1930 Постановление цк вкп (б) «о всеобщем обязательном начальном обучении».

Перейдем к характеристике дореволюционного хронологического отрезка третьего периода эволюции отношения и первого этапа становления отечественной системы специального обучения глухих, слепых и умственно отсталых детей.

8.3. Обучение глухонемых: случайная встреча заканчивается созданием Опытного училища.

Первая специальная школа в России возникла по повелению вдовствующей императрицы Марии Федоровны (матери Александра I) в загородной царской резиденции на территории Павловского дворца в октябре 1806 года. Матушка государя пожелала организовать обучение глухонемых детей, и тотчас во исполнение монаршей воли в столице нашли 12 неслышащих разного пола и возраста. Через три года школу перевели в Петербург, придав ей с 1 января 1810 года статус училища и подчинив Ведомству Санкт-Петербургского опекунского совета.

История рождения первенца отечественного специального обучения достаточно курьезна. Крестной матерью училища оказалась немка Мария Федоровна, фактическим организатором - специалист в области обучения слепых француз Валентин Гаюи. Создатель первого в мире учебного заведения для незрячих в 1803 году оказался в Петербурге в силу удивительного стечения событий политической жизни Франции и России¹. «Первоучитель, непонятый окружающими, попав во враждебную ему обстановку, отравляющую его существование, старался, - пишет А.И. Скребицкий, - и на чужбине быть полезным, как верный долгу наставник» [72, с.707]. Однако старание западноевропейского энтузиаста в условиях российской действительности начала XIX столетия не приводило (добавим от себя, и не могло привести) к желанным и привычным для него результатам. Гаюи не смог сразу приступить к практическому воплощению мечты о создании института слепых в Северной Пальмире, но по счастливой случайности привлек внимание Марии Федоровны, неожиданно пожелавшей организовать помощь глухим детям на европейский манер. Знакомый с сурдопедагогической методикой Сикара, тифлопедагог Гаюи не ограничился консультацией монаршей особы, но взял на себя организацию дела². Проявляя личное участие и милосердие, желая помочь конкретным людям, императрица, в чье поле зрения попал иноземный ученый, не только «милостиво повелела» основать при царской резиденции в Павловске училище «в малом виде и притом как опытное», но и выделила на его устройство деньги из личных средств.

Как известно, Мария Федоровна мечтала, чтобы ее детище ни в чем не уступало Парижскому институту глухих, а потому в заочные советники избрала его тогдашнего ректора Сикара, для практического же управления заведением пригласила специалиста из-за границы. Им оказался поляк Зигмунд Анзельм ³.

К моменту приезда в российскую столицу ксендз Анзельм не только прошел годичную стажировку в знаменитом Венском институте глухих (июль 1804 – август 1805 и успешно выдержал экзамен, но подготовил проект специального учебного заведения, разработал дактильную азбуку польского языка и имел опыт частной практики индивидуального обучения неслышащих (по венской методике), правда, устройство школы изначально планировалось автором в польском городе Вильно.

Сделаем два необходимых уточнения, первое, о венском методе. Его создатели (учитель немецкого языка И. Май и врач Ф. Шторк) прошли стажировку в Париже у знаменитого Шарля Эпе, и по возвращении на родину оказались в числе сотрудников только что открывшегося (1779) Венского института глухих. Выученики создателя французского (мимического) метода обучения неслышащих «пришли к убеждению, в том, что система «мимического метода» искусственна и сложна <…> И. Май и Ф. Шторк видопреобразовали систему <…> заменяя жесты дактильной азбукой <…>. Основным же средством обучения глухих стала дактильная речь» [7, с.51]. Скорее всего, Гаюи и Анзельм не сходились во взглядах на методы обучения воспитанников придворной школы, что, вероятно, породило жаркую научную дискуссию между педагогами и заставило Марию Федоровну обратиться к Сикару как к третейскому судье.

Во-вторых, польский ксендз, безусловно, изначально не предполагал оказаться директором и педагогом российского училища⁴. В очередной раз изменения на «географической карте специального образования» обусловили военно-политические коллизии, происходившие на европейском континенте. Виленские земли, где начинал свою сурдопедагогическую деятельность Анзельм, согласно международным конвенциям 1795-97 годов, перешли из-под польской короны в подчинение русскому царю, а, значит, иностранного специалиста пригласили в Россию из России же! Ничего парадоксального в этом курьезном факте мы уже не видим. Сами по себе инициативы польского педагога или несвойственное россиянам отношение к проблеме обучения глухонемых, демонстрируемое населением, проживавшим на недавно присоединенных землях, не могли заинтересовать ни русского монарха, ни созданное им Министерство просвещения. Анзельм попал в поле зрения власти после того, как та (в лице вдовствующей императрицы) захотела перенести на русскую землю плоды западной учености. Иными словами, добейся Анзельм или какой-либо другой местный энтузиаст, невиданных успехов в индивидуальном обучении детей-инвалидов, соотечественники («верхи» и «низы») оставили бы это событие без внимания. Воспринять факт отечественной педагогической практики достойным официального признания и государственной поддержки российские власти могли лишь в исключительном случае, например, если что-то подобное уже имелось за границей и получило там одобрение. Русская бюрократия действовала по принципу прецедента: раз уж там есть, то и у нас можно (нужно).

Итак, отечественную модельную школу для глухих, задуманную императрицей копией парижской, возглавил поляк Анзельм, человек, не разделяющий в полной мере убеждений сторонников французского мимического метода. Самостоятельность педагога не могла понравиться императрице, мечтавшей не об обучении глухих вообще, а лишь о повторении западного образчика в собственных в буквальном смысле слова (при загородном доме в Павловске) владениях. Огорченная «самодеятельностью» польского ксендза, Мария Федоровна вступила в переписку с Р. Сикаром (письма датированы 1808, 1810 гг.), и француз не замедлил порекомендовать руководителем опытного училища своего земляка - сурдопедагога Жана Батиста Жоффре⁵. Вскоре тот прибыл в Россию и активно взял бразды правления переведенным в Петербург (1810) училищем⁶. Парижанин изменил школьный устав, прежде всего, разделив воспитанников на два класса. (См. Таблицу 1). В один класс вошли дети «благородных» родителей, в другой – «простые». Класс «простых» укомплектовали сиротами из Воспитательного дома и детьми родителей, принадлежавших к так называемому «подлому» сословию.

Таблица 1