8.4.1. Обучение глухих не территории Лифляндской губернии20.

История возникновения и распространения специального обучения на территории Лифляндии, вершилась по уже известным нам общеевропейским канонам – сперва как практика индивидуального обучения глухонемых детей, затем через попытки немногочисленных (не контактирующих друг с другом) энтузиастов создавать небольшие частные школы и, наконец, как совместное действие местной столичной аристократии, церкви и официальных властей. Вместе с тем при формальном совпадении фаз строительства анализируемой региональной сурдошколы с классической схемой, её следует признать уникальной. Политические и социально-культурные условия, в которых зарождались национальные системы специального образования стран Восточной Балтии - нынешних Латвии, Литвы, Эстонии, Финляндии - принципиально отличались от тех, в которых формировалась западноевропейская специальная школа. На историческом отрезке времени, выделенном нами как третий период эволюции отношения государства и общества к людям с недостатками физического и умственного развития, в перечисленных землях не обладали суверенитетом.

Население Лифляндии на протяжении долгих столетий делилось на правящую элиту, состоящую исключительно из иностранцев (немцев, поляков, шведов), и местных жителей латышей-простолюдинов. По понятным причинам ни те, ни другие не задумывались об организации обучения детей с нарушением слуха и речи, впрочем, и экономика разграбленной страны не позволяла это сделать. Не могла придти помощь и со стороны христианской церкви. Несмотря на насаждаемое Тевтонским, а затем Ливонским орденом католичество, население Риги и Видземе хранило верность языческим традициям. Для коренных жителей церковная служба, шедшая на латыни, оставалась непонятной и чуждой, не удивительно, что население Ливонии легко приняло идеологию протестантизма. Вне пределов Германии Рига оказалась первым городом, где лютеранство получает широкое распространение. Лютеранская церковь стала проводить богослужение на родном языке местных жителей, для чего на латышский язык переводятся церковные песнопения и религиозная литература. Активность протестантских миссионеров способствовала как созданию латышской письменности, так и распространению грамоты среди простонародья. Первые латышские лютеранские приходы возникли в Риге.

Польско-литовское владычество знаменуется стремительными католическими контрреформами в Риге и Видземе, а в XVIII столетии Лифляндия оказывается частью империи, где официальной религией являлось православие.

Итак, на протяжении полутора веков и у государственной (четырежды поменявшейся), и у городской (всегда иноземной) власти, и у крестьянского в массе своей общества отсутствовали мотивы заняться обучением глухих. Не сыграл своей позитивной роли, как это случалось в иных случаях и клир, так как и на религиозном фронте шла непримиримая борьба, а, как мы знаем, католики, протестанты и православные далеко не одинаково трактовали суть заботы об инвалидах, о глухонемых, в частности.

Превратности военно-политической судьбы прибалтийских народов обуславливают и объясняют феноменологию развития специального образования в западных провинциях Российской империи – Лифляндии, Латгалии, Курляндии, Эстляндии и Ингермландии - на протяжении XIX столетия.

Обратимся к опыту Лифляндии. Пока территория находилась под западным владычеством, характер интересующих нас процессов ничем не отличался от того, как развивались события в странах-метрополиях²¹. Перейдя в XVII веке под Российскую корону, Лифляндия, казалось бы, должна была полностью выпасть из социально-культурного контекста жизни германского протестантского общества, на самом деле этого не произошло. Царское правительство предоставило остзейскому дворянству, населявшему земли Восточной Прибалтики, большую самостоятельность в решении неполитических вопросов, чем собственной аристократии. Частным следствием имперской политики в землях Балтии становится уникальность протекания в них первого этапа развития ССО. Де-юре Лифляндии надлежало копировать петербургский опыт обучения глухих и слепых детей, де-факто этого не случилось. Прецедент, если не курьез, объясняется тем, что в секторе общественной жизни, не интересующей российского монарха, привилегированное население Балтии сохранило максимальную независимость.

Игнорируя православную традицию отношения к убогим и российский опыт в сфере практической сурдопедагогики, остзейское дворянство и евангелические общины Лифляндии (братство гернгутеров)²² исповедуют немецкую мораль. Итак, первое отличие балтийской специальной школы в том, что она не повторяет имперскую столичную модель, как то бывало в истории всех европейских сверхдержав, а экспортирует её из-за рубежа. Второе отличие в том, что учебные заведения для глухих, открываемые в землях, населенных латышами и эстонцами, долгое время оставляли за своими стенами детей, принадлежавших к титульной нации. Изначально эти учебные заведения создавались для немецких глухих детей! Характеризуя специальную школу Лифляндии образца XIX столетия нельзя именовать ее русской, латышской или эстонской моделью, поскольку она в прямом смысле слова немецкая.

В силу названных причин западная губерния долгое время обходилась двумя учебными заведениями для глухонемых, одно располагалось непосредственно в губернской столице, другое в рижском предместье – Кирхгольм. Некоторое представление о первых специальных школах Лифляндии можно получить, познакомившись с информацией, представленной в Таблице 2. Как и везде, приоритет в Лифляндии принадлежит столице: с 1809 по 1870 годы граждане Риги четырежды предпринимали попытки открыть специальную школу.

Согласно архивным данным, индивидуальное обучение глухонемых детей из состоятельных остзейских семей получает распространение на территории Лифляндии ещё в конце XV века. Однако последовавшая череда войн и тотального разорения, длившаяся в землях Восточной Балтии около двух столетий, сделали обучение инвалидов невозможным. Не могло оно стремительно возродиться и по вхождению балтийских земель в состав России (1721), пройдет 90 лет, прежде чем некий пастор Г. Якоби на личные средства попытается открыть частую школу для глухонемых (1809). В отечественных источниках прецедент упоминается вскользь [3], доступные нам немецкие и латышские источники сведений о пасторе Якоби не содержат, а потому отнесемся к информации с известной долей осторожности. Допускаем, что речь идет об одном из настоятелей рижского собора Св. Якоба, так как именно он - исток многих просветительских инициатив немецких священнослужителей в землях Лифляндии. Первое частное учебное заведение не смогло просуществовать и года. Через двадцать лет столь же неудачный эксперимент осуществляет глухой подвижник по фамилии Зенс [Senss], вероятно, получивший обучение либо на дому, либо в одной из школ Пруссии. Как и в предыдущем случае, жизнь учебного заведения оказалась весьма короткой (1832-33). Причиной неуспеха авторы, упоминающие о бесславно завершившихся прецедентах, традиционно выставляют безденежье [7, 48, 110, 111, 113], но так ли это на самом деле? Зная о том, что материально независимые немецкие родители из круга дворянства, купечества или крупного чиновничества не нуждались в услугах частных школ, коренному населению обучение глухих не представлялось важным, а метрополия не озаботилась социальными реформами в территориях Балтии - не станем удивляться тому, что активность пионеров сурдопедагогики не получила широкого отклика.

Результативной оказалась третья попытка (1840), правда, никто из исследователей, сообщая об известном факте, не задался вопросом, почему именно ей выпал счастливый жребий. Почему рижские бюргеры, не удостоившие вниманием частные сурдопедагогические эксперименты начала XIX века, по прошествии тридцати лет сами инициируют создание в главном городе Лифляндии школы для глухих? Что изменилось за время жизни одного поколения? Официальная политика имперского правительства оставалась прежней, не случилось в регионе и локального экономического чуда, приведшего к всплеску частной благотворительности, традиционное отношение коренного крестьянского населения к глухим также не могло поменяться столь стремительно. Если же никаких сверхъестественных событий на территории Лифляндской губернии не происходило, то в чем причина счастливого рождения рижской школы, действующей, кстати, по сей день?

Попытаемся решить головоломку из истории развития отечественного специального образования. Потенциальный заказчик особых образовательных услуг во внезапно обретенных Россией западных губерниях имелся, то были состоятельные бюргерские немецкие семьи, в которых росли глухие дети. Какое-то время они могли посылать своих отпрысков на обучение в сопредельные германские государства, однако в условиях неприязненного отношения российского правительства к подобным контактам делать подобное становилось все затруднительнее. Возникла нужда иметь учебное заведение в границах Лифляндии. Желание родителей, безусловно, разделяли и поощряли лютеранские пасторы, которые, как мы знаем, считали школьное обучение глухонемых возможным и полезным. Сыграл свою роль и национально-культурный момент, немецкое дворянство и бюргерство мечтало сохранить свою культуру, а потому охотно поддерживало в российских губерниях Восточной Прибалтике инициативы в сфере образования²³ и благотворительности, созвучные тем, что осуществлялись в фатерлянде.

«Рижское чудо» образца 1840 года стало возможным благодаря совпадению интересов разных привилегированных групп образованного населения Лифляндской губернии и, прежде всего, вмешательству влиятельных политических сил. На этот раз за спиной частного лица стояло некое «Литературно-практическое общество граждан», одним из устремлений которого являлось распространение культуры немецкого протестантизма в Лифляндии, Курляндии и Эстляндии. Члены «Литературного общества», прогерманского по своей сути, не могли не знать о сурдопедагогических успехах в сопредельной Пруссии и иных немецких землях. Школьное обучение и катехизация глухонемых детей соответствовали базовым целям объединения лифляндских немцев, вот почему идею открытия училища для глухих поддержало ранее индифферентное остзейское дворянство. Полагаем, не без участия влиятельных россиян немецкого происхождения²⁴ удалось добиться согласия Министерства народного просвещения²⁵ на открытие в Риге учебного заведения прозападной ориентации. В ситуации страстного желания защитить протестантские ценности от поползновений русского правительства и православной церкви финансовые проблемы содержания специальной школы оказались решаемыми, тотчас нашелся филантроп, пожертвовавший начальный капитал на приобретение помещения и обустройство училища. Педагога в рижскую школу приглашают из «Мекки немецкой сурдопедагогики» - прусского города Вессенфельде. История не сохранила подробностей жизни первого учителя, но того, что мы знаем достаточно, дабы оценить его профессиональный уровень, Ф. Арнольд прошел подготовку у ярого сторонника идей Песталоцци и Дистервега, харизматического реформатора немецкой сурдопедагогики Фридриха Гиля. Напомним, Гиль и его последователи конечной (основной) целью обучения и глухих и слышащих детей считали воспитание учеников нравственными и трудолюбивыми гражданами.

Признаем, третью попытку открыть в Лифляндии специальную школу отличает продуманность и основательность, природа рижского феномена образца 1840 года очевидна. Очередная частная инициатива по созданию специальной школы по времени счастливо совпала с всплеском культурно-политической активности представителей привилегированного сословия, пользовавшихся благорасположением самодержца. Следовательно, предшествующие неудачи лифляндских пионеров обучения глухонемых объясняются отнюдь не безденежьем, а незаинтересованностью местной администрации и влиятельной части бюргерства тратить средства на затеи, лишенные социального смысла. Допустимость подобных умозаключений подтверждает еще один феномен рижского происхождения – лечебно-педагогический «частный институт для слабоумных детей и идиотов» Фридриха Платца (открыт до 1847)²⁶.

В 1847 году, когда рижская школа глухонемых осталась без учителя, доктору Платцу поручили ее курирование (руководство и преподавание). Изначально далёкий от сурдопедагогики и не предполагавший бросать ранее начатое дело Платц объединил глухонемых и умственно отсталых детей в одном учреждении, помещавшемся в его собственном доме. Испытывая недостаток в профессиональных знаниях, рижанин как носитель западной культуры не обратился в российское (петербургское) училище, но прошел соответствующую подготовку в Пруссии и впоследствии успешно руководил объединенной школой (1847-64), которая, по словам М.В. Богданова-Березовского имела в ту пору «цветущий вид». Ответ на вопрос, почему и в данном случае обошлось без обращения к почетному опекуну Петербургского училища до смешного прост. Прибалтийские благотворительные учреждения не подчинялись ВУИМ, а потому и не нуждались в его одобрении. Причуды рижан не волновали венценосных филантропов.

Другой вопрос, почему в годы ужесточения правления западными территориями, в разгар борьбы с западными идеями Министерство народного просвещения сквозь пальцы смотрит на инициативы прибалтов? На наш взгляд, рижская школа, являясь заведением для инвалидов, Министерство не интересовала, в силу чего не попала в сферу профессионального внимания идеологических церберов. Наши размышления подтверждает и история возникновения в 1875 году учебного заведения в городе Вольмар (Валмиера). Правда, в ту пору благодаря либеральным реформам Александра III общий политический контекст начинает меняться повсеместно и то, что происходит в западных провинциях, отныне становится возможным и в других губерниях европейской части России.

Очередное желание группы частных лиц учредить на территории Лифляндии, в дополнение к столичной (рижской) школе, новые училища для глухонемых Санкт-Петербург воспринимает позитивно. В 1870 году Курляндия и Лифляндия получают высочайшее дозволение открыть два училища – одно в Елгаве (Курземе), другое в Вольмаре (Видземе). Решающую роль в судьбе последнего сыграла владелица поместья Озолмуйжа (Вольмарский округ, Видземе) графиня Эмма Меллин, которая из газеты (!) узнала о том, что в губернии проживает не менее 700 детей и подростков, лишенных слуха и речи. Факт публикации подобной информации в местной газете наводит на мысль о том, что необходимая статистика в регионе, во-первых, собиралась, во-вторых, своевременно предоставлялась широкому кругу местных жителей, в-третьих, могла найти отклик в сердцах читателей. Строгая последовательность событий принципиального значения не имеет. Познакомилась ли графиня Меллин с удручающей информацией, и затем направилась в Германию для изучения организации обучения глухих, либо, напротив, зная об опыте известных ей школ глухих Дрездена и Лейпцига, вознамерилась создать нечто подобное на малой родине в Видземе – не столь важно. Ценен результат: в 1870 году землевладелица принимает решение предать часть своей собственности ради создания особого училища. Графиня Меллин обращается за помощью к духовному наставнику Рижской школы Карлу Мольтрехту²⁷ и получает его согласие участвовать в богоугодном начинании.

Следуя западным правилам, провинциальный проект начали с организации Кураторства (Попечительства) будущего учебного заведения. Членами Попечительства становятся: вице губернатор Лифляндии (А. Эттингер), генерал-суперинтендант²⁸ Риги (T. Gaehtgens?), мэр города Вольмар (Антониусс), городской судья (фон Вегезац), пасторы К. Мольтрехт и Й. Нейланд²⁹, а также приглашенный из школы села Милити (волость Баини) учитель Филипп Шведе³⁰. Последнему учредители предложили совместить функционал сурдопедагога и руководителя создаваемого училища. В распоряжение новоиспеченному Попечительству графиня Эмма Меллин предает 30000 тысяч рублей, рекомендуя впоследствии тратить банковский процент от их хранения на содержание необычного училища. Со своей стороны оба пастора предполагают пополнять школьный бюджет целевыми отчислениями от денег, собираемых приходами. Ратуша же планирует выделять разовые субсидии из городской казны. Подобная схема нам хорошо знакома по опыту Германии и Скандинавских стран.

Под будущую школу власти передают небольшое деревянное строение, расположенное на городской окраине (ул. Дьяконата) неподалёку от протестантского кладбища. Что касается выбора учителя, то и здесь реализуется известная нам модель. За плечами Шведе, на момент его приглашения в Вольмар, приходская школа и семинария Цинзес (г. Валка). По окончании семинарии (1871) Шведе учительствует в приходской школе, летом 1872 года совершает путешествие по Германии, Австрии и немецкоязычным кантонам Швейцарии, изучая опыт работы тамошних городских школ. В 1874 году Шведе командируется на специальные курсы в Рижское училище глухонемых, где ему предлагается овладеть азами сурдопедагогической науки. Следующим этапом профильной подготовки становится очередная поездка в Германию и Швейцарию (1875), теперь уже на предмет детального ознакомления с работой специальных учебных заведений для глухонемых. По возвращении из зарубежного турне молодой специалист, как сказали бы сегодня, и получает лестное предложение от Попечительства стать основным сурдопедагогом и директором школы, создаваемой в Вольмаре.

30 июля (по старому стилю) 1875 года с небольшого торжества стартует долгая история уникального учебного заведения Видземе³¹. По началу городская школа имеет всего один класс, в который набирают 8 глухих мальчиков. Через пару лет (1877) открывается второй класс, вести который приглашается Jekob Feder. В 1879 году комплектуется третий класс, а взамен покинувшего школу Я. Федера приходят выпускники Цинзесской семинарии Jnis Enkmanis и Eduards Jnzelberg. Все упомянутые наставники до начала педагогической деятельности в Вольмарском учебном заведении в обязательном порядке знакомились с постановкой дела в Рижской школе глухонемых. Заботясь о квалификации своих коллег, Шведе еженедельно проводит для них открытые эталонные уроки. Со временем давно работающие, и вновь принимаемые сурдопедагоги получают возможность стажироваться в Риге, Санкт-Петербурге, и, конечно, за рубежом. Профессиональную жизнь сурдопедагогов не назовешь легкой, рабочий день начинался с пяти утра и тянулся до позднего вечера, кроме того, через день каждому учителю приходилось дежурить по школе, отдавая ей еще и каждое второе воскресенье месяца.

Финансовое положение Вольмарской школы, как любого частного заведения, оставалось неустойчивым. Достаточно сказать, через четверть века после открытия (1900/01 учебный год) его бюджет составлял не более 8000 рублей. На тот момент в четырех классах школы пребывал 41 ученик. Годичное содержание каждого, как нетрудно подсчитать, обходилось в 195 рублей. Для сравнения: в Варшавском Институте слепых и глухих эта сумма составляла в ту пору 323 рубля, в Московском Арнольдо-Третьяковском училище глухих – 420 рублей, в Санкт-петербургском училище ВУИМ – 843 рубля. Отвлечемся, однако, от материальной стороны дела и вернемся на 25 лет назад, к моменту рождения школы глухих в городе Вольмар.

Инициирует создание школы остзейская дворянка, чувства и устремления которой находят отклик у лютеранской церкви и немецкой администрации края. По разным мотивам проект равно не вызывает интереса ни у верховной российской власти (государя и правительства), ни у местного населения. Согласно архивным данным, и в Риге и в Вольмаре специальные учебные заведение официально долгое время именовались как немецкие школы глухонемых. Для того чтобы в специальные школы пошли дети из латышских семей требовались изменить умонастроение местного населения. Такое станет возможным в контексте роста национального самосознания прибалтов. Конец XIX века знаменуется всплеском интереса к национальной культуре, родному языку. Сурдопедагог Ф. Шведе оказывается в гуще событий: способствует созданию в Вольмаре Латышского общества (1882) и почти 20 лет руководит им, организует окружной Праздник Песни, инициирует открытие в родном городе театра, музея, библиотеки, Общество сбережений и займов. Вовлеченное в общественную жизнь население начинает материально помогать школе глухих. Той уже не хватает имеющихся помещений, встает вопрос о строительстве специального здания. Графиня Меллин жертвует на его постройку 30000 рублей, а городское мещанство предает принадлежащий ему участок земли. Живущие натуральным хозяйством жители окраин Вольмара отдают самое дорогое, что есть у крестьянина – землю. В 1881 году здесь проходит последний покос, после чего торжественно закладывается первый камень на месте будущего входа в школьное здание, и всего через год оно открывает двери. С этой поры в училище вместе идут немецкие и латышские дети.

На излете XIX века генерал-суперинтендант Hollman предлагает создать в Лифляндии Общество обучения глухонемых детей, которое курировало бы все специальные заведения края. Старший лютеранский пастор, как носитель немецкой культуры, полагает полезным максимальную «германизацию» сурдообучения и выступает противником латышских нововведений. Заступничество влиятельного члена Попечительства вице губернатора А. Эттингера, отстаивающего интересы графини Меллин, которая всецело доверяла Ф. Шведе, сохраняет школу такой, какой видел её сурдопедагог. Но вот уже и пастор К. Мольтрехт предлагает Ф. Шведе сделать выбор между руководством школой и Латышским Обществом Вольмара. Лютеранские пасторы интуитивно предвосхитили мысль Л.С. Выготского: «специальное обучение есть введение в культуру», и жестко указали в какую именно культуру следует водить глухого ребенка, проживающего в Лифляндии. По их твердому убеждению эта культура не могла быть ни латышской, ни русской, а исключительно немецкой! Ф. Шведе смиряется и выбирает место директора и главного сурдопедагога Вольмарской школы, которая переходит под начало Лифляндского общества обучения глухонемых детей. Вплоть до первой мировой войны глухие латышские дети, живущие в границах российской империи, учиться станут в классической немецкой специальной школе! Прецедент, невозможный в Западной Европе, в царской России оказался далеко не единичным.