Часть 2.

Философы XVII века.

Глава 1.

Философия Френсиса Бэкона

§. 1. Биография

Френсис Бэкон является одним из основоположников новоевропейской философии. Но констатация этого факта тотчас облекает Бэкона в медные одежды и водружает его на постамент… и он остается там - монументальный и чуждый проходящему мимо современному человеку. А между тем, Бэкон - один из тех, кто создал мир и образ мыслей современного человека.

Френсис Бэкон родился в Лондоне в 1561 году в высокопоставленной семье. Его отец был лордом-хранителем печати при королеве Елизавете. Это весьма высокий пост, который в современных терминах можно обозначить как «глава администрации президента». Бэкон получил прекрасное образование. Карьера его могла бы быть стремительной. Но к моменту начала карьеры Френсиса, его отец умер. И Бэкону пришлось начинать с нуля. Человек он был беспринципный и, потому, готов был прибегнуть ко многому ради своего карьерного роста.

Констатируя факт беспринципности Бэкона, я несколько нарушаю каноны устоявшегося биографического жанра. Книга, сообщающая читателю о мыслях и деяниях великого человека, должна, как полагают многие, представлять его в положительном свете. Читатель должен укрепить свою добродетель и «дум высокое стремление» на примере великих деяний великого человека. Но я предпочитаю поучению истину и потому честно констатирую беспринципность Бэкона.

Для успешной карьеры Ф. Бэкон нуждался в солидном покровителе. И такого покровителя он обрел в лице фаворита королевы, графа Эссекса. Десять лет граф удостаивал Френсиса дружбой и покровительством. Но в 1601 году граф Эссекс впал в немилость, и был, по распоряжению королевы, подвергнут судебному преследованию. Целью этого преследования была казнь обвиняемого. Но к несчастью для королевы Елизаветы, она правила Англией – страной, которая к тому времени уже несколько сот лет гордилась своей приверженностью закону и принципу неприкосновенности личности. Она не могла заявить, подобно Ивану Грозному: кого хочу - казню, кого хочу – милую.

Это, кстати, весьма удивляло и возмущало Ивана Грозного. Он так и написал королеве Елизавете: «Мы думали, что ты в своем государстве государыня и сама владеешь и заботишься о своей государевой чести и выгодах для государства, - поэтому мы и затеяли с тобой эти переговоры, но, видно, у тебя, помимо тебя, другие люди владеют, и не только люди, а мужики торговые (намек на парламент – Ч. С.), и не заботятся о наших государских головах и о чести и о выгодах для страны, а ищут твоей торговой прибыли. Ты же пребываешь в своем девическом звании, как всякая простая (в подлиннике – «пошлая» - Ч. С.) девица». (30. С. 106)

Судебный процесс по делу графа Эссекса зашел в тупик и грозил совершенно развалиться. Но дело спас Френсис Бэкон. Его изощренный ум и прекрасное знание юриспруденции позволили успешно обвинить его бывшего покровителя в государственной измене. Граф был казнен, а карьера Бэкона пошла в гору. Уже при Якове I Бэкон становится лордом-хранителем печати, а затем лордом-канцлером (сегодня этот пост обозначили бы, примерно, как «премьер-министр»). Бэкон мог считать, что главная цель его жизни достигнута – он не только обрел должность, принадлежавшую его отцу, но и возвысился над ней.

Но в 1621 году произошла катастрофа. Френсис Бэкон был обвинен парламентом в коррупции. Бэкон был приговорен к огромному штрафу и тюремному заключению в Тауэре. Ему навсегда было запрещено заниматься государственной деятельностью. Он изгонялся из парламента и не имел права присутствовать при дворе. Впрочем, король отменил штраф и почти сразу освободил Бэкона из заключения.

Некоторые биографы Бэкона стыдливо пытаются намекнуть, что Бэкон был невиновен. Якобы он взял на себя вину вышестоящих. Заявление несколько странное, поскольку выше Бэкона был лишь король. Мне кажется, что не стоит стыдливо замалчивать истину, а разумно понять личность этого человека, а, значит, и характер эпохи, его породившей, во всей ее аутентичной специфике.

Бэкон был принужден удалиться в свои поместья, где и посвятил себя занятию наукой. Скончался философ в 1626 году. Обстоятельства его смерти весьма любопытны, ибо прекрасно характеризуют облик философа-ученого того времени. Френсис Бэкон «погиб» как «мученик науки». Дело в том, что однажды ему пришла в голову весьма занятная идея относительно способов сохранения мяса. В то время проблема хранения мяса стояла очень остро. Представьте, что вы – фермер XVI в. Вы привезли в жаркий летний день свинину на городской рынок. К концу торгового дня эта свинина протухает. Если же вы мореплаватель, то дело обстоит совсем плохо. Солонина, которую вы погрузили на корабль, очень скоро начинает кишеть червями, но вы не можете ее выбросить, а принуждены есть, поскольку, в противном случае, умрете от голода.

Френсис Бэкон предположил, что мясо может сохраняться дольше, если его замораживать. Если бы он был средневековым ученым, то годами медитировал бы над этой проблемой, пытаясь обнаружить истину в текстах древних. Но, как представитель науки нового типа, он считал разумным поставить эксперимент. Закапывая в снег тушку цыпленка, Бэкон получил воспаление легких и скоропостижно скончался.

Не стоит думать, что философией и наукой Бэкон занялся лишь в ссылке. Всю свою жизнь он успешно сочетал государственную службу, бюрократические интриги с интеллектуальными занятиями. Бэкон является одним из самых видных представителей культуры Англии XVI века. Должно быть, вам известны предположения некоторых историков, что Шекспир не является автором шекспировских пьес. На вопрос же: а кто автор? - называют несколько имен. Френсис Бэкон - первый в этом списке.

§. 2. Философия

Обозревая современное ему состояние наук, Бэкон удрученно констатирует, что они пребывают в весьма жалком состоянии: в них нет системы, они полны умозрения, и истинные суждения так перемешаны с ложными, что невозможно отделить одно от другого. «Ни в логике, ни в физике в понятиях нет ничего здравого. "Субстанция", "качество", "действие", "страдание", даже "бытие" не являются хорошими понятиями; еще менее того - понятия: "тяжелое", "легкое", "густое", "разреженное", "влажное", "сухое", "порождение", "разложение", "притяжение", "отталкивание", "элемент", "материя", "форма" и прочие такого же рода. Все они вымышлены и плохо определены». (1. Т. 2, С. 14)

Соответственно, Бэкон формулирует проект «Великого восстановления наук». «Тщетно ожидать большого прибавления в знаниях от введения и прививки нового к старому. Должно быть совершено обновление до последних основ, если мы не хотим вечно вращаться в круге с самым ничтожным движением вперед». (1. Т. 2. С. 17)

Почему проект «восстановления»? В XVI веке еще не существовало понятия «прогресс», это изобретение XVIII века - лишь тогда мыслящие умы констатировали, что европейская цивилизация достигла уровня, не имеющего аналогов в древности. Для обозначения этого факта возникает понятие «прогресс». В XVI же веке Античность все еще рассматривалась, как некое высшее состояние, которое было утеряно в Средние века и, которое необходимо достичь вновь. Именно поэтому речь идет о «Великом восстановлении». Забавно, что Бэкон, создавая основу для европейского прогресса, сам этого не осознает и осмысливает свою деятельность в терминах эпохи Возрождения.

Бэкон прекрасно видит, что поставленная им цель не нова. Ее ставили и другие. Но они не достигли своей цели. Бэкон же уверен в успехе, ибо он обладает «секретным оружием», усовершенствованной методологией, сердцевина которой - опыт. «Ни голая рука, ни предоставленный самому себе разум не имеют большой силы. Дело совершается орудиями и вспоможениями, которые нужны разуму не меньше, чем руке. И как орудия руки дают или направляют движение, так и умственные орудия дают разуму указания или предостерегают его». (1. Т. 2. С. 12)

Френсис Бэкон считает, что лишь знание, основанное на опыте, может быть точным и строгим. «Самое лучшее из всех доказательств есть опыт, если только он коренится в эксперименте». (1. Т. 2. С. 34) Таким образом, Бэкон является основоположником эмпиризма. Эмпиризм – это философское течение XVII - XVIII веков, которое рассматривает опыт, в качестве основного источника познания мира. Фактически, Бэкон реабилитирует опыт, которым столь долго и столь неразумно пренебрегала древность.

Опытное, эмпирическое знание предполагает, в качестве своего источника, две процедуры: наблюдение и эксперимент. Античность и Средние века знали лишь наблюдение, но, поскольку наблюдение, в отличие от эксперимента, часто вводит нас в заблуждение, древние не решались рассматривать чувственное, эмпирическое знание как нечто самоценное. Оно оказывалось вспомогательным, поскольку всякий раз нуждалось в проверке разумом. В Средние века значимость эмпирического знания умалилась еще больше, ибо главный объект познания - Бог, не дан нам в чувственном восприятии. Подлинная реабилитация опыта происходит лишь в XVI веке.

Леонардо да Винчи, Галилей и Френсис Бэкон – люди, которые открыли экспериментальный метод и настояли на значимости эмпирического познания. Бэкон не раз подчеркивает, что разум – это такая птица, которая норовит оторваться от всего земного и унестись в неведомые дали на крыльях пустого умозрения. Чтобы воспрепятствовать этому, «…человеческому разуму надо придать не крылья, а, скорее, свинец и тяжести, чтобы они сдерживали всякий его прыжок и полет» (1. Т. 2. С. 61). Лишь проверяя каждое наше суждение экспериментом и наблюдением, мы сможем получить истинную науку.

Реабилитация научного значения опыта была бы невозможна вне рамок капиталистической цивилизации. Интеллектуальная сфера аграрных обществ, стреноженных жестким сословным расслоением, чужда практики и эксперимента. И то и другое слишком тесно связано с трудом и коммерческим интересом. Интеллектуалы же аграрных обществ, как правило, являются либо выходцами из высших классов, либо ориентируются в своей деятельности на эти высшие классы. И именно поэтому они оказываются «заражены» презрением аграрной элиты к труду и к коммерции. Труд и желание извлечь прибыль – первый признак человека из плебейского сословия. Благородный человек выше торгашеской корысти и необходимости зарабатывать свой хлеб трудом. Он добывает средства к существованию не трудом и торговлей, но мечом. Жрецы также разделяют этот предрассудок, ибо стремятся приблизиться в своем статусе к положению благородного сословия. Свой хлеб они зарабатывают молитвой и служением Богу.

Лишь капитализм порождает идею благородства труда и коммерческого интереса. В капиталистическом обществе практика, труд и прибыль становятся критериями личности. Заслуживает уважения лишь тот, «кто сделал себя сам». Нет ничего благородного в праздности аристократов, которые лишь волей случая (рождения) приобрели знатность. Истинное благородство присуще лишь тому, кто умом, талантом и трудом возвысился до высокой доли.

Это изменение отношения к труду и практике непосредственно повлияло и на деятельность ученых. Человек, который днями «торчит» в лаборатории, который облачен в фартук и перчатки, который непрерывно что-то конструирует и возится с различными приборами, очень похож на ремесленника или высококвалифицированного мастера. Такой человек вызывает презрение у аристократа и уважение у капиталиста, особенно если его деятельность приносит хороший доход⁷.

Но совершенно очевидно, что такая истинная наука будет знанием лишь об этом, нашем, мире. Для современного человека это естественно. Но оно естественно для него потому, что Бэкон сформулировал этот проект, а последующее развитие цивилизации этот проект поддержало. Для средневекового ученого подобная постановка вопроса бессмысленна, если не кощунственна. Божественное – единственный предмет, который должен занимать науку. Задача человека - отвернуться от мирского и обратиться к Божественному. Знание, которое мешает этому, есть дьявольское наущение. Безусловно, не стоит думать, что средневековый человек в своей массе успешно реализовывал это требование. Человек всегда остается человеком. И повседневный человек Средневековья почти всегда интересовался скорее мирским, нежели божественным. Но делал он это неофициально и весьма стыдился этого, когда ему напоминали его христианском долге.

Это весьма любопытный момент. С самого возникновения цивилизаций культура редко охватывает, осознает (полностью или частично) и благословляет все стороны человеческой жизни. Как правило, она настаивает на одних человеческих проявлениях и подавляет другие. Те человеческие проявления, которые разрешены культурой, получают в рамках этой культуры вербальное (словесное) озвучивание. Культура старательно выписывает программы подобного поведения. Те же человеческие проявления, которые оказываются под запретом, не находят своего текстуального оформления в рамках культуры. Человек все равно делает то, что он делал, но он либо стыдится этого и, стыдясь, прикрывает это официально разрешенными текстами, либо делает, но не может развернуто озвучить, а, значит, и осознать происходящее. Естественно, что подобное положение тотально тормозит развитие практик, не одобряемых господствующей культурой.

Таким образом, в рамках средневековой науки и философии не существовало оформленных программ, обосновывающих и продвигающих практику познания реального мира. И именно такую программу пытается создать Френсис Бэкон. Он заявляет, что нам необходимо истинное знание о Природе. И это знание необходимо нам, чтобы эту природу покорить. Бэкон – первый философ, который формулирует проект научно-технического освоения и покорения мира. Его знаменитый лозунг: « Знание – сила» - стал лейтмотивом современной технической цивилизации.

Итак, Бэкон стремится создать новую истинную науку. Помимо строгости, точности и практической применимости, эта наука обладает еще и демократичностью и общедоступностью. Бэкон специально подвергает критике магическую практику, весьма распространенную и востребованную в его время. Правда, судя по всему, он сам практиковал магию. В этом нет ничего удивительного. Для современного ума магия, алхимия, астрология и прочее - противоположны научному знанию. Но этот взгляд сформировался лишь в XVIII веке. Философы и ученые XVI - XVII веков не видели особых противоречий между наукой и магией. Магия воспринималась скорее как часть науки. Именно такие люди как Френсис Бэкон как раз и сформулировали тот стандарт научного знания, который позволил в последующем отделить магические практики от практик научных.

По мнению Бэкона, недостаток магии состоит в том, что ее утверждения, действия и результаты с трудом подвергаются эмпирической проверке. Кроме того, магия выступает как тайное, закрытое знание, доступное немногим. Суждения же новой науки прозрачны, эмпирически и рационально наглядны и доступны пониманию любого трезвомыслящего человека. Любой человек может через тренировку своих познавательных способностей приобщиться к плодам науки и использовать их себе во благо. Магия же – знание для немногих. Наука – знание для всех. Именно поэтому магия стремиться к сокрытию своих тайн, наука же – к распространению своих знаний. В этом отношении, задолго до эпохи Просвещения, Бэкон выступает как один из первых европейских просветителей.

Основой новой науки является эмпирическое знание. Соответственно, Бэкон детально и подробно исследует это знание. И, в частности, особое внимание он обращает на метод индукции.

В логике существует несколько видов умозаключений. Важнейшие из них - дедуктивный и индуктивный. Дедукция – это движение от общего к частному. Вот пример простейшей дедукции: посылка первая – все люди смертны; посылка вспомогательная – Сократ человек; вывод – Сократ смертен.

Индукция – это движение (восхождение) от частного к общему. Если использовать для примера предыдущее умозаключение, то выглядеть это будет так: посылка первая - X умер, Z умер, Y умер и так далее; посылка вторая – X, Z, Y и т. д. – люди; вывод – все люди смертны.

Этот пример, при всей его простоте, прекрасно демонстрирует неразрывную связь эмпирического, опытного знания и индукции. В опыте мы всегда сталкиваемся с частными явлениями, и, лишь изучив их, делаем общее умозаключение. И этот же пример прекрасно иллюстрирует фундаментальную проблему индуктивного метода. Именно эта проблема породила альтернативное эмпиризму течение рационализм, и именно эта проблема, в итоге, погубила эмпиризм, превратив поздних эмпиристов в скептиков, то есть людей, сомневающихся в познании.

В самом деле, как видно из вышеприведенного примера, мы исследовали лишь ограниченное количество случаев - мы констатировали смертность лишь некоторого количества людей. Но вывод мы делаем относительно всех людей. Такая индукция называется неполной. Это неизбежно: у нас нет возможности констатировать смертность всех представителей рода человеческого. Нет возможности хотя бы потому, что для окончательной и полной констатации необходима смерть констатирующего, если, конечно, констатирующий не является инопланетянином или искусственным разумом. Следовательно, наш вывод о том, что все люди смертны, является достаточно смелым прыжком от ограниченного набора случаев к всеобщему правилу. С точки зрения строгого доказательства, мы не имеем права делать это прыжок, поскольку мы не можем поручиться, что нет исключений.

Таким образом, эмпирическое знание почти всегда оказывается знанием вероятностным. Но Бэкон желает построить абсолютно истинную науку! Это противоречие так и не было разрешено им, и вряд ли оно вообще может быть кем-либо разрешено. Современная наука относится к такому характеру своего знания достаточно спокойно, но в XVII - XVIII веках эта проблема служила неисчерпаемым источником для философских споров.

Другим весьма интересным местом в системе Бэкона является так называемая теория «идолов». Иногда ее еще называют теорией «призраков». Это весьма любопытная и все еще актуальная теория. Дело в том, что Бэкон, размышляя об источниках заблуждения, обнаруживает, что главный из них – несовершенство познающего. «Человеческий разум не сухой свет, его окропляют воля и страсти, а это порождает в науке желательное каждому. Человек скорее верит в истинность того, что предпочитает. Он отвергает трудное — потому что нет терпения продолжать исследование; трезвое — ибо оно неволит надежду; высшее в природе—из-за суеверия; свет опыта — из-за надменности и презрения к нему, чтобы не оказалось, что ум погружается в низменное и непрочное; парадоксы — из-за общепринятого мнения». (1. Т. 2. С. 22)

«Но в наибольшей степени запутанность и заблуждения человеческого ума происходят от косности, несоответствия и обмана чувств, ибо то, что возбуждает чувства, предпочитается тому, что сразу чувств не возбуждает, хотя бы это последнее и было лучше» (1. Т. 2. С. 22)

Человек, не отягощенный образованием, полагает, что для познания мира вполне достаточно широко открыть глаза и навострить уши, и истинное знание будет само рождаться в его голове. Но это не так. Бэкон обнаруживает, что широко открытые глаза могут не видеть, а навостренные уши могут не слышать. Либо же дело может обстоять еще хуже. И глаза, и уши могут воспринимать совсем не то, что есть в действительности. Виной тому предрассудки или, иначе говоря, установки, имеющиеся в уме познающего. Эти предрассудки Бэкон и называет цветистым словом «идолы».

Эта изощренность бэконовского языка является неисчерпаемым источником студенческих конфузов на экзамене и моего веселья. Часто плохо подготовленный студент помнит о том, что у Бэкона есть теория идолов, но не помнит в чем ее суть. Особенно его смущает другое наименование (другой перевод) – «теория призраков». В итоге, на мои провокационные вопросы: не идет ли речь об идолах полинезийцев, или, возможно, Бэкон размышляет о тени отца Гамлета? – я получаю самые удивительные ответы.

Теория «идолов» - это теория, исследующая предрассудки человеческого ума, совращающие этот ум с пути истины на путь заблуждения.

«Что же касается опровержения призраков, или идолов, то этим словом мы обозначаем глубочайшие заблуждения человеческого ума. Они обманывают не в частных вопросах, как остальные заблуждения, затемняющие разум и расставляющие ему ловушки; их обман является результатом неправильного и искаженного предрасположения ума, которое заражает и извращает все восприятия интеллекта. Ведь человеческий ум, затемненный и как бы заслоненный телом, слишком мало похож на гладкое, ровное, чистое зеркало, неискаженно воспринимающее и отражающее лучи, идущие от предметов; он скорее подобен какому-то колдовскому зеркалу, полному фантастических и обманчивых видений» (1. Т. 1. С. 307)

Название этой теории столь замысловато по той же причине, по какой вещи XVI века отягощены множеством украшений. Стандартизированное машинное производство массовой продукции приучило современного человека к простоте и функциональности окружающих его вещей. Это простота и функциональность отражается и в его языке. Во времена же Бэкона «декоративный элемент» языка являлся необходимым компонентом хорошей философии. Кроме того, надо признать, что термин «идол» (или «призрак») хорошо передает суть этой теории. Идол или призрак – это нечто, что внушает нам опасения, если не страх, и тем влияет на наше поведение. То же и предрассудки ума – они властно влекут нас от истины на путь заблуждения.

Бэкон выделяет четыре класса идолов. «Идолы и ложные понятия, которые уже пленили человеческий разум и глубоко в нем укрепились, так владеют умом людей, что затрудняют вход истине, но, если даже вход ей будет дозволен и предоставлен, они снова преградят путь при самом обновлении наук и будут ему препятствовать, если только люди, предостереженные, не вооружатся против них, насколько возможно. Есть четыре вида идолов, которые осаждают умы людей. Для того чтобы изучать их, дадим им имена. Назовем первый вид идолами рода, второй - идолами пещеры, третий - идолами площади и четвертый - идолами театра. Построение понятий и аксиом через истинную индукцию есть, несомненно, подлинное средство для того, чтобы подавить и изгнать идолы. Но и указание идолов весьма полезно…» (1. 2. С. 18)

1. Идолы рода. Речь идет об ограниченности человеческой природы. Человеческий ум склонен принимать желаемое за действительное, он не любит признавать неприятное он склонен к ошибкам и искажениям. В качестве примера достаточно вспомнить о том, как часто человек воспринимает конструктивную критику как злобное нападение на собственную персону. «Идолы рода находят основание в самой природе человека, в племени или самом роде людей, ибо ложно утверждать, что чувства человека есть мера вещей… Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде». (1. 2. С. 18)

2. Идолы пещеры. «Идолы пещеры суть заблуждения отдельного человека. Ведь у каждого помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы. Происходит это или от особых прирожденных свойств каждого, или от воспитания и бесед с другими, или от чтения книг и от авторитетов, перед какими кто преклоняется, или вследствие разницы во впечатлениях, зависящей от того, получают ли их души предвзятые и предрасположенные или же души хладнокровные и спокойные, или по другим причинам. Так что дух человека, смотря по тому, как он расположен у отдельных людей, есть вещь переменчивая, неустойчивая и как бы случайная. Вот почему Гераклит правильно сказал, что люди ищут знаний в малых мирах, а не в большом или общем мире». (1. 2. С. 19)

Я очень люблю этот раздел. Для дела познания этот призрак наиболее опасен. Этот «вирус» повсеместен и всемогущ. Речь идет о склонности человека судить обо всем на свете по меркам своей пещеры. Чаще всего свой образ жизни, свою семью, свою культуру человек рассматривает как образец истинного и правильного. Эта пещера воспринимается им как Вселенная. Образ же жизни других людей или иные культуры воспринимаются им как задворки, если не как клоаки его пещеры. Если вы прислушаетесь к тому, как люди характеризуют других, то заметите, что часто современный человек восклицает: «Он ненормальный!», - или – «Я же нормальный человек!». Норма здесь как раз и отражает обычай пещеры. Все же, что отличается от обычаев этой пещеры, воспринимается как ненормальность, злонамеренное извращение или даже как дьявольские происки. Внимательно понаблюдав за окружающими, вы обнаружите, что от идолов пещеры не свободны ни ваши близкие, ни ваши дальние. Вам достаточно включить телевизор, и вы увидите, как политик озвучивает призраки своей пещеры в полной уверенности в том, что он выступает глашатаем Истины.

3. Идолы рынка (площади). «Существуют еще идолы, которые происходят как бы в силу взаимной связанности и сообщества людей. Эти идолы мы называем, имея в виду порождающее их общение и сотоварищество людей, идолами площади. Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы. Поэтому плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум. Определения и разъяснения, которыми привыкли вооружаться и охранять себя ученые люди, никоим образом не помогают делу. Слова прямо насилуют разум, смешивают все и ведут людей к пустым и бесчисленным спорам и толкованиям». (1. 2. С. 19)

«Наиболее же тягостны идолы площади, проникающие в человеческий разум в результате молчаливого договора между людьми об установлении значения слов и имен. Ведь слова в большинстве случаев формируются исходя из уровня понимания простого народа и устанавливают такие различия между вещами, которые простой народ в состоянии понять; когда же ум более острый и более внимательный в наблюдении над миром хочет провести более тщательное деление вещей, слова поднимают шум, а то, что является лекарством от этой болезни (т. е. определения), в большинстве случаев не может помочь этому недугу, так как и сами определения состоят из слов, и слова рождают слова. И хотя мы считаем себя повелителями наших слов и легко сказать, что "нужно говорить, как простой народ, думать же, как думают мудрецы"; и хотя научная терминология, понятная только посвященным людям, может показаться удовлетворяющей этой цели; и хотя определения (о которых мы уже говорили), предпосылаемые изложению той или иной науки (по разумному примеру математиков), способны исправлять неверно понятое значение слов, однако все это оказывается недостаточным для того, чтобы помешать обманчивому и чуть ли не колдовскому характеру слова, способного всячески сбивать мысль с правильного пути, совершая некое насилие над интеллектом, и, подобно татарским лучникам, обратно направлять против интеллекта стрелы, пущенные им же самим. Поэтому упомянутая болезнь нуждается в каком-то более серьезном и еще не применявшемся лекарстве» (1. 1. С. 309 – 310)

«Но тягостнее всех идолы площади, которые проникают в разум вместе со словами и именами. Люди верят, что их разум повелевает словами. Но бывает и так, что слова обращают свою силу против разума. Это сделало науки и философию софистическими и бездейственными. Большая же часть слов имеет своим источником обычное мнение и разделяет вещи в границах, наиболее очевидных для разума толпы. Когда же более острый разум и более прилежное наблюдение хотят пересмотреть эти границы, чтобы они более соответствовали природе, слова становятся помехой. Отсюда и получается, что громкие и торжественные диспуты ученых часто превращаются в споры относительно слов и имен, а благоразумнее было бы (согласно обычаю и мудрости математиков) с них и начать для того, чтобы посредством определений привести их в порядок. Однако и такие определения вещей, природных и материальных, не могут исцелить этот недуг, ибо и сами определения состоят из слов, а слова рождают слова, так что было бы необходимо дойти до частных примеров, их рядов и порядка, как я скоро и скажу, когда перейду к способу и пути установления понятий и аксиом» (1. Т. 2. С. 25)

4. Идолы театра. «Существуют, наконец, идолы, которые вселились в души людей из разных догматов философии, а также из превратных законов доказательств. Их мы называем идолами театра, ибо мы считаем, что, сколько есть принятых или изобретенных философских систем, столько поставлено и сыграно комедий, представляющих вымышленные и искусственные миры…». (1. 2. С. 19).

«Идолы театра или теорий многочисленны, и их может быть еще больше, и когда-нибудь их, возможно, и будет больше. Если бы в течение многих веков умы людей не были заняты религией и теологией и если бы гражданские власти, особенно монархические, не противостояли такого рода новшествам, пусть даже умозрительным, и, обращаясь к этим новшествам, люди не навлекали на себя опасность и не несли ущерба в своем благосостоянии, не только не получая наград, но еще и подвергаясь презрению и недоброжелательству, то, без сомнения, были бы введены еще многие философские и теоретические школы, подобные тем, которые некогда в большом разнообразии процветали у греков. Подобно тому как могут быть измышлены многие предположения относительно явлений небесного эфира, точно так же и в еще большей степени могут быть образованы и построены разнообразные догматы относительно феноменов философии. Вымыслам этого театра свойственно то же, что бывает и в театрах поэтов, где рассказы, придуманные для сцены, более слажены и красивы и скорее способны удовлетворить желания каждого, нежели правдивые рассказы из истории». (1. 2. С. 27)

Этот род предрассудков особенно раздражает Бэкона. Выделяя этот класс, он фактически производит нападение на всю древнюю и средневековую философию. Идолы театра – это предрассудки, связанные в верой в авторитет. Если вы вдумаетесь, то обнаружите, что эпитет Бэкона весьма тонко схватывает одну из сторон этого феномена. Очень часто авторитет прибегает к внешним атрибутам, как то: ученая или судейская мантия, величественная поза, непонятный язык, пухлые ученые тома. Все это - театральное представление, которое призвано убедить окружающих в уме, глубине, компетентности авторитета.

Авторитет раздражает не одного только Бэкона. Новой науке при своем рождении приходилось яростно отстаивать право на свое существование в борьбе с наукой средневековой. А авторитет Аристотеля или Библии – это краеугольный камень средневековой науки. Фактически, Бэкон заявляет, что есть лишь один источник подлинного знания – опыт и разум. Авторитет скорее убивает истину, нежели ее гарантирует.

Теория «идолов» Френсиса Бэкона положила начало масштабным изысканиям новоевропейских философов в области теории познания. По этому пути двигалось большинство последующих философов. В этом отношении, вполне можно провести прямую линию между теорией идолов Френсиса Бэкона и изысканиями Иманнуила Канта в области способностей и границ человеческого разума.