Глава 3.

Философия Иманнуила Канта.

Иманнуил Кант, наряду с Платоном и Аристотелем, может быть отнесен к философам «первого порядка». Его гносеологические изыскания определили очень многое в современной философии и современном социальном знании. Кроме того, Кант выписал определенную парадигму осмысления соотношения знания и веры, и эта парадигма, как более современная и более корректная, ныне предпочтительней для просвещенных верующих, чем образчики, восходящие к Фоме Аквинскому.

§. 1. Биография

Кант родился в 1724 году в семье кенигсбергского ремесленника. Его семья отличалась истовой религиозностью и поэтому неслучайно, что Кант избрал для себя обучение на теологическом факультете Кенигсбергского университета с целью стать пастором лютеранской церкви. Но увлечение философией отвлекло его от этого пути. В первые годы самостоятельной жизни Кант зарабатывал на жизнь домашним учительством. Этот род деятельности не был доходным, и существует рассказ о том, как друзья Канта сложились, чтобы приобрести ему новый сюртук - сам Кант не мог себе этого позволить по своей бедности. В 1755 году мыслитель начинает преподавать на философском факультете Кенигсбергского университета. С этого момента его материальное положение становится стабильным.

Кант вполне может быть отнесен к «оригиналам» и «чудакам» XVIII века. Он не имел ни жены, ни детей и посвятил всю свою жизнь интеллектуальным изысканиям. С рождения здоровье Канта было очень слабым, но умеренностью и методичностью жизни он укрепил его настолько, что прожил восемьдесят лет. Правда, в последние годы жизни разум его ослабел, что, впрочем, неудивительно для такого возраста. Методичность и дисциплинированность жизни Канта проявлялась во всем. Так, например, он имел привычку в одно и то же время совершать прогулку по одному и тому же маршруту. Уверяют, что по Канту горожане могли сверять часы – если Кант проходил мимо той или иной лавки, то ее хозяин точно знал, который сейчас час. За всю свою жизнь Кант отменил прогулку лишь дважды. В первый раз – когда он получил известие из газет о начале французской революции. Кант разделял надежды эпохи Просвещения и возлагал на эту революцию большие надежды. Второй раз прогулка была отменена по случаю получения Кантом королевского именного рескрипта. Кант был взволнован и чрезвычайно польщен.

Отличался Кант и необыкновенным воображением и живостью языка. Одно время он читал лекции по географии и столь красочно описывал экзотические страны, что у его слушателей появлялась уверенность, что Кант лично совершил путешествие по этим местам. А, между тем, он никогда не покидал родного города.

Горожане любили и почитали своего философа. Существует предание о том, что когда умер Кант, небо над Кенигсбергом было совершенно безоблачным, и лишь маленькая белая тучка стремительно неслась по небу. Увидев ее, один старый отставной солдат воскликнул: «Смотрите, это душа Канта несется на небо!».

Могила Канта находится в Кенигсберге и является местной достопримечательностью. Вы вполне можете побывать на ней, если окажетесь в этом городе. Для россиянина это несложно, поскольку Кенигсберг, как это выяснилось в XX веке, является исконным русским городом Калининградом. Я не удивлюсь, если в XXI веке в России выяснят, что Калинин являлся ближайшим сподвижником Рюрика или Ярослава Мудрого. Я, естественно, язвлю, поскольку предвижу в будущем большие проблемы для России из-за Калининграда. Представьте, что немцы заняли город Смоленск, истребили почти все население и заселили его своими. Сколько столетий понадобится россиянину, чтобы забыть о том, что Смоленск – это русский город?

В связи с этим казусом на философском факультете МГУ издавна существует шутка, что Кант – это великий российский философ. Калининград – часть России, следовательно, Кант, который родился, жил и умер в Калининграде, должен изучаться на кафедре истории отечественной философии. Подозреваю, что немцу от этой шутки стало бы не по себе.

§. 2. Гносеология Иманнуила Канта

Свою философскую систему Иманнуил Кант называл системой «трансцендентального идеализма». По большому счету она состоит из трех больших блоков: гносеологической, этической и эстетической теорий. Я собираюсь сосредоточится на гносеологической и этической теориях – они составляют ядро его системы. Онтологию система Канта, фактически, не предусматривает. Невозможность создания развернутой онтологии, как вы увидите, в дальнейшем вытекает из самого духа этой системы.

Но прежде, чем обратиться к его гносеологии, я вновь вынужден говорить о его биографии. Дело в том, что когда говорят о философии Иманнуила Канта, то подразумевают, прежде всего, философию, которую он создал во второй половине своей жизни. До сорока пяти лет Кант придерживался совершенно иных воззрений. Он много занимался наукой, в частности, математикой и естествознанием и имел на этом поприще солидные заслуги. Наиболее знаменита его космогоническая гипотеза о естественном возникновении вселенной. В истории науки эта концепция фигурирует под названием «теория Канта-Лапласа». Уделял Кант внимание и философии. Но его философские изыскания почти не выходили за рамки философии Лейбница, систематизированной и популяризированной учеником последнего – Х. Вольфом.

Переворот в мировоззрении Канта произошел в результате его ознакомления с трудами Дэвида Юма. Как вы, надеюсь, помните, Юм полагал, что мир, который окружает нас и который познает наука, является миром феноменальным. То есть, и человек, и наука имеют дело с глобальной иллюзией. Причем, законы, которые наука обнаруживает в этом мире, имеют своим источником не подлинную реальность, не вещи в себе, но человеческую психику. Образно говоря, мир – это масштабный маскарад, а наука – это фундаментальная система знания о масках.

Естественно, подобная философия наносит смертельный удар самооценке науки и ученого. Ученый преисполнен ответственности и важности - ведь он постигает тайны мироздания. Но принимая философию Юма, он начинает чувствовать себя крайне неуютно, поскольку оказывается знатоком и классификатором иллюзий. Как ответственный мыслитель и ученый Кант не мог проигнорировать философию Юма. Он не собирался опровергать эту философию, поскольку полагал, что она во многом истинна. Но реабилитировать науку было необходимо.

Кроме того, у меня есть сильное подозрение, что философия Юма оказалась для Канта огромным соблазном.

Кант, занимаясь частными науками, оставался убежденным христианином, и его, также как и Джорджа Беркли, крайне тревожило наступление науки на религию. Но являясь одним из творцов новоевропейской науки, Кант невольно участвовал в этом наступлении. При случае, он всякий раз подчеркивал, что его научные теории не только не ведут к материализму и атеизму, но, наоборот, предполагают существование Творца. Но его теории скорее свидетельствовали об обратном.

Особенно отчетливо это видно на примере его космогонической теории. В свое время Рене Декарт говорил: «Дайте мне материю и движение, и я построю мир». Кант в своей космогонической теории осуществил еще более амбициозный проект, девизом которого являются слова: «Дайте мне материю, и я построю из нее мир, т. е. дайте мне материю, и я покажу вам, как из нее должен возникнуть мир». Таким образом, сама по себе теория Канта не предусматривает участие Творца. Это обстоятельство впоследствии дало возможность Лапласу, который развил положения Канта, обойтись вовсе без Бога. Существует анекдот о том, как император Наполеон – весьма любознательный человек – ознакомился с системой Лапласа и с изумлением спросил его: «Но, позвольте, в вашей системе совершенно нет Бога?!». На что Лаплас с вызовом ответил: «Я не нуждаюсь в этой гипотезе!».

Кант не мог не понимать, что все его уверения о том, что его теория предполагает существование Бога, не могут перевесить атеистических следствий, объективно вытекающих из этой теории. Философия же Юма давала ему мощнейшее оружие против материалистических и атеистических воззрений – для этого ее следовало лишь слегка «подправить».

Но согласиться полностью с Юмом Кант тоже не мог, поскольку его вера в фундаментальность науки оставалась непоколебимой. Всю свою жизнь Кант разрывался между научным знанием и религиозной верой. Философия Юма дала ему надежду на то, что знание и веру можно сочетать. Но это сочетание, по мнению Канта, не должно было вредить статусу науки.

Кант не сразу создал свою философию. Он размышлял над ней десять лет. Речь идет о, так называемых, десяти годах «молчания» Канта. «Молчание» здесь означает не то, что Кант принял на себя обет безмолвия. «Молчание» означает, что Кант решил не писать и не публиковать ни одной строчки, пока он не решит задачу, поставленную перед ним философией Юма. Кант размышлял десять лет и, наконец, сформулировал искомую им концепцию. Изложил он эту концепцию достаточно быстро. Ему понадобилось всего лишь полгода, чтобы написать свою знаменитую «Критику чистого разума» (1781).

Правда, язык и объем этой книги отпугнули от нее большинство читателей, и книга осталась незамеченной. В этом виноват сам Кант, поскольку намеренной неясностью изложения он стремился отвадить вздорные умы: «И наконец, пресловутая неясность (жалобами на которую обычно прикрывают свою собственную леность или тупоумие) имеет и свою пользу, так как все, кто относительно прочих наук хранят осторожное молчание, в вопросах метафизики говорят мастерски и дают смелые решения, потому что их невежество не отличается здесь явно от познаний других, но отличается от тех настоящих критических принципов, о которых можно сказать: «Они отгоняют от ульев трутней – ленивых животных» (Вергилий)» (35. 4. С. 78)

Не желая терять внимание широкой публики, Кант все же пишет «Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука» - сокращенное и более популярное изложение «Критики чистого разума». Книга имела успех, и с этого момента ее автор становится крупнейшей фигурой в немецкой философии. В последующие годы были написаны «Критика практического разума» (1788) и «Критика способности суждения» (1790).

Эти три «Критики» составили сердцевину новой философии Канта. Именно поэтому его творчество исследователи подразделяют на «докритический» и «критический» периоды. Соответственно, мы займемся «критической» философией Канта и рассмотрим, прежде всего, «Критику чистого разума» (гносеология) и «Критику практического разума» (этика).

Создавая свою систему, Кант преследовал две цели. Во-первых, Кант стремится, не опровергая «открытий» Юма, все же найти обоснование науке, под которой он понимал знание всеобщее и необходимое (аподиктическое), то есть, фактически, абсолютно истинное знание. Во-вторых, он пытается «ограничить знание, чтобы освободить место вере». То есть, Кант пытается указать границы для научного разума с тем, чтобы смирить его притязания в критике религии.

Достичь этих целей Кант собирается, двигаясь по пути феноменализма. Основная его идея состоит в том, что наше познание есть не отражение реальности, а ее конструирование. Соответственно, законы природы, которые наука якобы открывает в реальности, есть, на самом деле, законы, которые наука предписывает (проецирует) природе.

Это свое «открытие» Кант называет «коперниканским переворотом в философии». До Коперника все полагали, что Солнце вращается вокруг Земли, населенной людьми. Коперник же показал, что это люди вместе с Землей вращаются вокруг Солнца, и Солнце является подлинным центром Вселенной. Так и Кант. До него все были уверены, что наше знание есть лишь отражение реального мира, и что мир существует сам по себе, независимо от нас. Кант же обнаруживает, что центром существования природы, мира является сам субъект познания – не природа предписывает субъекту свои законы, а он дает ей эти законы.

Начинает Кант, также как и Юм, с утверждения, что всякое познание основывается на опыте, и этим опытом проверяется. Опыт есть совокупность впечатлений, которые являются лишь комбинацией наших ощущений. Наличие ощущений позволяет нам утверждать, что вне нас есть нечто – вещи в себе – которое и является источником этих ощущений. Но ничего сверх этого мы о вещах в себе знать не можем. Следовательно, тот мир, который нас окружает, и который мы познаем, есть конструкция, возведенная самим субъектом (человеком). В своей «Критике чистого разума» Кант как раз и пытается исследовать то, как это конструирование осуществляется.

Он полагает, что мы конструируем мир (природу) при помощи априорных форм чувственного восприятия и мышления. A priori – до опыта. То есть априорные формы – это формы доопытные. Иными словами, априорные формы – это изначальные, врожденные способности обрабатывать и формировать тот чувственный материал, который поставляют нам вещи в себе. Эти формы можно назвать и «лекалами», по которым «шьется» мироздание.

Мы начнем с априорных форм чувственного восприятия. Их изучает так называемая «трансцендентальная эстетика». «Я называю трансцендентальным всякое познание, занимающееся не столько предметами, сколько видами нашего познания предметов, поскольку это познание должно быть возможным a priori. Система таких понятий называлась бы трансцендентальной философией». (35. 3. 780) Заодно уж сообщу, что термином «трансцендентный» Кант обозначает область вещей, существующих самих по себе, то есть, область, лежащую по ту сторону нашего опыта и той феноменальной картинки, которая отделяет нас от подлинной реальности.

Кант обнаруживает две априорных формы чувственного восприятия: пространство и время. То есть, пространство и время – это не характеристики подлинной реальности, а наш способ воспринимать мир. В тот момент, когда вещи в себе воздействуют на нас и порождают у нас ощущения, мы бессознательно конструируем эти ощущения в пространстве и во времени. Таким образом, наличие пространственных и временных характеристик у какого-либо предмета или явления тотчас указывают нам, что мы имеем дело не с вещью в себе, а с явлением (феноменом).

Поскольку пространство и время являются основными посылками, условиями математического научного знания, Кант делает вывод, что он доказал всеобщность и необходимость математического знания. Истины математики абсолютны, всеобщи и необходимы, поскольку они базируются на априорных формах пространства и времени, а человек всегда конструирует мир в этих формах. Такова его родовая способность. Говоря иначе, наука всеобща и необходима, поскольку она есть знание о феноменальном мире, то есть мире, возникающем в нашем опыте. А поскольку наш опыт всегда и везде с необходимостью конструируется нашими априорными формами, всегда одним и тем же образом, постольку научные истины всегда и везде будут истинами для нашего опыта.

Таким образом, Кант как бы объяснил, как возникает чувственная картинка мироздания. Но мы, как люди, имеем не только эту чувственную картинку - мы привязываем к ней еще и наше теоретическое знание. Следовательно, Кант должен объяснить, как это теоретическое знание конструируется. А конструируется оно посредством априорных форм мышления (рассудка). Эти априорные формы исследует так называемая «трансцендентальная логика». Она занимается способностями рассудка. Рассудок – это источник нашего научного знания, то есть знания, которое мы основываем на опыте и формируем посредством законов рациональности.

Априорных форм мышления (Кант называет их категориями²³) двенадцать. Эти двенадцать категорий поделены на четыре класса. Обычно на лекции я не советую студентам запоминать все эти категории, поскольку считаю, что они не станут ни счастливее, ни умнее, если будут их помнить. Достаточно уловить лишь суть и органично запомнить некоторые. Но поскольку учебник предполагает бОльшую систематичность и полноту, чем устное выступление, я приведу все эти категории.

Количество: 1. Единство. 2. Множественность. 3. Целокупность. Качество: 1. Реальность. 2. Отрицание. 3. Ограничение. Отношение: 1. Самостоятельное существование и присущность (субстанция – акциденция). 2. Причина – зависимость. 3. Взаимодействие. Модальность: 1. Возможность – невозможность. 2. Существование – несуществование. 3. Необходимость – случайность.

В этом учении о двенадцати категориях нам следует обратить внимание, как минимум, на три важных момента.

Во-первых, категории являются несущей конструкцией нашего научного знания о мире. Именно они сообщают этому знанию характер всеобщности и необходимости, поскольку все люди от рождения обладают способностью к этим априорным формам и, соответственно, знание, построенное на них, принудительно для всех людей. Таким образом, Кант полагает, что его цель – обоснование науки – достигнута.

Во-вторых, все выше перечисленные категории выражают определенные свойства феноменальной реальности. Следовательно, ни количество, ни качество, ни причинно-следственная связь и прочие характеристики не являются характеристиками настоящей реальности. Их нет в мире вещей, существующих самих по себе. Они возникают лишь в мире опыта как проявление наших способностей оформлять, конструировать этот опыт.

В-третьих, из предыдущего, второго обстоятельства следует очень важный вывод. Если мы нечто мыслим в пространстве, во времени, в качестве, в количестве, в причинно-следственной связи, в необходимости или случайности, в возможности или невозможности и т. д., то это первый признак того, что мы имеем дело не с подлинной реальностью, но лишь с феноменом.

Это обстоятельство является исходной посылкой для сокрушающей критики теории Канта. Кант мыслит свою философию как истинное знание о процессе познания. Но, поскольку, все выше приведенные категории присутствуют в его теории, то оказывается, что трансцендентальная философия Канта есть такое же феноменальное знание, как и любое другое знание. Иными словами, процесс познания не раскрывает свою сущность в теории Канта, а лишь в ней является. В итоге, выходит, что Кант ни на йоту не продвинулся далее скептицизма Дэвида Юма, а все его сложные трансцендентальные построения лишь создают иллюзию фундаментального продвижения.

На этом мы оставляем теорию научного знания Иманнуила Канта и переходим к его критике знания метафизического.

Как уже было сказано выше, Рассудок олицетворяет собой научное знание. Это знание опирается на опыт и реализует себя как знание о феноменальном мире, данном в опыте. Кант настаивает на этом обстоятельстве и всячески поощряет Рассудок оставаться именно в пределах опыта. Только в этих пределах научное знание может претендовать на всеобщность и необходимость, то есть быть истинным. В этом сила и в этом слабость науки. Наука сильна фундаментальностью опыта, и она слаба своей неспособностью делать суждения о том, что лежит за пределами опыта.

Но, помимо Рассудка науки, существует и Разум философии. Этот Разум олицетворяет нашу потребность заглянуть за пределы опыта и сделать суждения о том, как мир устроен на самом деле. И Разум философии (метафизики) предпринимает подобные попытки постоянно. Результатом тысячелетних изысканий Разума в этой области являются многочисленные и сложнейшие метафизические построения. В мире опыта мы не обнаруживаем фигуры Бога, но, «заглядывая» в область трансцендентного, метафизика эту фигуру обнаруживает и велеречиво толкует о ней. В мире опыта мы не находим свободной воли, не зависящей от обстоятельств окружающего жизненного мира, но в области трансцендентного метафизика эту волю обнаруживает. Этим открытиям можно было бы только радоваться, если бы не один неприятный казус: одни метафизики эти вещи обнаруживают, другие же эти вещи отрицают. Иными словами, история метафизики демонстрирует блестящие образцы доказательства бытия Божьего и свободной человеческой воли и столь же блестящие образцы отрицания бытия Божьего и свободной человеческой воли. Как такое возможно?

Кант чрезвычайно горд тем, что ему, как он полагает, удалось обнаружить причины невообразимой сумятицы и многоголосия в метафизике. Тысячелетия философы создают величественные системы, долженствующие сообщить человечеству окончательные истины о мироздании. Но, как только такая система оказывается созданной, появляется новый философ, который «разносит» ее в пух и прах и убедительно объясняет, почему его предшественник был столь близок к истине, но не смог ее обнаружить. При этом он также убедительно демонстрирует, что поимка истины, наконец, состоялась и именно его система, наконец, эту истину являет всему человечеству. Но затем появляется новый философ, и все повторяется сначала. Каждое новое поколение философов снисходительно взирает на системы древних, системы предшественников воспринимаются им с бОльшим уважением и вызывают, вместе с тем, изрядную горечь, поскольку кажется, что они почти ухватили истину. И каждое новое поколение философов живет с ощущением, что истина вот-вот будет обнаружена и выражена адекватным образом. И так тысячелетия! При этом тщетность поисков кажется случайной и легко преодолимой.

Кант же полагает, что эта ситуация, воспроизводящаяся вновь и вновь, неслучайна, но закономерна. Он полагает, что прежде, чем претендовать на «поимку истины», следует исследовать сами наши возможности в обнаружении истины. Но подобное исследование, исследование притязаний Разума очень скоро оборачивается критикой самого Разума, поскольку такое исследование, по мнению Канта, обнаруживает, что Разум по самой своей природе не в состоянии обнаружить трансцендентную истину. Речь идет об исследовании навыков и инструментов, которые Разум использует в своих притязаниях.

Попробую пояснить, о чем идет речь. При взаимодействии с материальным миром мы используем множество инструментов и множество навыков, потребных для них. Так, например, в еде мы используем нож, вилку, ложку, тарелку и многое другое. Более того, если вы попадете в светское общество, то вы обнаружите, что за столом может использоваться не одна вилка, а с десяток вилок различной формы и величины, и каждая из них предназначена для какого-то одного вида еды. Очевидно, что представители светского общества обладают большим количеством навыков и инструментов для потребления пищи.

Но существуют не только навыки и инструменты материального характера, но и навыки, и инструменты интеллектуального характера. Если первые предназначены для освоения материального мира, то вторые – предназначены для духового освоения сущего. Такими интеллектуальными инструментами и навыками являются, например, понятия и методологические принципы. Чем больше в нашей голове слов, чем больше у нас навыков использовать эти слова, тем глубже и масштабнее мы интеллектуально осваиваем действительность. При этом достаточно очевидно, что наши интеллектуальные инструменты и навыки весьма специализированы. Весьма неразумно использовать вилку для обработки дерева. Так же неразумно использовать медицинские понятия для описания социальной реальности.

Используя этот пример, мы видим, что и у Рассудка, и у Разума имеются определенные средства, инструменты и навыки для решения стоящих перед ними задач. Инструменты Рассудка – априорные формы восприятия и мышления – предназначены для работы с опытом. Рассудок ими пользуется и пользуется с успехом, поскольку его инструменты именно для опыта и предназначены. Но какими инструментами и навыками, какими средствами пользуется Разум, пытающийся постичь то, что находится за пределами опыта? Кант с изумлением и возмущением констатирует, что эти средства – все те же априорные формы, которыми пользуется Рассудок. Разум некритически (догматически) заимствует эти понятия у Рассудка и пытается использовать их не по назначению.

На лекции я обычно поясняю это положение Канта посредством следующего образа. Представьте, что вы живете на берегу моря, и у вас есть несколько прекрасных моторных лодок. Вы часто и подолгу любите кататься на них по водной глади, и у вас не возникает при этом никаких технических проблем, поскольку лодки именно для этого и предназначены. Но, внезапно, в вашу голову приходит шальная мысль, и вы решаете прокатиться на своей лодке по песчаному пляжу. Вы направляете свою лодку на пляж и вылетаете на песок. Лодка застревает в песке, винты мотора поднимают тучи пыли, и вы недоумеваете, почему вам не удается также легко и приятно двигаться по песку, как вы двигались по воде. При всей парадоксальности этого образа ответ очевиден: лодка не предназначена для движения по пляжу. И, если бы описанная ситуация случилась в действительности, то ее герой выглядел бы крайне нелепо.

Притязания Разума, по мнению Канта, столь же нелепы, как нелепы притязания нашего гипотетического героя. Априорные формы восприятия и мышления предназначены для работы с опытом, с феноменальным. Но у Разума иных средств нет, и он опрометчиво использует эти средства для работы с трансцендентным. Но, поскольку эти средства непригодны для этой работы, Разум терпит фиаско. Вместо реального знания Разум производит лишь заумные слова, изощренно связанные друг с другом. Он начинает тонуть в собственной диалектике.

Напомню, что слово «диалектика» Кант использует в классическом смысле – искусство спора и, в крайнем пределе, софистическое искусство: «…диалектика, отмечает Кант, превратилась в логику видимости. Софисты, старые и новые, поднаторели в искусстве камуфлировать собственное невежество или дорогие сердцу иллюзии под истину, искусно имитируя логическую фундаментальность и скрывая отсутствие мысли развесистой топикой». (15. 3…) Термин «топика» позаимствован из сочинений Аристотеля по логике, но в данном случае он может быть выражен при помощи идиоматического выражения «вешать лапшу на уши».

Таким образом, пытаясь познать непознаваемое и используя при этом негодные средства, Разум погружается в пучины софистики. С равным успехом он может доказать или опровергнуть какую-либо метафизическую гипотезу. Здесь лишь игра слов. Разум непрерывно порождает антиномии. «Антиномия» - «неразрешимое структурное противоречие». Уместен будет и другой термин – «парадокс». Все многообразие метафизических систем может, по мнению Канта, может быть уложено в рамках четырех антиномий.

1. Тезис. Мир имеет начало во времени и ограничен также в пространстве. Антитезис. Мир не имеет начала во времени и границ в пространстве; он бесконечен и во времени и в пространстве.

2. Тезис. Всякая сложная субстанция в мире состоит из простых частей, и вообще существует только простое или то, что сложено из простого. Антитезис. Ни одна сложная вещь в мире не состоит из простых частей, и вообще в мире нет ничего простого.

3. Тезис. Причинность по законам природы есть не единственная причинность, из которой можно вывести все явления в мире. Для объяснения явлений необходимо еще допустить свободную причинность. Антитезис. Нет никакой свободы, все совершается в мире только по законам природы.

4. Тезис. К миру принадлежит или как часть его, или как его причина, безусловно необходимая сущность. Антитезис. Нигде нет никакой абсолютно необходимой сущности – ни в мире, ни в вне его – как его причины. (15. 3. С. 650)

Комментарии.

Антиномия № 2 отсылает нас к спорам вокруг атомистической теории.

Антиномия № 3 выражает проблему включения феномена человека в научное знание. Если мы мыслим человека как часть материального мира, то, в таком случае, он может быть объяснен по тем же принципам, что и любой другой объект мироздания.

Так, в частности, природа какого-либо объекта может быть объяснена генетически, то есть из совокупности причин, его породивших. Но если это так, то никакой свободной воли не существует, и человек неподсуден ни моральному, ни правовому суду, поскольку всегда существует причина или совокупность причин, объективно вызвавших то или иное его действие. По поводу этой теории Фридрих II Прусский однажды воскликнул: Какая опасная теория! Если мои гренадеры ознакомятся с ней, то они побросают во время сражения свои ружья и дезертируют, заявив, что причиной тому - не их злая воля, но общий ход дел мироздания от начала времен. Таким образом, в третьем тезисе выражается уверенность, что человеческое поведение определяется не только естественными законами, но и свободной моральной волей, не зависящей от них.

Антиномия № 4 наиболее интересна.

Излагая ее на лекции, я часто не могу отказать себе в удовольствии спросить у студентов, о чем идет речь. Что это за «безусловно необходимая сущность»? Как правило, студенты пожимают плечами. Тогда я спрашиваю: является ли безусловно необходимым существование вот этого стола? Очевидно, что нет, поскольку он мог бы и не существовать – дело случая. На вопрос же: являются ли присутствующие безусловно необходимой сущностью, некоторые отвечают, что да, поскольку они не могли не существовать. С психологической точки зрения ответ верен – очень правильная и полезная установка. Но объективно походя, приходится признать: каждый из нас мог и не существовать. Бытие всех вещей в мире имеет вероятностный характер. Лишь Бог мыслится как сущность безусловно необходимая. Четвертую антиномию можно было бы передать следующим образом: Бог есть. – Бога нет. Уместно еще раз подчеркнуть, что с точки зрения Канта метафизика может убедительно доказать и так же убедительно опровергнуть существование Бога.

«Кант замечает, что если позиция четырех тезисов характерна для догматического рационализма, то в четырех антитезисах скорее проявлен эмпиризм. Тезисы имеют практическое преимущество, удовлетворяя этику и религию, мнение большинства. Антитезисы, напротив, больше соответствуют научному духу». (15. 3…)

Таким образом, вся предшествующая метафизика, и, прежде всего, изыскания непосредственных предшественников Канта рационалистов и эмпиристов, не может претендовать на истинное знание, поскольку является игрой Разума. Но означает ли этот вывод, что метафизика должна быть упразднена?

Кант отвечает на этот вопрос отрицательно. При всей тщетности, при всей мнимости диалектического Разума его работа не может быть признана совершенно бессмысленной. Идеи, которые порождают этот Разум, имеют регулятивный характер, то есть эти идеи систематизируют и упорядочивают опыт. В этом отношении они оказываются полезными. Иными словами, Разум создает систему понятий и тем самым скрывает от нас непознаваемую бездну трансцендентного. Он создает перспективу, пусть и мнимую, развития нашего познания.

Подводя итог кантовской гносеологии, разумно еще раз подчеркнуть следующее:

Наука является реальным, всеобщим и необходимым, истинным знанием. Но ее пределы ограничены миром феноменального и поэтому все мировоззренческие выводы, которые могут следовать из научного знания, не имеют значения. Именно поэтому религия не должна опасаться науки. Наука некомпетентна в вопросах теологии и этики, поскольку их основания трансцендентны.

§. 3. Этика Иманнуила Канта.

Проблемы морали исследуются Кантом в «Критике практического разума». Практический разум предписывает человеку определенные моральные действия. Но поскольку довольно часто моральные действия оказываются для человека затруднительными, у него может возникнуть соблазн оспорить эти предписания. Мораль говорит человеку, что он «должен», но человек может усомниться в этом долженствовании и отказаться ему следовать. Таким образом, проблема обоснования морального закона приобретает чрезвычайную важность.

Моральный закон существует. Это очевидно, хотя бы из того, что любой человек рассуждает о добре и зле, и часто характеризует те или иные явления при помощи этих понятий. Кроме того, сам человек почти всегда знает, что есть хорошо и что есть плохо.

Задача Канта найти основание этого морального закона. Эти основания, по мнению Канта, не могут быть обнаружены в пределах опыта. То есть, мораль не может быть обоснована эмпирическим способом.

Чтобы эти достаточно абстрактные суждения перевести в очевидное повседневное русло, я вкратце воспроизведу дискуссию, случившуюся на одной моей лекции. Размышляя о том, какой пример следует привести студентам, чтобы продемонстрировать невозможность эмпирического обоснования морали, я вспомнил слова одного «славянского академика», который весьма разумно заметил, что невозможно рационально доказать девушке, что раздеваться за деньги аморально. Я воспроизвел вслух эту мысль, и одна из моих студенток тотчас с жаром заявила, что можно. По ее словам, женщина как личность теряет свою ценность в глазах мужчины, если она делает это перед ним. На что я возразил, что многие мужчины, и, в частности, я, так не думают. Студентка же махнула рукой и заявила, что со мной все ясно, поскольку я - человек специфический и потому не могу быть воспринят в качестве адекватного критерия.

- «Вы правы, - воскликнул я, - я человек особый, поскольку телепортирован из будущего! Смотрите на меня внимательно и с большим интересом! Я должен открыть Вам одну тайну. Там, в будущем, я был самым диким и консервативным человеком на свете. Грезил о нравственно чистом прошлом. И мои современники решили сослать меня в эту эпоху со словами: «Коль он такой дикарь, то пусть и отправляется к этим дикарям XXI века».

Вы рассуждаете так же, как рассуждали в девятнадцатом веке: «Если молоко дают бесплатно, то кто же купит корову?» Современный человек уже не понимает контекста этой мудрости, поэтому поясню. Если женщина вступает в сексуальные отношения с мужчиной вне брака, то она - дура, ибо лишает себя возможности достичь главной цели в жизни женщины – замужества. Вне замужества она - не человек. Заметьте, прошло сто лет, и так почти уже никто не думает. Многие женщины имеют любовников или живут в гражданском браке, и их при этом не считают проститутками или неудачницами. Уверяю Вас, что через сто лет, если развитие будет идти в том же направлении, большинство будет думать так же как я»

- «Но факт оплаты уничтожает ценность деяния! - парировала студентка. Деньги уничтожают интимность и эмоциональную важность происходящего, его сокровенность. Оплата умаляет достоинства девушки».

- «Ну почему же? Я, например, вполне могу купить Вас (в этот момент моя оппонентка грозно сверкнула глазами), отправившись в кассу и приобретя билет на Ваш концерт. Этот билет даст мне право насладиться Вашими телесными манипуляциями и Вашей душой, которую Вы вкладываете в них. Вас же, как пианистку, это не смутит и не обесчестит? При этом я уверяю Вас, что покупка билета на Ваш концерт совершенно не повлияет на мое мнение о Вас. Ваша ценность не только не умалится, но лишь возрастет».

- «Но это же совершенно различные вещи…»

В этом месте я прервал дискуссию на том основании, что наша главная тема – не моральность стриптиза, а некоторые положения Иманнуила Канта. В этой дискуссии для нас важно то, что мои доводы для многих звучат весьма убедительно. Для других же очень убедительны доводы моей оппонентки. И мы можем дискутировать до бесконечности, и каждый останется при своем мнении. Таким образом, эмпирическое обоснование морали, в данном случае - апелляция к опыту присутствующих, не имеет однозначного, абсолютного характера.

Впрочем, можно обратиться за примерами и к современникам Канта. Эмпирические обоснования морали весьма характерны для века Просвещения. Так, в частности, такой крупный американский просветитель, как Бенджамин Франклин, заявлял, что быть добродетельным выгодно. Если вы добродетельны, то ваша репутация оказывается стимулом для кредитора, и у вас появляется возможность получить кредит и начать свое дело. Если же вы порочны, то кредит вам вряд ли дадут. Очевидно, что рассуждения Франклина не столь безусловны, как ему хотелось бы. В конце концов, не обязательно быть добродетельным, достаточно лишь слыть добродетельным человеком. А бывает и наоборот. Помнится, герой Бомарше Фигаро на заявления о том, что у него плохая репутация отвечал: «А что делать, если я лучше моей репутации?».

Не удовлетворяют Канта и обоснования морали посредством того или иного чувства, эмоции. Рассуждения о том, что добродетель приносит человеку радость, сомнительны, поскольку акцент здесь делается на эгоистичности убеждаемого, на факте, пусть и эмоционального, воздаяния. В конце концов, нам известны многочисленные случаи, когда порочное окружение может внушить человеку гордость за аморальные поступки. Так, например, если я приведу в аудиторию человека и отрекомендую его как персонажа, который отрезал двадцать человеческих голов, то присутствующие отнесутся к этому человеку с ужасом и отвращением. Но достаточно нам перенестись на пару столетий назад и на несколько тысяч километров на Восток, и мы попадем на тихоокеанские острова, где человек, обладающий дюжиной сушеных голов, полученных в качестве трофеев, вызывает всеобщую любовь и уважение.

Именно поэтому Кант настаивает не на эмпирическом, а на сверхэмпирическом обосновании морали. Рассудок, по его мнению, должен основываться на опыте. Разум пытается выйти за пределы опыта, и Кант порицает его за это. Практический же Разум не должен базироваться на опыте, а должен опираться на трансцендентное.

Свою задачу Кант видит в том, чтобы обнаружить внеэмпирические, трансцендентные условия, которые делают моральный закон возможным и необходимым. То, что этот моральный закон существует, для Канта является очевидным. Но если моральный закон существует, то тогда можно и нужно обнаружить его основания. Как мы уже видели, такими основаниями не могут быть опыт и эмоции. Основания морального закона – это такие трансцендентные вещи, как свобода воли, бессмертие души и Бог.

Свободная воля человека необходима постольку, поскольку свободный выбор добра сообщает высочайшую ценность нравственному поступку. Бессмертие души является необходимым условием для морального закона, поскольку закон становится законом лишь в том случае, когда за его нарушение следует наказание, а за его соблюдение дается награда. Мы легко можем представить ловкого жулика, который чудовищно разбогател на злодеяниях и удачно скрылся от правосудия. Всю свою жизнь он прожил в довольстве и счастье. За минуту до смерти за ним явились, чтобы его арестовать, но наш жулик безвозвратно скрылся от возмездия, умерев своей смертью.

Лишь бессмертие души предполагает неотвратимость воздаяния за нарушение нравственного закона. Если бы бессмертия души не было бы, то закон превратился бы фикцию. Лишь при бессмертии души наш гипотетический жулик, умирая, не только не избавляется от ответственности, но несет ее в полной мере, покинув пределы человеческой жизни. Бог здесь выступает как законодатель и как судья, самим фактом своего существования, полагающий основу нравственному закону.

Таким образом, этика Канта оказывается большим косвенным доказательством существования Бога. Как по наличию дыма мы умозаключаем о существовании огня, так и по факту существования нравственного закона мы приходим к убеждению, что Бог существует.

Теперь же перейдем к рассмотрению онтологической природы нравственного закона. Очевидно, что, хотя нравственный закон и проявляется в сфере феноменального, но он не может иметь феноменальной природы. В противном случае он превращался бы в иллюзию. Более того, тогда бы его можно было обосновать эмпирически, а это, как мы видели, невозможно. Нравственный закон имеет своим источником трансцендентное.

Дело в том, что Кант, как и Юм, различает эмпирического субъекта и трансцендентного субъекта. Эмпирический субъект – это то, как человек является самому себе и другим людям в мире феноменов. Это не подлинное бытие. Но как в основании феноменов лежат вещи в себе, так и в основании эмпирического субъекта имеется трансцендентное основание. Вот из этих-то глубин бытия исходит нравственный закон и проявляется в области феноменального в виде нашего знания о добре и зле.

Нравственный закон может быть сформулирован в виде категорического (безусловного) императива (повеления): «Поступай так, чтобы максима твоей воли всегда могла стать принципом основы всеобщего законодательства». Иначе говоря, совершая некое действие, подумай, что было бы, если бы принцип твоего действия стал всеобщим правилом. Например, собираясь совершить убийство, представь, что все станут убивать. Хотел бы ты жить в этом мире? Сам Кант полагает, что из этого правила в качестве следствия вытекает древняя мудрость, которая советует: поступай так, как хочешь, чтобы поступали люди друг с другом.

Правда, Бертран Рассел не считает это правило столь уж идеальным: «Но существуют некоторые действия, которые Кант определенно расценил бы как ошибочные, но ошибочность которых не может быть показана из его принципов, как, например, самоубийство. Было бы вполне возможно для меланхолика желать, чтобы каждый покончил жизнь самоубийством». (11. С…)

Существует и другая формулировка: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству». С этой точки зрения полковник, который при отступлении оставляет часть полка прикрыть это отступление, поступает, безусловно, безнравственно, впрочем, как и те, кто этот полк атакует.

Поскольку нравственный закон имеет трансцендентные основания и лишь проявляется в феноменальном мире, нравственная воля человека имеет автономный характер – она не зависит от мира, в котором живет человек. Человек может и должен в своем поведении руководствоваться нравственным законом, но не обстоятельствами жизни. Именно поэтому ничто в нашем мире не может быть оправданием безнравственного поведения.