Глава 2.

Марксизм

§. 1. Биография Карла Маркса

Основатель марксизма – Карл Генрих Маркс родился в 1818 году в городе Трире, в семье достаточно состоятельного юриста еврейского происхождения. Он учился в Боннском университете, затем в Берлинском университете. Степень же доктора философии получил в Йенском университете. Поскольку Карл Маркс придерживался революционных взглядов, у него не было возможности и желания сделать карьеру юриста или университетского преподавателя. В качестве поприща он выбрал журналистику. Но его радикальные статьи в защиту трудящихся вызвали недовольство властей, и Карл Маркс вынужден был покинуть страну. С 1843 Маркс живет сначала в Париже, потом в Брюсселе. В 1849 Маркс переселяется в Лондон и пребывает там до самой смерти. Еще в Германии Маркс познакомился с Фридрихом Энгельсом, в котором нашел единомышленника, верного друга и соратника по революционной борьбе.

Вся жизнь Карла Маркса была посвящена революции и науке. Поэтому неудивительно, что в его произведениях наука и революция слились в единый сплав. При этом сам Маркс полагал, что его научные изыскания являются надежным фундаментом его революционной доктрины. Он его друг Энгельс считали, что они создали так называемый «научный социализм».

Основная идея здесь в том, что предшествующие социалисты, и даже социалисты-современники Маркса, формулируют свои взгляды как надежду на «светлое будущее». Лишь Маркс якобы придал идее «светлого будущего» научное основание и строго доказал его неизбежность. Подобная уверенность нашла широкий отклик в сердцах многочисленных интеллектуалов всего мира и сослужила марксизму двойственную службу. С одной стороны, политическая ангажированность марксистской философии сделала ее крайне популярной и весьма влиятельной. С другой стороны, эта ангажированность сильно подпортила репутацию Маркса и породила весьма нездоровую обстановку вокруг этой фигуры. В силу этого рассуждать о марксизме весьма затруднительно. Как только вы поминаете имя Маркса, то тотчас со всех сторон появляются люди двоякого толка. Одни волокут бочки с медом, с тем, чтобы обмазать им фигуры «основоположников, классиков марксизма», другие волокут с той же целью огромные бочки дегтя. Если бы не политическая ангажированность Маркса, то, вне всякого сомнения, он занял бы почетное и ни кем не оспариваемое место, в ряду философов XIX века.

Я полагаю, что судьбы Маркса и его друга Энгельса являются прекрасным примером участи многих интеллектуалов Новейшего времени. В школах и университетах этих людей учат разумному, доброму, вечному. В том же духе их наставляют родители и родные. О том же твердят книги, которые они читают. Но повзрослев, они покидают аудитории и библиотеки и сталкиваются с реальной жизнью. И здесь выясняется, что ключом к успеху является беспринципность, аморальность, умение закрывать глаза на пороки и преступления. Большинство из них быстро приспособляется к ситуации. В этом случае возникает весьма типичный для нашей культуры феномен двойного сознания. Эти люди не хотят и не смеют усомниться в истинности того, что им преподали на школьной скамье. Но применить это знание к жизни они также не смеют. В итоге, эти люди думают, говорят и желают одно, а делают совсем другое. Самое интересное то, что они не замечают этого противоречия и яростно его оспаривают, если кто-либо указывает им на него. В крайнем случае, они признают свою слабость, но полагают, что их слабость не может быть основанием для сомнения в светлых идеалах.

Маркс же относится к тем немногим, кто отказался вступить в компромисс с аморальным миром. Более того, чем больше мир давил на него, тем более Маркс преисполнялся ненависти к этому миру. Ведь его гнали и преследовали за верность тем идеалам, которые этот мир признавал неоспоримыми и истинными. Я полагаю, что именно из этого конфликта проистекает предельная революционность Карла Маркса.

Первые же его попытки служить благу человечества на поприще журналистики закончились преследованиями со стороны власти - а ведь он всего лишь возвысил свой голос в защиту обездоленных и угнетенных!²⁶ После этого он оставил какие-либо официальные роли и обратился к жизни аутсайдера, неутомимо работающего над делом разрушения старого мира.

Кстати, его друг Фридрих Энгельс не обладал такой же силой характера. Он не смог порвать с буржуазным обществом и большую часть своей жизни выступал в амплуа солидного члена «приличного» общества. Он возглавлял отделение семейной фирмы в городе Манчестере и был вхож в лучшие дома города. Это была двойная жизнь. Посещая светские рауты и охоты, Энгельс параллельно участвовал в революционной деятельности и писал социалистические трактаты. Я думаю, что представители манчестерского приличного общества были бы крайне изумлены, если бы кто-нибудь сказал им, что Энгельс – социалист.

При этом Энгельс всячески поддерживал Маркса материально и был его верным товарищем в революционной борьбе. После смерти Маркса в 1883 году он выступил как его наследник и душеприказчик в деле революции. К тому времени во многих странах уже существовали рабочие партии, принимающие в качестве политической программы идеи марксизма.

В заключение стоит упомянуть об исторических судьбах марксизма. В двадцатом веке марксизм стал популярной политической идеологией. В десятках стран под флагом марксизма были осуществлены радикальные революции. К концу двадцатого века эти коммунистические эксперименты полностью обанкротились. И ныне лишь несколько стран сохраняют приверженность этой идеологии. Две из них, Северная Корея и Куба, пребывают в нищете, третья же – Китай – официально клянется в верности марксизму, но при этом стремительно строит капиталистическое общество.

Мне не хотелось бы здесь вступать в полемику о благотворности и правоте политической доктрины марксизма. Но лишь замечу, что если сопоставить Северную и Южную Кореи, Восточную и Западную Германии, то мы увидим, что довольство, процветание и богатство обошли стороной социалистические страны. Достаточно вспомнить о том, что на территории Российской Империи был поставлен социалистический эксперимент, и лишь одна небольшая часть этой империи оказалась свободна от него – Финляндия. Вы можете долго рассуждать о врагах и предателях, по вине которых Россия бедствует, но пример Финляндии говорит о многом. Советские коммунисты трижды пытались захватить эту страну и облагодетельствовать ее самым передовым общественным строем, но финны, к счастью, отбились.

Но банкротство марксистских режимов вовсе не означает, что марксизм – это мертвая политическая доктрина. Свой знаменитый «Манифест коммунистической партии» Маркс и Энгельс начинают словами: «Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма». (40. 1. С. 8) Используя этот образ, решаюсь заявить, что «призрак коммунизма» теперь бродит по всему миру. Сейчас он слаб и почти не виден. Но если мировая капиталистическая система окажется в сильнейшем и длительном кризисе, а такой возможности исключить нельзя, то «призрак коммунизма» вновь обретет силу. Такой кризис резко и надолго ухудшит положение широких масс населения. В этой ситуации политическая доктрина марксизма может стать снова популярной.

Философия марксизма

Полагаю, что марксизм является последней великой философской системой, то есть системой, пытающейся объединить в единое философское целое все знание о мире. Маркс был большим поклонником Гегеля и использовал в качестве образца его систему. Но, к счастью, Марксу не удалось из-за недостатка времени такую систему построить. К счастью, потому, что по мере завершения такой системы марксизм все более превращался бы в нечто громоздкое и безжизненное. Но, впрочем, последователи Маркса попытались завершить незавершенное. Так, если бы вы жили в Советском Союзе, то ваш текст, какой бы области знания он не касался, начинался бы с раздела «Классики марксизма-ленинизма о …».

Наиболее разработанными оказались лишь несколько блоков. Поэтому сейчас, в рамках марксизма мы можем выделить следующие разделы:

1. диалектический материализм, он же, в повседневном сокращении, диамат (онтология и гносеология); 2. материалистическое понимание истории, так называемый «исторический материализм», он же – истмат (социальная философия, социология, социология истории); 3. политическая экономия (экономическая теория в связке с политической теорией); 4. научный социализм, он же – научный коммунизм (политическая доктрина марксизма). Поскольку мы занимаемся историей философии, мы подробно рассмотрим лишь диалектический материализм и материалистическое понимание истории. При этом лишь слегка коснемся политической доктрины марксизма.

§. 2. Диалектический материализм.

Маркс полагает, что существует «основной вопрос философии». Этот вопрос (почему-то) состоит из двух подвопросов: 1. Что первично – материя или сознание? Те, кто отвечают, что первична материя являются материалистами. Те же, кто утверждает, что первично сознание (например, Мировой Разум или Бог) являются идеалистами. 2. Познаваем ли мир? Материализм в этом вопросе проявляется, по мнению Маркса, в признании познаваемости мира. Многие же идеалисты – субъективные идеалисты (см. текст мелким шрифтом чуть ниже) – полагают, что мир непознаваем. Маркс занимает последовательную материалистическую позицию по обеим позициям.

В марксизме так называемых «субъективных идеалистов» именуют «агностиками». По этому поводу я должен сделать одно очень важное замечание. Когда вы приступаете к изучению гегелевской или марксистской философии, вы должны быть очень осторожны в отношении понятий, которыми эти философии пользуются. Они часто используют понятия совсем в ином смысле, чем это делает мировая философия. Традицию эту заложил Гегель. Маркс же, как поклонник Гегеля, ее воспринял.

В некотором роде, Гегель – гениальный маргинал мировой философии. Полагая, что он – единственный, кто понял подлинную логику мироздания и истории философии, в частности, Гегель, так же как впоследствии и Хайдеггер, переформулирует все содержание предшествующей философии. Итог этой переформулировки – радикальное отклонение от традиционной системы понятий. Эта тенденция еще более усилилась в марксизме. Марксисты воспринимают свою философию как нечто исключительное, все же остальные философские школы - как заблуждения различной степени глубины и зловредности. А поскольку за каждой философской школой они склонны видеть потребности эксплуататорских классов, заинтересованных в идеологическом манипулировании народными массами, постольку отрыв марксизма от остальной философии становится еще более увеличивается. В силу этого обстоятельства многие понятия в марксизме приобретают совершенно иное значение, чем то, которое они имели раньше.

Так, например, традиционно термин «метафизика» обозначает сверхчувственное знание. Но в марксизме «метафизика» - это концепция, отрицающая движение, концепция, противостоящая диалектике. Диалектика – это не искусство изощренного мышления и полемики, но учение о всеобщей связи и развитии. Субъективный идеализм и скептицизм марксисты почему-то называют агностицизмом.

Термин «агностицизм» введен в середине девятнадцатого века английским естествоиспытателем Т. Гексли для обозначения позиции ученого, который принимает в расчет лишь данные опыта. Все, что эмпирически не фиксируется, рассматривается в этом случае как неведомое, относительно которого невозможно сделать ни положительных, ни отрицательных суждений. Прежде всего, это касается фигуры Бога. Термин прижился и получил широкое распространение на Западе. Российский человек, воспитанный в марксистской традиции (а в России философию преподают все еще по-марксистки, правда, не афишируя это) рискует попасть в очень глупое положение, столкнувшись с западными интеллектуалами, которые поголовно называют себя агностиками. Он будет чрезвычайно изумлен тому обстоятельству, что на Западе так много интеллектуалов-скептиков, сомневающихся в возможности познания мира. Но хитрость здесь в том, что эти интеллектуалы при помощи термина «агностицизм» лишь выражают свою позицию по отношению к религии. То есть, они говорят, что про Бога им ничего неизвестно, и, в силу этого, они строят свое отношение к миру и свое поведение без учета этой фигуры. Таким образом, западный агностицизм по своему значению близок советскому атеизму. Но эта позиция «мягче» и компромисснее, нежели атеизм, предполагающий принципиальное отрицание Бога.

В заключение же я рискну сделать очень сильное суждение. Я полагаю, что хороший специалист должен оперировать общепринятой терминологией или, хотя бы, о ней знать. Если он использует «местечковые» понятия и при этом воображает, что он соответствует требованиям, предъявляемым современным уровнем знания, то такой профессионал профессионалом в полном смысле этого слова не является. Именно поэтому я «ставлю крест», как минимум, на половине своих российских коллег. Они были воспитаны в марксистской школе, знают лишь ее и воображают, что это единственный вид настоящей философии.

Как философ Маркс начинал свое развитие с приверженности гегельянству, но работы Л. Фейербаха и революционный дух обратили его в материалистическую веру. При этом Маркс не отказался совершенно от гегельянства, сохранив в своем учении гегелевскую диалектику. Маркс полагал, что недостаток предшествующего материализма состоял в том, что материя рассматривалась отдельно от движения, энергии. В результате сама собой возникала потребность в Боге как источнике движения. Маркс полагает, что способ существования материи – это движение. Соответственно движение лучше всего и точнее всего описывает гегелевская диалектика. Гегель интуитивно постиг законы движения мира и выразил их в законах и принципах диалектики. Но пагубная приверженность идеализму отвратила его от истины. Поэтому следует отбросить гегелевский идеализм и спасти гегелевскую диалектику.

По словам Маркса и Энгельса, гегелевская диалектика, стреноженная идеализмом, стояла на голове. Ее следует перевернуть и поставить на ноги, то есть на материалистическую основу. Диалектику необходимо использовать как наилучшее описание законов движения именно материального мира.

«Гегелевскую диалектику, как самое всестороннее, богатое содержанием и глубокое учение о развитии, Маркс и Энгельс считали величайшим приобретением классической немецкой философии. Всякую иную формулировку принципа развития, эволюции они считали односторонней, бедной содержанием, уродующей и калечащей действительный ход развития (нередко со скачками, катастрофами, революциями) в природе и обществе». (41. 21. С. 37) Энгельс же о диалектике пишет так: «Для диалектической философии нет ничего раз и навсегда установленного, безусловного, святого. На всем и во всем видит она печать неизбежного падения, и ничто не может устоять перед нею, кроме непрерывного процесса возникновения и уничтожения, бесконечного восхождения от низшего к высшему. Она сама является лишь простым отражением этого процесса в мыслящем мозгу». (40. 21. С. 276)

Причем, Маркс и Энгельс считают возможным говорить не только о диалектике материального мира, но и диалектике сознания и познания:

«Но именно в том и состояло истинное значение и революционный характер гегелевской философии…, что она раз и навсегда разделалась со всяким представлением об окончательном характере результатов человеческого мышления и действия. Истина, которую должна познать философия, представлялась Гегелю уже не в виде собрания готовых догматических положений, которые остается только зазубрить, раз они открыты; истина теперь заключалась в самом процессе познания, в длительном историческом развитии науки, поднимающейся с низших ступеней знания на все более высокие, но никогда не достигающей такой точки, от которой она, найдя некоторую так называемую абсолютную истину, уже не могла бы пойти дальше и где ей не оставалось бы ничего больше, как, сложа руки, с изумлением созерцать эту добытую абсолютную истину. И так обстоит дело не только в философском, но и во всяком другом познании, а равно и в области практического действия. История так же, как и познание, не может получить окончательного завершения в каком-то совершенном, идеальном состоянии человечества; совершенное общество, совершенное «государство», это – вещи, которые могут существовать только в фантазии. Напротив, все общественные порядки, сменяющие друг друга в ходе истории, представляют собой лишь преходящие ступени бесконечного развития человеческого общества от низшей ступени к высшей. Каждая ступень необходима и, таким образом, имеет свое оправдание для того времени и для тех условий, которым она обязана своим происхождением. Но она становится непрочной и лишается своего оправдания перед лицом новых, более высоких условий, постепенно развивающихся в ее собственных недрах. Она вынуждена уступить место более высокой ступени, которая, в свою очередь, также приходит в упадок и гибнет. Эта диалектическая философия разрушает все представления об окончательной абсолютной истине и о соответствующих ей абсолютных состояниях человечества…». (40. 21. С. 275 – 276)

Соответственно, Маркс и Энгельс почти полностью воспроизводят в своей философии диалектику Гегеля и, прежде всего, законы этой диалектики: «… В природе сквозь хаос бесчисленных изменений прокладывают себе путь те же диалектические законы движения, которые и в истории господствуют над кажущейся случайностью событий, - те самые законы, которые, проходя красной нитью и через историю развития человеческого мышления, постепенно доходят до сознания мыслящих людей. Законы эти были впервые развиты всеобъемлющим образом, но в мистифицированной форме, Гегелем». (40. 20. С. 11) Я не буду подробно излагать законы диалектики, поскольку уже сделал это в связи с Гегелем. Лишь перечислю их: 1. Закон перехода количественных изменений в качественные; 2. Закон единства и борьбы противоположностей; 3. Закон отрицания отрицания.

Материализм, укрепленный диалектикой, становится, по мнению Маркса, последовательным и логически завершенным учением. Все, что существует, является либо материей, либо ее проявлением. Пространство и время – это формы существования материи. Общество – это также материальная система, развивающееся по объективным законам. Человеческое сознание – это лишь момент в функционировании общества. Оно всецело зависит от материальных общественных условий. Соответственно, понятие души ненаучно. Сознание – это свойство высокоорганизованной материи.

Такой последовательный материализм предполагает столь же последовательный атеизм. Существование Бога отрицается. В этом пункте Маркс полностью совпадает с атеистами эпохи Просвещения. Маркс видит причины существования религии не только в невежестве людей, но и в социальном угнетении. Религия – это идеология, долженствующая удержать угнетенных в рабстве. Отсюда его знаменитая фраза: «Религия есть опиум народа».

Диалектический материализм включает в себя не только онтологию, но и гносеологию. Марксизм всегда пытался ориентироваться на стандарты научного знания. Именно поэтому он близок эмпирической традиции. Но влияние гегелевской диалектики сказалось в том, что познание марксизм склонен рассматривать как диалектический процесс. Это особенно наглядно видно на примере его концепции истины.

Истина – это адекватное отражение объективной реальности познающим субъектом, воспроизводящее познаваемый предмет так, как он существует вне и независимо от сознания. Марксисты различают абсолютную и относительную истины. Наука претендует на обнаружение абсолютной истины. Но всякий раз оказывается, что она обладает истиной относительной. Каждая новая научная истина оказывается лишь все большим приближением к истине абсолютной. Всякий раз она переформулируется и уточняется. Таким образом, познание – это диалектический процесс приближения к абсолютной истине. Эту мысль неплохо выразил впоследствии В. И. Ленин: «Итак, человеческое мышление по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знаний…». (41. 18. С. 137)

Главным критерием истины является практика. В этом тезисе проявляется принципиальный активизм марксизма. Еще на заре своей философской карьеры Маркс сформулировал свой знаменитый тезис: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, что бы изменить его» (40. 42. 264). Именно успех практической деятельности подтверждает или опровергает истинность теории.

§. 3. Материалистическое понимание истории. Социальная теория

Философская система марксизма создавалась его основателями по образцу старой философии. Напомню, что до XIX века философия являлась общей системой знания, в которой те или иные сферы научного знания представали в качестве разделов философии. Например, физика проходила под рубрикой «философия природы», а социология – «философия истории». Соответственно, то, что впоследствии превратилось в социологию и социологию истории, у Маркса именуется материалистическим пониманием истории и является важнейшим разделом его философии. Впрочем, это обстоятельство не умаляет ценности марксовых «прозрений». Я полагаю, что в своей социальной теории Маркс совершил мощнейший прорыв и выступил в качестве одного из основателей научного знания об обществе. Его материалистическое понимание истории сохраняет определенную ценность и поныне. Вы вполне можете пользоваться этой теорией, пытаясь понять сущность социальных процессов. При этом, однако, не стоит забывать, что эта теория создана в середине XIX века и, местами, достаточно сильно устарела.

Основатель новоевропейской науки Р. Декарт своей концепцией о двух субстанциях освободил область наук о природе от претензий метафизики и религии. Но социальная реальность и человек остались всецело в ведении метафизического и религиозного умозрения. Маркс преодолел этот разрыв и попытался построить теорию общества на научных основаниях. Средством к этому для него явилось распространение принципа материализма на социальную реальность. В итоге, Маркс пришел к выводу, что общество – это такая же материальная система, как и все другие системы природы. Именно поэтому при изучении общества мы должны исследовать, прежде всего, не сознание и намерения людей, но те объективные (Маркс бы сказал «материальные») структуры, которые составляют суть общества и определяют сознание и намерения людей.

Иными словами, до Маркса понимание общества подчинялось субъектному видению социальной реальности. То есть, за каждым социальным явлением исследователь пытался обнаружить субъекта или группу субъектов, которые сознательно и целенаправленно порождают, провоцируют это явление. Маркс же стремится найти объективный механизм этого явления, который действует естественным образом независимо от воли людей. При этом люди оказываются скорее невольными агентами, фактически, марионетками этого механизма. Я позволю себе привести обширную цитату из Маркса, поскольку лучше него трудно сформулировать суть его теории:

«В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения – производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или – что является только юридическим выражением этого – с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественно-научной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче: от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и ведут свою борьбу до ее завершения. Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями. Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые, высшие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в лоне самого старого общества… В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации. Буржуазные производственные отношения, это – последняя антагонистическая форма общественного процесса производства…Этой общественной формацией завершается поэтому предыстория человеческого общества» (40. 1. С. 322 – 323)

Поясню. Главная особенность человека – разумная производственная деятельность. Эта деятельность создает материальное «тело» общества, то есть ту совокупность вещей, которая нас окружает. Поскольку все люди, так или иначе, зависят от этих вещей, и поскольку жизнь большинства посвящена производству, добыче и потреблению этих вещей, постольку экономическая сфера общества – материальное производство и процессы распределения – является важнейшей. Именно от ее характера зависит характер всех остальных сфер общества.

В силу этого, структура и характер материального производства в тенденции детерминирует (определяет) всю структуру общества. Этот тезис обычно шокирует интеллектуала, поскольку тот привык воображать, что пульсирование духа и составляет сердцевину жизни. Более того, он склонен проецировать эту фантазию на остальных людей и полагать, что их образ жизни и действий определяется идеями, которые он продуцирует. Но если мы вспомним, что интеллектуалы составляют ничтожную часть человеческого сообщества и что большинство людей погружены в повседневность материальной жизни, то мы поймем, что потребности и характер этой жизни оказываются решающими.

Фактически, общество – это гигантский «муравейник», в котором отдельная человеческая особь оказывается лишь частью единого организма. Она вовлечена и подчинена общему порядку социального целого, и то, о чем она думает, есть лишь, как правило, иллюзорное осмысление происходящего, детерминируемое наличными программами культуры.

Итак, материальное производство является фундаментом всей социальной структуры. Средства материального производства Маркс называет производительными силами и включает в их состав орудия труда, средства труда, технологии, человека как субъекта производства.

При всей простоте этой идеи из нее следует важнейший вывод: материальное производство – это не чистый произвол, но жестко детерминируемая производительными силами ситуация. Соответственно, характер производительных сил жестко определяет характер производственных отношений, то есть, отношений, в которые вступают люди по поводу производства. Это соотношение Маркс называет законом соответствия производственных отношений производительным силам.

Например, несколько упрощая, можно сказать, что характер первобытных средств производства и технологий с неизбежностью порождают родовую первобытную общину, то есть систему первобытных производственных отношений. Иных общественных отношений на этом фундаменте быть не может. На каменной «индустрии» невозможно основать иную социальную структуру. Прогресс в производительных силах, появление аграрных технологий, металла и проч. приводит к возникновению аграрных обществ. Здесь производство осуществляется в рамах крестьянской семьи и крестьянской общины. На этом экономическом фундаменте выстраиваются социальные, политические и идеологические структуры аграрного общества – например, феодализм. На этой основе невозможно создать ничего иного, кроме структур аграрного общества.

Представьте, что некая инопланетная цивилизация собирается преобразовать это царство в современное общество. В этом случае инопланетяне столкнутся с непреодолимыми трудностями. Они не смогут внедрить науку и ученых, поскольку их невозможно финансировать за счет скудных источников аграрного производства, а их деятельность будет отторгаться всей структурой феодального общества. Они не смогут внедрить капиталистов и промышленность, поскольку капиталист не сможет найти здесь ни обширных источников свободной рабочей силы, ни источников капитала, ни обширных рынков сбыта. Капиталист просто не сможет функционировать в рамках жесткой сословной структуры. И так во всем. Для внедрения современной цивилизации нашим гипотетическим инопланетянам пришлось бы столетиями стимулировать некоторые участки социальной аграрной структуры, стараясь вызвать медленные, но верные эволюционные изменения в сторону иного типа общества.

Социальная теория Маркса убедительно демонстрирует, что все достижения и все недостатки того или иного общества имеют не случайный, а необходимый, неизбежный характер. Общество является сложноорганизованной системой, образ жизни которой непосредственно зависит от ее структуры. Сердцевиной этой структуры является определенный экономический фундамент. Общество невозможно рассматривать как конструктор – вы не можете просто взять и приделать к нему интересные или нужные дополнения. Если эти дополнения или усовершенствования не согласуются с характером социальной системы, то они будут отторгнуты этой системой или преобразованы в неожиданном для вас духе. Если вы желаете изменить образ жизни общества, устранить определенные «недостатки» и привить определенные «достоинства», то вы с неизбежностью должны менять характер общественных отношений и, прежде всего, характер отношений производственных. То есть вы должны заняться радикальной социальной инженерией.

Причем, в этом деле ваш произвол жестко ограничен уровнем и характером развития производительных сил. Они диктуют определенный социальный порядок, и вы не можете оторваться от этого порядка до тех пор, пока вы не изменили характер производительных сил. Очевидно, что сделать вы это можете лишь в одном случае: если более развитые производительные силы есть у ваших «соседей». То есть речь идет о догоняющей модернизации.

Меняя производительные силы, вы с неизбежностью меняете и производственные отношения. Если вы попытаетесь законсервировать старые производственные отношения, то новые, навязанные вами производительные силы будут парализованы и разрушены. Но меняя производственные отношения, вы измените и общество в целом.

Но, впрочем, ваш успех в деле социальной инженерии весьма проблематичен, поскольку преобразуемое общество, как всякий живой организм будет сопротивляться. Поскольку в самом этом обществе вы вряд ли найдете достаточно сил, поддерживающих преобразования, вам придется опираться на силы внешние – например, на армии соседнего государства. Но какой резон вашим соседям модернизировать вас?

Итак, характер производительных сил определяет характер производственных отношений, то есть способ «расстановки» людей в процессе производства. Очевидно, что при этой расстановке одни люди занимают экономически выгодные позиции, другие же - позиции невыгодные. Например, позиция организатора производства (капиталиста) значительно более выгодна, чем позиция наемного работника (пролетария). Соответственно, характер производственных отношений определяет классовую структуру общества.

Прекрасное определение общественного класса дал в свое время В. И. Ленин: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают». (7. 39, 15)

Маркс выдвигает фундаментальный тезис: тот, кто господствует в материальном производстве, господствует и в обществе в целом, поскольку характер отношений материального производства определяет характер всей совокупности общественных отношений. Это правило выражается в законе – базис определяет надстройку. Под базисом Маркс подразумевает социально-экономические структуры. Под надстройкой – политические и идеологические структуры. Соответственно, та социальная группа, которая занимает доминирующее положение в материальном производстве, оказывается господствующей социальной силой и контролирует политическую и идеологическую сферы.

Экономически доминирующий класс обладает господством в политической сфере. Важнейшим средством этого господства является государство. Согласно марксизму государство возникает вследствие появления прибавочного продукта и образования антагонистических классов. В тот момент, когда возросший уровень производительных сил позволяет непосредственному производителю производить излишки, именно тогда появляется возможность у отдельных лиц эти излишки сосредотачивать у себя в виде богатства. Важнейшим богатством оказывается собственность²⁷ на средства производства, поскольку именно она дает возможность эксплуатировать тех, кто этой собственностью не обладает. В итоге, образуются общественно-экономические классы. Господствующий класс нуждается в средствах защиты своей собственности и своего господства. Таким средством становится государство. Именно оно позволяет меньшинству общества господствовать над большинством и эксплуатировать его. Таким образом, государство, согласно марксизму, является средством, аппаратом насилия одного класса над другим классом.

Другим средством господства является идеология.

Духовная сфера общества определяется базисом общества, то есть его социально-экономическими структурами. Этот тезис является конкретизацией более общего тезиса «бытие определяет сознание».

В «Нищете философии» Маркс пишет: «Те же самые люди, которые устанавливают общественные отношения соответственно развитию их материального производства, создают также принципы, идеи и категории соответственно своим общественным отношениям. Таким образом, эти идеи, эти категории столь же мало вечны, как и выражаемые ими отношения. Они представляют собой исторические и преходящие продукты».

«Производство идей, представлений, сознания первоначально непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей, в язык реальной жизни. Образование представлений, мышление, духовное общение людей являются здесь еще непосредственным порождением их материальных действий. То же самое относится к духовному производству, как оно проявляется в языке политики, законов, морали, религии, метафизики и т.д. того или другого народа».

«Даже туманные образования в мозгу людей, и те являются необходимыми продуктами, своего рода испарениями их материального жизненного процесса, который может быть установлен эмпирически и который связан с материальными предпосылками. Таким образом, мораль, религия, метафизика и прочие виды идеологии и соответствующие им формы сознания утрачивают видимость самостоятельности. У них нет истории, у них нет развития: люди, развивающие свое материальное производство и свое материальное общение, изменяют вместе с этой своей действительностью также свое мышление и продукты своего мышления. Не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание». (8. 29 – 30)

«Мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями. Это значит, что тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть вместе с тем и его господствующая духовная сила. Класс, имеющий в своем распоряжении средства материального производства, располагает вместе с тем и средствами духовного производства, и в силу этого мысли тех, у кого нет средств для духовного производства, оказываются в общем подчиненными господствующему классу… Существование революционных мыслей в определенную эпоху уже предполагает существование революционного класса…». (Там же с. 59 – 60)

Итак, характер господствующей идеологии, характер господствующей формы культуры определяется характером социально-экономической структуры общества и характером того класса, который занимает доминирующее положение в этой структуре. Его мировосприятие, его ценности, его предпочтения и ожидания выражаются в господствующей идеологии и господствующей культуре. Эти культурные формы навязываются классам подчиненным и частично принимаются ими. Собственные же идеология и культура подчиненных классов оказываются в этом обществе периферийными, маргинальными формами.

Религия, по мнению Маркса, является иллюзорной формой духовного освоения действительности. Она есть форма «превращенного сознания». Иными словами, религия – это фантастическое отражение реальности в головах верующих, и она есть иллюзорное преодоление ужасной, несправедливой реальности.

В этом отношении, религия является идеологией несправедливых, эксплуататорских обществ. С одной стороны, она есть фантастическая, иллюзорная, а значит, и тщетная реакция угнетенных на социальную несправедливость, с другой стороны, она есть универсальное средство одурманивания сознания угнетенных угнетателями. Эксплуататорским классам выгодно канализировать недовольство эксплуатируемых в фантастические формы религиозного сознания. Грезя о награде и воздаянии в потустороннем мире, угнетенные оставляют надежду на преобразование этого мира.

«Всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, - отражением, в котором земные силы принимают форму неземных». (6. 20, С. 328)

Согласно Марксу, религия есть «сердце бессердечного мира» и является «опиумом народа»²⁸. В грядущем справедливом обществе потребность в религии исчезнет. Религия отомрет так же, как канули в лету другие формы архаического сознания.

Этика в марксизме фактически отсутствует, что достаточно любопытно, поскольку вся теория марксизма неявно базируется на мощном моралистическом основании. Этические системы и мораль, по мнению Маркса, как часть идеологии всецело зависят от характера исторической эпохи и от того, какой класс господствует. Именно поэтому все этические воззрения имеют исторически преходящий характер за исключением тех, которые будут явлены грядущим коммунистическим обществом. В последующем радикальные марксисты дополнили Маркса тезисом, что нравственно все, что способствует победе коммунизма. Умеренные же марксисты, склонные к преодолению первоначального радикализма Маркса, неоднократно сетовали на неразработанность марксисткой этики и предпринимали попытки соединить Маркса то с Христом, то с Кантом.

Неразработанность у Маркса этической доктрины, по моему мнению, весьма характерна. Это обстоятельство указывает на социо-культурные истоки этой теории, которые сами марксисты совершенно не желают признавать. Дело в том, что Маркс претендовал на статус ученого и рассматривал свою теорию как научную теорию. В этом отношении, вопрос о социо-культурных предпосылках марксизма становится не столь актуальным. Так же, как не актуален вопрос о социо-культурных предпосылках теории Ньютона или Эйнштейна – череда научных открытий имеет свою, достаточно относительную, по отношению к социальной среде, логику.

Но теория Маркса утверждает: любое духовное образование, в том числе и наука, укоренены в социальных условиях своего времени. Маркс ни на секунду не допускал мысль, что его теория укоренена в социальных условиях буржуазного общества того времени. Он предпочитал думать, что его теория есть отражение мировоззрения пролетарского класса, победа которого положит конец этому буржуазному обществу. Если бы Маркс детально прописал свою этическую доктрину, то ему было бы трудно объяснить, почему эта доктрина в основных своих схемах, ценностях и идеях тождественна этике христианства. Впоследствии, марксисты, желая восполнить этот недостаток в этической доктрине, все же столкнулись с этой проблемой. И им пришлось и приходится использовать всю мощь их диалектики, которая в этом случае выступает как высшая форма софистики, чтобы эту проблему преодолеть.

В действительности же этика Маркса ничем особенным не отличается от этики европейской культуры и в своих истоках она восходит к этике христианства. Понимание этого обстоятельства позволяет нам взглянуть на марксизм не как на новую «Благую Весть», обращенную ко всем страждущим и угнетенным, не как на научную теорию, открывающую истину победы грядущего коммунистического общества, а как на очередную утопическую идеологию, каких было много в истории христианской Европы.

§. 4. Материалистическое понимание истории: философия истории

Согласно Марксу, общество есть производство: производство вещей, производство людей, производство идей и производство отношений (между людьми). Иными словами, общество выступает по отношению к природе как единая система, которая извлекает из природы материал и энергию и преобразует их в собственное «тело», то есть в искусственную социальную среду. Говоря о базисе и надстройке, о социально-экономической структуре общества, о формах собственности, об общественных классах, Маркс говорит о характере структуры общества. И он указывает, что различия между обществами есть различия в характере, типе их структуры. Этот характер, тип структуры есть особый способ общественного производства. Всякий раз функционируя, общества производят и воспроизводят себя различным способом.

Наилучшей аналогией здесь будет сравнение общества с организмом, хотя сам Маркс был бы возмущен подобной аналогией.

Организм взаимодействует со средой и извлекает из этой среды средства к существованию. Пища, воздух, солнечная энергия являются материалом для построения организмом собственного тела и топливом для его дальнейшего функционирования. Организмы отличаются друг от друга своим строением и способом жизни. Используя марксовскую терминологию в биологии, мы могли бы сказать о «способе производства» организмом самого себя и условий собственной жизни. Вычленив различные «способы производства» организмов мы получили бы возможность их классифицировать по типам этих «способов производства». Именно это Маркс и пытается проделать по отношению к социальным организмам, то есть к обществам, существовавшим и существующим.

Таких способов производства Маркс насчитывает в истории пять. Хотя, на самом деле, если брать в расчет его поздние рукописи, то их – шесть. Официальный марксизм исповедует так называемую «пятичленку». Неофициальный, неортодоксальный марксизм принимает «шестичленку». Проблема состоит в том, что этот шестой способ производства очень плохо укладывается в политическую доктрину Маркса и фактически полностью ее разрушает. Именно поэтому ортодоксальные марксисты предпочитают его игнорировать, а неортодоксальные признают и пытаются согласовать с общей теорией. Но об этом в своем месте.

Определенный тип общества, базирующийся на том или ином способе производства Маркс называет общественно-экономической формацией. Таким образом, теория общественно-экономических формаций есть теория, классифицирующая типы обществ. Прежде, чем мы ее рассмотрим, необходимо указать на несколько важных моментов.

Чарльз Дарвин, безусловно, - гений. Его теория эволюции открыла новую эпоху не только в биологии, но и в науке в целом. Гениальность Дарвина признается многими и яростно отрицается некоторыми (что, впрочем, только подтверждает гениальность этого человека). Марксу повезло значительно меньше. Его заслуги перед наукой не меньше, чем заслуги Дарвина, но гениальность Маркса признает значительно меньшее количество людей. А ведь у Маркса перед Дарвином приоритет во времени.

Причины непризнания гения Маркса многочисленны. Важнейшая из них – необычайный произвол и хаос, царящий в социальных науках. Здесь все кому не лень с важным видом излагают свои «истины». Я удивляюсь: почему в социальном теоретизировании все еще не приняли участие гориллы и гиббоны – у них есть все основания, изложив свою истину, претендовать, как минимум, на звания «кандидатов наук». Естественно, что в этом хаосе трудно узреть заслуги подлинно достойных людей.

Но виноват и сам Маркс. Если бы он не ангажировал себя как политик-радикал, если бы его политическая доктрина не принесла столько бедствий, насилий и несчастий, то многим было бы легче признать его научные заслуги.

Гениальность Дарвина состоит в том, что он первый предложил рассматривать историю живых организмов эволюционно. Согласно Дарвину, эволюция есть естественноисторический процесс преобразования живого. Разнообразие видов следует объяснять не божественной волей, не высшей целесообразностью, а естественными законами эволюции живого. Эта теория была предложена Дарвином в книге «Происхождение видов» в 1859 году.

Маркс осуществил не меньший прорыв к истине, чем Дарвин, и сделал он это как минимум на десять лет раньше. Дарвин открыл эволюцию живого. Маркс же в своем материалистическом понимании истории открыл эволюцию социального. Он сам не пользовался термином «эволюция», но его представления о жизни человечества, как о естественноисторическом процессе тождественны воззрениям Дарвина. Маркс и Энгельс искренне приветствовали открытия Дарвина, поскольку полагали, что его теория является блестящим подтверждением действия тех законов, которые были ими открыты в социальной реальности, в реальности живой природы.

Согласно Марксу, человечество эволюционирует из одного состояния в другое. Различные общественно-экономические формации являются различными формами этой социальной эволюции. Мысль блестящая и достойная того, чтобы стать основанием подлинно научной социальной теории! Но, к сожалению, Маркс и Энгельс неудачно, если не сказать плохо, распорядились этой мыслью. Их способ оформления идеи социальной эволюции оказался сверхнеудачным.

Дело в том, что Чарльз Дарвин не являлся политиком, идеологом и провозвестником грядущего светлого будущего. У него не было нужды подгонять свою теорию под утопические фантазии. Именно поэтому он не утверждал, что каждый вновь возникающий биологический вид является необходимой ступенью на пути к грядущему «божественному» Сверхвиду, который в своем существовании преодолеет весь ужас предшествующих борьбы за существование и всеобщего пожирания друг друга.

Маркс же полагал, что он, как ученый, обосновал неизбежное торжество совершенного общества, в котором восторжествует добродетель, а порок исчезнет навсегда. Естественно, эта уверенность Маркса иллюзорна и ненаучна, но этой утопической идее Маркс принес в жертву очень многие свои научные открытия и положения.

Поняв, что история есть эволюционный процесс, а различные общественно-экономические формации являются различными формами социальной эволюции, Маркс взнуздал и исказил это открытие своей утопической политической идеологией. Ему во что бы то ни стало необходимо было доказать неизбежность коммунистического общества. Именно поэтому он расположил обнаруженные им типы обществ, общественно-экономические формации в одну восходящую линию, завершающуюся триумфом идеального общества.

Выражаясь более научно, Маркс оформил свою теорию формаций в виде линейно-стадиальной схемы.²⁹ Это означает, что каждый исторически определенный тип общества, то есть каждая общественно-экономическая формация, является ступенью, стадией в линейном развитии человечества. Как растение проходит различные стадии роста, так и человечество проходит различные стадии своего развития. Если бы Дарвин последовал примеру Маркса, то он должен был бы расположить все существующие и существовавшие виды на одной лестнице возрастающего совершенства, где предыдущий вид являлся бы необходимой предпосылкой, ступенью, стадией для возникновения последующего, более идеального вида. Завершалась бы такая схема утверждением, что вот-вот должен появиться сверхидеальный вид.

Очевидно, что подобная схема в биологии оказалась бы умозрительной и лженаучной. В социальной науке подобная схема Маркса также оказалась умозрительной и лженаучной. В итоге, она погребла под собой ряд ценнейших уникальных идей Марксом.

Линейно-стадиальная схема понимания истории непосредственно связана с прогрессизмом Маркса. Маркс, безусловно, - прогрессист, то есть он убежден в том, что прогресс – это реальный закон истории. В этом отношении, Маркс ничем не отличается от своих современников. В XIX веке вера в прогресс является всеобщей. То, что прогресс существует, представляется очевидным всем, если не считать, конечно, религиозных ортодоксов. Очевидно это и для Маркса. Очевидно настолько, что он даже не удосуживается детально исследовать сущность этой идеи.

Но понятие «прогресс» в отличие от понятия «развитие» не является научным. Говоря о развитии чего-либо, мы можем конвенционально (по договоренности) решить, что под развитием мы будем подразумевать усложнение структуры системы или повышение ее устойчивости по отношению к внешней среде. В этом случае, мы сохраняем хотя бы некоторую объективность критериев.

Понятие же «прогресс» подразумевает не просто развитие, но развитие от низшего к высшему, от несовершенного к совершенному, от худшего к лучшему. Социальный прогресс есть возрастание, в том числе и духовное, и нравственное, и эстетическое. Таким образом, мы видим, что понятие «прогресс» густо замешано на человеческих ценностях. Ценности же не могут быть основанием объективного, научного анализа.

Наука не занимается определением, что есть нравственное или эстетическое благо и что есть нравственное долженствование. Если вы видите ученого, занимающегося этим с важным видом, то это означает, что вы имеете дело с лжеученым, чтобы он сам о себе на этот счет не думал. В противном случае, вы должны допустить как равноправно и равноценно существующие христианскую науку, исламскую науку, науку карго-культов, коммунистическую науку, либеральную науку, фашистскую науку, феминистскую науку, науку, основанную на принципах чучхэ, славянскую науку, германскую науку и т. д. – имя им легион.

Понятие «прогресс» позволяет Марксу «оправдать» все предшествующее историческое развитие. Вся жестокость, вся неправедность, все ужасы человеческой истории оказываются оправданными, поскольку они есть печальные, но неизбежные факторы на пути движения человечества к «светлому будущему».

Таким образом, подчиняя свое понимание логики истории идее прогресса, Маркс произвольно выстраивает различные существовавшие и существующие типы обществ в единую восходящую линию.

Смена формаций осуществляется посредством классовой борьбы и социальных революций.

Каждый общественный класс занимает определенное место и выполняет определенную роль в производстве. Поскольку в классовых обществах интересы классов различны, история этих обществ наполнена борьбой классов. Эта борьба осуществляется на экономическом, социальном и политическом уровнях.

«История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов. Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов».

Высшим пиком классовой борьбы является социальная революция. Развитие производительных сил в определенный момент преодолевает старые производственные отношения и требует новых производственных отношений. Носителем этих новых производственных отношений является новый прогрессивный класс. Он свергает старый господствующий класс и сам становится господином общества, навязывая ему новые, выгодные себе производственные отношения. Заодно перестраиваются и все политические и идеологические структуры, ведь они всегда обслуживают господствующий класс и господствующее положение вещей. Маркс называет социальную революцию – «локомотивом истории».

Именно социальные революции толкают человечество по пути прогресса. И именно поэтому каждая социальная революция исторически оправдана и прогрессивна. Она возводит человечество на новую ступень развития. Но прогрессивность каждой революции исторически относительна. Рано или поздно, порядок, порожденный ею, становится реакционным и должен быть уничтожен новой социальной революцией. Эта бесконечная череда социальных революций однажды будет прекращена последней социальной революцией – революцией социалистической.

Маркс отчасти прав, указывая, что история наполнена примерами более или менее интенсивной классовой борьбы. Но это есть лишь один из моментов социальной жизни. Иной раз этот момент очень явственен и заметен, иной же раз – почти неразличим. Отношения классов чрезвычайно сложны, и их нельзя свести лишь к классовой борьбе.

Что же касается социальной революции, то здесь Маркс совершенно заблуждается. Он делал свои выводы на основе анализа истории Западной Европы Нового времени. Это уникальный исторический период, и следует очень осторожно опрокидывать его реалии на историю человечества в целом. Предшествующие тысячелетия истории цивилизации почти не знают примеров социальных революций.

В советское время на историческом и философском факультетах гуляла шуточная фраза: «Толпы рабов высыпали на улицы Рима с транспарантами, на которых был начертан лозунг: «Долой рабовладельцев! Вся власть феодалам!»». Так некоторые независимо мыслящие советские историки реагировали на абсурд официально навязываемой марксистской философии истории.

Первой общественно-экономической формацией (она же и первая стадия, первая ступень в прогрессе человечества) является первобытно-общинный строй. Здесь примитивный уровень развития производительных сил, выражающийся в каменной «индустрии», порождает примитивные коммунистические отношения. Частная собственность отсутствует, отсутствуют семья, классы, государство и эксплуатация человека человеком. Все члены первобытной общины совместно выживают в борьбе с дикой природой.

Рабовладельческая общественно-экономическая формация является второй стадией развития человечества. Развитие производительных сил позволяет отдельной семье не только прокормить себя, но и создать прибавочный продукт³⁰, который может быть употреблен на цели, не связанные с непосредственным физическим выживанием человека. Первобытная община распадается, и на ее место приходит крестьянская община, состоящая из отдельных семей. Некоторые семьи получают возможность сосредоточить в своих руках львиную долю прибавочного продукта, обрести силу и захватить большую часть средств производства в частную собственность. Эта частная собственность позволяет им организовать эксплуатацию других людей в целях своего обогащения. Преобладает рабовладельческая форма эксплуатации. Раб – это человек, лишенный не только права на собственность, но и права на распоряжение собственной жизнью.

Здесь мы вплотную подходим к вопросу о количестве общественно-экономических формаций. Дело в том, что современная историческая наука убедительно демонстрирует эксклюзивность рабовладельческого способа производства. Эта общественно-экономическая формация встречается в истории крайне редко. Наиболее явно она была представлена лишь в Древнем Риме во II до н. э. – II н. э. вв. Маркс основывался в свои суждениях в основном на материале истории Европы – история других регионов современной ему исторической науке была плохо известна. Но на протяжении жизни Маркса историческая наука стремительно восполняла этот пробел. Маркс старался быть в курсе новейших публикаций и, в итоге, в более поздних его произведениях возникает термин «азиатский способ производства».

Самому Марксу не удалось детально разработать эту идею. Да и разрабатывать ее у него не было никакого резона. «Азиатский способ производства» потенциально был способен похоронить любимую Марксом доктрину коммунизма. По этой же причине официальный марксизм также предпочитал игнорировать эту общественно-экономическую формацию. Лишь некоторые неортодоксальные марксисты, да историки, измученные официальной марксисткой версией, предпринимали попытки исследовать этот вопрос.

Дело в том, что азиатский способ производства предполагает отсутствие частной собственности. При этом способе производства все средства производства находятся в руках государства. Господствующим классом является класс бюрократии, которая от имени государства (фараона, царя или императора) осуществляет тотальную эксплуатацию трудящихся классов. Этот тип общества настолько близок обществу, которое должен, по мнению Маркса, строить победивший пролетариат, что необходимо объяснить, почему, например, древнеегипетское общество марксисты называют эксплуататорским, а точно такое же социалистическое общество они называют обществом свободным от эксплуатации, угнетения и насилия.

К азиатскому способу производства можно отнести Древний Египет, Месопотамию, Древний Китай, цивилизации доколумбовой Америки и другие общества. Этот тип общества предполагал почти тотальную государственную собственность, отсутствие института частной собственности, всеобщее рабство и господство бюрократии в качестве эксплуататорского класса. Марксу и марксистам было трудно объяснить, почему в этих странах господство государственной формы собственности является основой деспотизма бюрократии, а в социалистических обществах господство государственной формы собственности является основой всеобщей свободы, равенства и братства. Здесь оказывается неверной либо социальная теория Маркса, либо его политическая доктрина. Согласитесь: выбор не из приятных. Поэтому лучше об этом вообще не задумываться.

К слову сказать, общество, построенное в СССР по своему социальному, формационному типу очень близко типу древневосточного деспотического государства. Близко в том смысле, что коммунисты сделали то, о чем чаще всего могли лишь мечтать египетский фараон и китайский император. И египетские фараоны, и китайские императоры в лучшие эпохи своих империй ненадолго достигали этого образца. Но всякий раз этот путь «развития» приводил к экономическому краху, социальным и политическим потрясениям, глубокой деградации общества.

То, что Маркс называл азиатским способом производства, я вслед за известным историком и социальным теоретиком Ю. И. Семеновым предпочитаю называть политаризмом. Под политаризмом следует понимать такой тип общества, в котором коллективный субъект (чаще всего государство) выступает на социальном поле как тотальный и единственный (или доминирующий) субъект. Проще говоря, это общество полностью, или большей частью поглощенное государством. Политарное общество – это огосударствленное общество. Политарный тип общества наиболее распространен на аграрной стадии истории человечества. Но он встречается и в XX веке в виде индустрополитаризма. Классические примеры тому – СССР или фашистская Германия.

Таким образом, если все же брать в расчет и азиатский способ производства, то общественно-экономических формаций, согласно Марксу, не пять, а шесть.

Феодальная общественно-экономическая формация приходит на смену рабовладельческой. Марксисты полагают, что она возникает на основе более высокого уровня развития производительных сил.

Хотя это не так. Уровень развития производительных сил в средневековой Европе долгое время был значительно ниже, чем в Древнем Риме. Кроме того, феодализм мы обнаруживаем лишь в ряде стран Западной и Центральной Европы. В Скандинавии и в России феодализм не сформировался. На Востоке нечто похожее на феодализм можно было наблюдать лишь в Японии. Феодальное общество с трудом может противостоять внешней агрессии. Именно поэтому феодализм смог сформироваться лишь в Европе в силу уникальной защищенности этого «полуострова».

Для феодализма характерен феномен «расщепленной собственности». Собственность на землю как бы размазывается по всем этажам феодальной структуры: король отдает землю в условное владение герцогу, герцог – графу, граф – барону, барон – рыцарю. Рыцарь же поселяет на этой земле зависимых крестьян, которые отдают ему часть урожая. За землю феодал исполняет службу перед сюзереном.

На смену феодализму приходит капитализм. Чаще всего авторство этого термина приписывают именно Карлу Марксу. В целом, это справедливо. Маркс исписал тысячи страниц, исследуя сущность этого общества. К сожалению, заслуги Маркса в этом пункте часто недооцениваются. Несколько лет тому назад я со смехом прослушал сообщение по телевизору: некоторые авторитетные американские экономисты вдруг обнаружили, что, оказывается, впервые о процессе глобализации много, глубоко и точно написал Маркс.³¹ Это действительно так. Уже в «Манифесте коммунистической партии», изданном в 1848 году, мы найдем следующие строки:

«Буржуазия не может существовать, не вызывая постоянно переворотов в орудиях производства, не революционизируя, следовательно, производственных отношений, а стало быть, и всей совокупности общественных отношений. Напротив, первым условием существования всех прежних промышленных классов было сохранение старого способа производства в неизменном виде. Беспрестанные перевороты в производстве, непрерывное потрясение всех общественных отношений, вечная неуверенность и движение отличают буржуазную эпоху от всех других. Все застывшие, покрывшиеся ржавчиной отношения, вместе с сопутствующими им, веками освященными представлениями и воззрениями, разрушаются, все возникающие вновь оказываются устарелыми, прежде чем успевают окостенеть. Все сословное и застойное исчезает, все священное оскверняется, и люди приходят, наконец, к необходимости взглянуть трезвыми глазами на свое жизненное положение и свои взаимные отношения.

Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продуктов гонит буржуазию по всему земному шару. Всюду должна она внедриться, всюду обосноваться, всюду установить связи.

Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим. К великому огорчению реакционеров она вырвала из-под ног промышленности национальную почву. Исконные национальные отрасли промышленности уничтожены и продолжают уничтожаться с каждым днем. Их вытесняют новые отрасли промышленности, введение которых становится вопросом жизни для всех цивилизованных наций, – отрасли, перерабатывающие уже не местное сырье, а сырье, привозимое из самых отдаленных областей земного шара, и вырабатывающие фабричные продукты, потребляемые не только внутри данной страны, но и во всех частях света. Вместо старых потребностей, удовлетворявшихся отечественными продуктами, возникают новые, для удовлетворения которых требуются продукты самых отдаленных стран и самых различных климатов. На смену старой местной и национальной замкнутости и существованию за счет продуктов собственного производства приходит всесторонняя связь и всесторонняя зависимость наций друг от друга. Это в равной мере относится как к материальному, так и к духовному производству. Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием. Национальная односторонность и ограниченность становятся все более и более невозможными, и из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература.

Буржуазия быстрым усовершенствованием всех орудий производства и бесконечным облегчением средств сообщения вовлекает в цивилизацию все, даже самые варварские, нации. Дешевые цены ее товаров – вот та тяжелая артиллерия, с помощью которой она разрушает все китайские стены и принуждает к капитуляции самую упорную ненависть варваров к иностранцам. Под страхом гибели заставляет она все нации принять буржуазный способ производства, заставляет их вводить у себя так называемую цивилизацию, т.е. становиться буржуа. Словом, она создает себе мир по своему образу и подобию.

Буржуазия подчинила деревню господству города. Она создала огромные города, в высокой степени увеличила численность городского населения по сравнению с сельским и вырвала таким образом значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни. Так же как деревню она сделала зависимой от города, так варварские и полуварварские страны она поставила в зависимость от стран цивилизованных, крестьянские народы – от буржуазных народов, Восток – от Запада». («Манифест коммунистической партии»)

Капитализм основывается на частной собственности, на товарном, рыночном производстве, на политической и экономической свободе участников рынка. Сердцевиной капитализма является капитал – труд, овеществленный в деньгах и в средствах производства. Капитал порождает новый капитал, поскольку деньги дают процент, а средства производства позволяют создавать новую стоимость. Господствующим классом является буржуазия, капиталисты. Они эксплуатируют труд наемных рабочих. Вся эта экономическая система работает лишь при наличии демократии и личной свободы членов общества. Эта свобода позволяет капиталисту свободно эксплуатировать рабочего, а рабочему свободно идти под ярмо капиталиста.

Капитализм с неизбежностью потерпит крах, и на его обломках восторжествует новая общественно-экономическая формация – коммунизм.

§. 5. Политическая доктрина Маркса, или научный социализм (коммунизм).

Слабость капитализма, по мнению Маркса, состоит в том же, в чем и его сила – в стихийности капиталистического рыночного хозяйствования. Эта стихийность выражается в свободе капиталистического предпринимательства. Каждый капиталист на свой страх и риск ищет выгодного приложения капитала и, в итоге, капитализм создает невиданный доселе объем общественного богатства. Но эта же стихийность порождает чудовищные экономические кризисы.

Кризис можно уподобить автомобильному затору. Ни один автомобилист не желает стоять в автомобильной пробке. Он имеет право свободно ехать в том направлении, в каком ему угодно. Но реализуя это право одновременно с другими автомобилистами, он создает, в итоге, автомобильную пробку.

Кризисы сопровождаются чудовищным расточением общественного богатства. Капиталист не в состоянии продать свой товар и, разорившись, выпрыгивает из окна. Рабочий не в состоянии купить товар, ибо лишился работы, и гибнет от голода. В то время, когда рабочие голодают, зерно сжигают в топках пароходов и паровозов – экономически это более выгодно, чем продажа его по бросовым ценам.

По мнению Маркса, экономические кризисы – вернейший показатель того, что развитие производительных сил вышло за рамки капиталистических производственных отношений. Оно требует общественного способа производства. Лишь в этом случае развитие производительных сил продолжится. Возникает настоятельная потребность в обобществлении всего производства. Это обобществление может осуществиться лишь в том случае, если пролетариат восстанет, свергнет власть буржуазии, овладеет государством и от лица пролетарского государства национализирует средства производства.

Маркс убежден, что уже в середине XIX века сформировались все условия для краха капитализма и торжества коммунизма. Он убежден, что с каждым десятилетием пролетариат будет все более и более нищать – теория относительного и абсолютного обнищания пролетариата, поскольку капиталисты всеми силами будут стараться довести зарплату рабочих до минимального уровня. Капиталистическая же конкуренция приведет к тому, что все страны будут объединены в рамках одного мирового рынка, и этот рынок будет находится во власти кучки капиталистов, которые посредством конкуренции и разорения «сожрут» всех капиталистов малой и средней руки. В итоге, огромная армия пролетариата будет противостоять небольшой кучке воротил капиталистического рынка. Мировой рынок будет сотрясаться все более и более страшными кризисами, пока не произойдет последний – самый чудовищный экономический кризис. Пролетариат, доведенный до отчаяния, свергнет власть ожиревшей капиталистической клики. Предыстория человечества закончится, и начнется подлинная история – время, когда человек будет свободно, счастливо и справедливо творить собственную судьбу.

«В буржуазном обществе живой труд есть лишь средство увеличивать накопленный труд. В коммунистическом обществе накопленный труд – это лишь средство расширять, обогащать, облегчать жизненный процесс рабочих. Таким образом, в буржуазном обществе прошлое господствует над настоящим, в коммунистическом обществе – настоящее над прошлым. В буржуазном обществе капитал обладает самостоятельностью и индивидуальностью, между тем как трудящийся индивидуум лишен самостоятельности и обезличен». («Манифест ком. партии»)

Эти тезисы были высказаны Марксом сто пятьдесят лет тому назад. В то время они не были восприняты большинством мыслящих людей как истинные. Ныне же их истинность еще более сомнительна.

Капитализм благополучно просуществовал еще сто пятьдесят лет и пока не собирается погибать. Во время последнего экономического кризиса 2008 – 2010 года антикапиталистически настроенные интеллектуалы просто «с цепи сорвались», провозглашая столь давно возвещаемую ими гибель капитализма. Знакомые и коллеги просто замучили меня заявлениями: «Вот твой хваленый капитализм! Ему конец! Конец и либералам! Неужели ты не видишь очевидного?!». Как видите, подождать нужно было совсем немного. Сейчас 2011 год и кризис миновал – все вернулось на круги своя. И так каждый раз.

В принципе, изумленное потрясение Маркса перед лицом регулярных кризисов вполне понятно. По большому счету, он родился и сформировался в аграрном обществе. Он – человек с ментальностью докапиталистического общества. Промышленность развилась уже во время жизни Маркса, и первый кризис, поразивший лишь Англию, произошел в 1825 г. Марксу было семь лет. Для менталитета аграрного общества экономический кризис капитализма вещь парадоксальная и противоестественная: производство работает на полную мощь, а рабочие голодают и оказываются на улице; капиталисты разоряются и выбрасываются из окон; топки пароходов дешевле топить зерном, чем углем. Очевидно, что общество, которое постигло подобное бедствие, распадается и обречено. Маркс прямо указывает на чудовищное расточение общественного богатства во время экономических кризисов.

Марксова теория кризисов неплоха, но это достаточно ранняя теория. С тех пор социальные и экономические науки продвинулись значительно дальше. Последующий ход событий показал, что кризисы – это не судороги разлагающегося капиталистического общественного организма, а необходимое и весьма эффективное средство для преодоления дисбалансов. Более того, выяснилось, что чудовищное расточение общественного богатства есть следствие работы кризисных механизмов, которые сами являются необходимым условием для создания богатства еще более циклопических размеров. Каждый новый кризис делает капиталистическое общество все более богатым и эффективным. Кризис – один из способов существования рыночной капиталистической системы. Эта система не идеальна, но на данный момент наиболее эффективна.

Обанкротилась и теория Маркса об абсолютном и относительном обнищании пролетариата. Последние сто пятьдесят лет демонстрировали неуклонное возрастание уровня жизни рабочего класса модернизированных (капиталистических) стран. И это не случайность – это сущностный механизм, который Маркс просто не хотел замечать, поскольку он не оставлял надежд на пролетарскую революцию.

Марксисты попытались спасти идею Маркса об абсолютном и относительном обнищании пролетариата, утверждая, что этот закон по прежнему действует, но парализуется в развитых странах усилиями буржуазии: буржуазия в страхе перед своим «могильщиком» - пролетариатом - подкупает его, делясь с ним прибылью, полученной от ограбления отсталых и политически зависимых стран. У меня здесь нет возможности продемонстрировать нелепость этого аргумента и проблематичность этого, так называемого, «ограбления». Замечу лишь одно.

Пролетариат оказывается весьма странным гегемоном революции, восходящим революционным классом. Что же это за гегемон, если его революционность убывает прямо пропорционально с ростом его богатства и образования? И если это так, то буржуазия вызывает куда большее уважение, поскольку рост её богатства и самосознания только укрепляет её волю к овладению властью.

Ошибся Маркс и в предсказании неуклонной концентрации капитала в руках небольшой кучки сверхкапиталистов. Он выразил лишь одну из тенденций капиталистического общества. Множество капиталистов разоряется, а их собственность переходит в руки других капиталистов. Но одновременно с этим возникает множество новых мелких и средних капиталистических предприятий. Сегодня в капитализме по-прежнему «участвует» множество людей и социальных слоев.

Пролетарская революция не только уничтожает буржуазное общество, но и полагает предел истории классовых обществ вообще. Она уничтожает классы, а значит, и угнетение человека человеком:

«Жизненные условия старого общества уже уничтожены в жизненных условиях пролетариата. У пролетария нет собственности; его отношение к жене и детям не имеет более ничего общего с буржуазными семейными отношениями; современный промышленный труд, современное иго капитала, одинаковое как в Англии, так и во Франции, как в Америке, так и в Германии, стерли с него всякий национальный характер. Законы, мораль, религия – все это для него не более как буржуазные предрассудки, за которыми скрываются буржуазные интересы.

Все прежние классы, завоевав себе господство, стремились упрочить уже приобретенное ими положение в жизни, подчиняя все общество условиям, обеспечивающим их способ присвоения. Пролетарии же могут завоевать общественные производительные силы, лишь уничтожив свой собственный нынешний способ присвоения, а тем самым и весь существовавший до сих пор способ присвоения в целом. У пролетариев нет ничего своего, что надо было бы им охранять, они должны разрушить все, что до сих пор охраняло и обеспечивало частную собственность.

Все до сих пор происходившие движения были движениями меньшинства или совершались в интересах меньшинства. Пролетарское движение есть самостоятельное движение огромного большинства в интересах огромного большинства. Пролетариат, самый низший слой современного общества, не может подняться, не может выпрямиться без того, чтобы при этом не взлетела на воздух вся возвышающаяся над ним надстройка из слоев, образующих официальное общество». («Манифест ком. партии»)

Победа коммунизма открывает нам чрезвычайно важную истину: человеческая история подчиняется законам диалектики. Первобытно-общинный строй с его примитивным коммунизмом оказывается тезисом. Классовые общества, основанные на угнетении, насилии и эксплуатации – антитезис. Этот антитезис исторически необходим и оправдан, поскольку в это время человечество обогащается техническим прогрессом и цивилизацией. Но плата за них – все более и более прогрессирующие несправедливость и социальное неравенство. Коммунизм – синтез. На этой стадии вновь воспроизводится общественная форма собственности и уничтожается эксплуатация человека человеком. Но коммунизм сохраняет, «снимает» технические и цивилизационные достижения классовых обществ. Теперь эти достижения служат не кучке эксплуататоров, но всему человечеству. Налицо диалектический закон отрицания отрицания.

Какое блестящее развитие гегелевской диалектики! Так полагают многие. Но более проницательные люди указывают, что здесь мы имеем кальку с более древнего мифа, нежели гегелевский. Эта диалектическая логика в своей сущности воспроизводит христианскую философию истории. Помнится, свой закон отрицания отрицания Гегель в начале своей карьеры выводил из христианского мифа. Благое положение человека до грехопадения – тезис; грехопадение и человеческая история – антитезис; пришествие Спасителя, тысячелетнее Царствие Христово, возвращение человека к Богу – синтез. Кстати, в мифологии марксистов Карл Маркс и Фридрих Энгельс исполняют роль Спасителя, возвещающего благую весть. Советские коммунисты, как наследники православной цивилизации, тонко почувствовали, что не хватает третьего. Они добавили В. И. Ленина и вышла совершенная атеистическая Троица. Заклинание о том, что Ленин «живее всех живых» придавала этой троице окончательный мистический статус.

Классовая борьба, по мнению Маркса, является проявлением диалектического закона единства и борьбы противоположностей. Антагонистические классы и есть те самые противоположности, которые в своем единстве борются и оказываются источником развития.

Кстати, так же как и у Гегеля, чья диалектика заканчивается ровно в тот момент, когда абсолютный дух познает самого себя в лице гегелевской диалектики и находит самого себя в лице прусского государства, так и у марксистов диалектика истории завершается вместе с торжеством коммунизма. Признавать это обстоятельство марксистам крайне неприятно, и они пускаются в чрезвычайно жалкие измышления диалектических противоречий и отрицаний, разворачивающихся в грядущем коммунистическом обществе. Воспроизводить этот вздор я не буду; лишь отошлю любопытствующих к советским учебникам по «научному коммунизму».

Пролетарская революция возглавляется и осуществляется пролетарской, коммунистической партией.

«Коммунисты, следовательно, на практике являются самой решительной, всегда побуждающей к движению вперед частью рабочих партий всех стран, а в теоретическом отношении у них перед остальной массой пролетариата преимущество в понимании условий, хода и общих результатов пролетарского движения.

Ближайшая цель коммунистов та же, что и всех остальных пролетарских партий: формирование пролетариата в класс, ниспровержение господства буржуазии, завоевание пролетариатом политической власти». («Манифест ком. партии»)

Пролетариат, возглавляемый коммунистической партией, захватывает политическое господство и устанавливает диктатуру пролетариата. Эта диктатура необходима для подавления эксплуататорских классов, разрушения старого общества и создания условий для возникновения новых, коммунистических общественных отношений.

Государственное насилие буржуазии было реакционно и аморально, ибо оно защищало господство кучки паразитов над широкими трудящимися массами. Государственное насилие пролетариата прогрессивно и сверхморально, поскольку оно освобождает человечество от пут зла.

«Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т.е. пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил.

Это может, конечно, произойти сначала лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения, т.е. при помощи мероприятий, которые экономически кажутся недостаточными и несостоятельными, но которые в ходе движения перерастают самих себя и неизбежны как средство для переворота во всем способе производства.

Эти мероприятия будут, конечно, различны в различных странах.

Однако в наиболее передовых странах могут быть почти повсеместно применены следующие меры:

1. Экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов.

2. Высокий прогрессивный налог.

3. Отмена права наследования.

4. Конфискация имущества всех эмигрантов и мятежников.

5. Централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией.

6. Централизация всего транспорта в руках государства.

7. Увеличение числа государственных фабрик, орудий производства, расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану.

8. Одинаковая обязательность труда для всех, учреждение промышленных армий, в особенности для земледелия.

9. Соединение земледелия с промышленностью, содействие постепенному устранению различия между городом и деревней.

10. Общественное и бесплатное воспитание всех детей. Устранение фабричного труда детей в современной его форме. Соединение воспитания с материальным производством и т.д.

Когда в ходе развития исчезнут классовые различия и все производство сосредоточится в руках ассоциации индивидов, тогда публичная власть потеряет свой политический характер. Политическая власть в собственном смысле слова – это организованное насилие одного класса для подавления другого. Если пролетариат в борьбе против буржуазии непременно объединяется в класс, если путем революции он превращает себя в господствующий класс и в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные отношения, то вместе с этими производственными отношениями он уничтожает условия существования классовой противоположности, уничтожает классы вообще, а тем самым и свое собственное господство как класса.

На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех». («Манифест ком. партии»)

На обломках капиталистического общества возникает коммунизм, базирующийся на общественной форме собственности, исчезновении государства и классов, преодолевающий разделение труда, тотально и последовательно освобождающий человечество. Коммунизм означает «конец предыстории», завершение социального становления человечества, наиболее полное и гармоничное развитие производительных сил и творческих способностей человека, бесконфликтное общество, построенное на началах социальной справедливости, господстве разума и преодолении предрассудков и так далее.

Переходная эпоха от капитализма к коммунизму – социализм. Социализм – это первая стадия коммунизма. Основной принцип социализма – распределение благ, сообразно вкладу в общественное производство («каждому по способностям»). Принцип же коммунистического общества: «От каждого по способностям – каждому по потребностям». Предполагается, что сознательность освобожденных членов коммунистического общества будет столь велика, а богатство этого общества столь безмерно, что любой человек сможет потреблять столько, сколько ему потребно вне зависимости от количества и качества своей работы. Например, смотритель за машинами, убирающими мусор, сможет иметь дворец или личный самолет – общество в состоянии ему это позволить. Но правда, коммунистический человек будет чужд роскоши, пороков и всяческих излишеств.

Комментарий № 1

Политическая доктрина Маркса, безусловно, является утопией. В отличие от предыдущих утопических идеологий она облечена в псевдонаучную форму. В этом Маркс отдал дань всеобщему поклонению его современников науке. Подобные обвинения в адрес политической доктрины Маркса вызывают бурный протест и негодование со стороны марксистов. В лучшем случае они «набычиваются» и просто отворачиваются от вас. Характерно, что ту же реакцию я неоднократно наблюдал у религиозных людей. Это еще раз указывает, что коммунизм – это разновидность светской религии. А, как известно, что-либо доказать верующему человеку невозможно, поскольку вера изначально предполагает вторичность рациональных аргументов.

Часто Маркса пытаются оправдать, утверждая, что реальная практика социалистических стран есть чудовищное искажение его идей. Но это не так. Я убежден, что русские большевики являются наиболее истинным воплощением духа и идей политического марксизма. Это хорошо видно из вышеприведенной цитаты мер, которые, по мнению Маркса, с необходимостью должен осуществить победивший пролетариат.

Вполне понятно, что подобные меры пролетарской власти вызвали бы взрыв возмущения и яростное сопротивление (например, крестьян). На той же странице Маркс пишет о том, что пролетариат в качестве господствующего класса должен силой упразднить старые производственные отношения. Это означает ожесточенную гражданскую войну между пролетариатом и непролетарскими классами. Ситуация становится еще более пугающей если мы вспомним, что в XIX в. пролетариат в структуре населения составлял от 20 до 50% в зависимости от степени развитости страны. Подобная гражданская война означала бы подавление пролетарским меньшинством, непролетарского большинства.

Более того, в этой ситуации сам пролетариат оказался бы расколот. Учреждение промышленных и земледельческих армий означало бы для него еще худшее рабство, чем капиталистическое. Кроме того, сам Маркс пишет, что эти мероприятия «экономически кажутся недостаточными и несостоятельными (курсив мой), но которые в ходе движения перерастают самих себя и неизбежны как средство для переворота во всём способе производства» Что имеет в виду Маркс, говоря о необходимых, но экономически недостаточных и несостоятельных мерах? Теперь мы знаем об этом по опыту тех стран, в которых эти меры были осуществлены. Речь идет о чудовищном экономическом хаосе, разрухе, упадке производства, стремительном падении жизненного уровня, одичании и ожесточении населения. Неизбежно, что пролетариат в своей части или в целом откажется в такой ситуации следовать за своими вождями. (Что мы и наблюдаем в русской революции 1917 года и в последовавшей за ней гражданской войне)

Таким образом, пролетарская революция как революция большинства против меньшинства, на деле оказывается кровавым подавлением большинства политическим меньшинством. В этой ситуации кровавой, яростной и длительной борьбы, на первый план неизбежно выступят государственные органы подавления и насилия, которые в какой-то момент станут представлять лишь самих себя, и будут шагом к будущей бюрократической диктатуре. Всё так и произошло в многочисленных «пролетарских» революциях XX в.

Мог ли Маркс предвидеть это? Мог. Перед его глазами был пример якобинской диктатуры времен Великой Французской революции. Провозглашая идеалы социального равенства, свободы, братства, якобинское правительство за год выродилось в диктатуру пары конвентских комитетов и их комиссаров, так что соратники Робеспьера замирали от ужаса на заседаниях Конвента, гадая о том, кого ныне объявят «врагом народа».

Кроме того, политическая доктрина Маркса удивительным образом находится в вопиющем противоречии с его же социальной теорией. Коммунизм – это антимарксизм, если под марксизмом понимать научную социальную теорию Маркса. К сожалению, у меня нет возможности здесь подробно продемонстрировать это. Я приведу лишь пару аргументов. Остальную аргументацию любопытствующий может найти в книге: Чухлеб С. Н., Краснянский Д. Е. «Комментарии к материалистическому пониманию истории» (9).

Аргумент первый. Маркс официально провозгласил скорую гибель капитализма в 1848 г. в своем «Манифесте коммунистической партии». Там же он рассказал и о могильщике буржуазии – пролетариате. Если Маркс сделал эти заявления как ученый, то тогда в его лице мы имеем дело с чудесным сочетанием способностей ученого и пророка. В 1848 г. индустриальное общество четко обозначилось лишь в Англии, да и то – на фоне нынешнего уровня развития оно предстает лишь как эскиз. Остальные европейские страны находились на различных стадиях продвижения к этому. Капитализм является социальной формой индустриального общества. Следовательно, для подавляющего большинства европейских стран заявление о четко оформившемся капитализме некорректно. В 1848 г. капитализм только выбирался из пеленок. Естественно, что всякое утверждение в то время о скорой гибели капитализма вызывает изумление. Как бы вы отнеслись к утверждению, что мыслитель VIII в. описал механизмы гибели феодализма и обосновал неизбежность капитализма? Будь он даже трижды Марксом, такая прозорливость невозможна. Как может ученый, пусть даже вооруженный самой совершенной социальной теорией (а такой теории нет и поныне), находясь в начале одной формации предсказать характер следующей формации (формация у Маркса – это всемирно-историческая стадия, занимающая огромный кусок времени)? Маркс в своем пророчестве мог быть прав только в том случае, если капитализм как стадия занимал бы 50-100 лет. Но любой теоретик подобную эпоху должен был бы рассматривать лишь как промежуточную, малозначительную социальную форму между феодализмом и коммунизмом.

Более того, сам Маркс мог бы задаться вопросом: почему предыдущие стадии-формации длились тысячелетиями (одна первобытная формация длилась почти двести тысяч лет), а капиталистическая стадия-формация укладывается в столетие, если не считать время её становления. Подобное уплотнение истории даже с учетом ссылок на ускоряющееся развитие человечества выглядит, мягко говоря, сомнительно.

Если же мы признаем, что капитализм занимает достаточно большой промежуток времени, например, несколько столетий, то и в этом случае знание о следующей формации невозможно. Это противоречит фундаментальному принципу марксизма: характер производства определяет характер общества. Ни один ученый не в состоянии предсказать характер производства через несколько столетий. Следовательно, ни один ученый не может сегодня серьезно говорить о характере общества, которое сменит капитализм. Достоверно поведайте нам о характере развития производительных сил через пятьсот лет и тогда мы рискнем сделать несколько туманных умозаключений о характере общества, базирующихся на них.

Здесь сам Маркс может выступить в качестве блестящего подтверждения этого тезиса. Ему не удалось предвидеть характер производительных сил и на сто лет вперед. Конечно, ему удалось уловить суть некоторых тенденций, например, процесс автоматизации производства или глобализации всемирного хозяйства. Но он и представить не мог, что будут представлять собой производительные силы конца XX столетия. Возможно, если бы кто-то поведал ему о них, то он как зачарованный слушал бы о самодвижущихся экипажах, самолетах, космических кораблях и чудовищной силе расщепленного атома. Рассказ же о компьютерах и виртуальной реальности он просто не понял бы.

Аргумент второй. Он направлен против политической доктрины марксизма, но основывается на его социальной теории. И это неслучайно, поскольку, как я уже отмечал выше, политическая доктрина Маркса прямо противоречит его социальной теории. Коммунизм – это антимарксизм, если под марксизмом понимать, прежде всего, научную теорию общества, созданную Марксом. Подобное противоречие возникло из глубокой ценностной заинтересованности Маркса политическими вопросами. Маркс был очень талантливым ученым, и он создал блестящую для XIX века социальную теорию. Но он был и яростным политиком. И когда Маркс впадал в свои политические грезы, то забывал обо всем, что утверждал как ученый. Более того, ему казалось, что его научная теория прекрасно подтверждает и обосновывает его политические воззрения.

Это достаточно типичное явление. Если вы будете внимательны, то убедитесь, что умнейшие люди тотчас глупеют и забывают о собственных же словах, как только речь заходит о милых их сердцу политических, религиозных, моральных и прочих иллюзиях. И вы обнаружите, что в этот момент им ничего невозможно доказать. Самые очевидные и вопиющие противоречия будут ими отрицаться и подаваться как образец трезвого, объективного, рационального мышления. Доказать вы им ничего не сможете, поскольку ваши аргументы будут адресованы их разуму, а опровергаемые вами положения будут корениться не в их разуме, а в их сердце.

В своем политическом проекте Маркс предполагает, что восставший пролетариат овладевает государственной властью и национализирует все производство. Поскольку эксплуататоры ликвидированы, государство оказывается тождественным организации всего трудящегося народа. Оно от лица этого народа осуществляет управление производством на благо этого народа. Так это выглядит в политической теории Маркса. Теперь же посмотрим, как этот проект будет выглядеть с позиции социальной теории Маркса.

Характер производительных сил определяет характер производственных отношений. Уровень развития производительных сил современного индустриального производства предполагает многочисленный класс специалистов-управляющих. Поскольку производство государственное, постольку эти управляющие оказываются государственными служащими, то есть бюрократией. И они занимают господствующее положение в производстве, так как они управляют этим производством, определяют размеры вознаграждения в рамках этого производства и ведают распределением продуктов этого производства. Маркс же утверждает: тот, кто господствует в сфере производства, тот господствует и во всем обществе. Следовательно, бюрократия, господствующая в сфере производства будет господствовать и во всем обществе. Уничтожив буржуазию и национализировав все производство, мы почти сразу получаем новый господствующий класс – бюрократию. Господство же, как вы знаете, почти мгновенно оборачивается материальным обогащением и социальными привилегиями. В итоге, вместо одного уничтоженного эксплуататорского класса мы получаем другой эксплуататорский класс.

Конечно, победивший народ может на этот случай принять некоторое количество законов и создать ряд политических институтов (господство партии трудящихся, парламент и всеобщие демократические выборы)³², которые будут противодействовать бюрократизации. Но это будут институты политической надстройки. Маркс же твердо настаивает на том, что социально экономический базис определяет надстройку, но не наоборот. И тот же Маркс неоднократно глумился над так называемыми социалистами-утопистами, которые наивно верили, что парой законов и властью партии трудящихся можно изменить характер буржуазного общества. Он справедливо указывал, что базис с неизбежностью переработает и приведет в нужное соответствие любую надстройку. Следовательно, согласно социальной теории марксизма, любая надстройка будет очень быстро выхолощена и приспособлена под себя господствующей бюрократией.

Это теоретическое прогнозирование в действительности прогнозированием не является, поскольку все именно так и произошло в десятках стран победившего социализма. Достаточно обратиться к родине реального социализма - СССР. Все вышеописанные процессы произошли в первые десятилетия его существования. К началу тридцатых годов бюрократия стала господствующим классом. Еще двадцать лет репрессий, и ее господство уже не подвергалось оспариванию. В итоге, мы получили полностью бюрократизированное общество. Класс бюрократии официально заявил о собственном существовании, легализовав термин «номенклатура». В политической надстройке господство бюрократии выразилось в ряде правовых положений и механизмов, позволявших ей контролировать демократические процедуры. В области же идеологии господство этого класса проявилось в идеях: самоценность и благотворность всеобъемлющего государства, всеобщность служения государству, упование на государство, ощущение неоплатного долга перед государством, концепция главы государства как «отца народа», идея империи, ксенофобия и т. д..

Общественное сознание СССР не смогло возвыситься до понимания того, кто является хозяином страны. Это естественно, поскольку хозяева подавляли любое отклонение от идеологического канона. Но на уровне бытового мышления это знание проявилось четко – любой советский человек знал, что все зависит от «начальства».