадение -z в западногерманских языках как собственно отпадение -ř (из -z), то оба эти явления никак нельзя отрывать друг от друга. Западногерманское отпадение -ř оказывается как бы вплетенным в ротацизм: оно предполагает начало этого последнего (прохождение его первой фазы: z > ř) и вместе с тем, вероятно, представляет собой явление, способствовавшее завершению этого процесса (прохождению второй его фазы: ř > r). Таким образом, развитие старого германского z следует представить себе в таком виде:

1) Начало ротацизма, его первая фаза: z > ř в скандинавских и западногерманских диалектах — при сохранении z в готском (с переходом там конечного -z в -s). 2) Отпадение -ř в западногерманских языках — при его сохранении в скандинавских (вне связи с сохранением -s из -z в готском; также и западногерманское отпадение -ř — вне связи с известными случаями отпадения -z или -s в готском: ср. г. waír). 3) Завершение ротацизма, его вторая фаза: ř > r — сначала в западногерманской, затем в скандинавской языковой группе, вероятно, уже независимо от этого явления в западногерманских языках (тогда как первую фазу ротацизма, может быть, следует рассматривать как реально единое явление, отражающее старые скандинаво-западногерманские исторические связи).

Приняв во внимание более или менее вероятную и достоверную хронологию всех этих явлений, можно более наглядно представить соотношение между ними следующим образом:

88