8.10. Обучение умственно отсталых детей становится возможным (1895 - 1917).

Сравнительный анализ

На рубеже ХIХ – ХХ веков в стране формируются профессиональные сообщества сурдопедагогов и тифлопедагогов, происходит консолидация сторонников обучения глухонемых и слепых, проводятся съезды по проблемам обучения детей-инвалидов. Отечественная специальная школа перестает калькировать школы западные, обретая все большую самобытность. Участники съездов считают необходимым расширить сеть специальных учебных заведений, создать для «малоуспешных детей» вспомогательные школы или классы, для малышей - специальные детские сады, доступные «и для бедного класса населения». Инициатива организации обучения детей с отклонениями умственного развития в России исходила не от государства, как это было в Германии, и не от родителей, как это случилось в Англии, а со стороны энтузиастов (врачей, педагогов, общественных деятелей), озабоченных положением «ненормальных» детей. Грандиозные планы делегатов Съезда 1896 года на практике начнут понемногу реализовываться через двенадцать лет, в 1908 году Санкт-Петербург и Москва решатся на обучение умственно отсталых детей. Сперва дело тормозилось традиционной неторопливостью ответственных чиновников, потом наступил военно-политический кризис. Проигранная русско-японская война дорого обошлась отечественной экономике, революция 1905 года напугала правительство. Благотворительные общества вошли в полосу финансовых затруднений, а государство в очередной раз ужесточило внутреннюю политику, в силу чего частные инициативы в сфере образования стали почти невозможными. Сроки рождения вспомогательной школы отодвинулись, ее появление становится возможным только благодаря правительственной реформе народного образования, предпринятой незадолго до начала первой мировой войны. Перейти от мечтаний к делу подвижникам удастся после принятия Государственной Думой проекта введения всеобщего начального обучения (1908), рассчитанного на 10 лет. Итак, своим рождением российская вспомогательная школа, как и немецкая, обязана государственному решению ввести всеобуч!

Хронологическое сопоставление дат открытия первых светских приютов для детей-инвалидов, детских отделений в психиатрических больницах, вспомогательных классов и школ в западноевропейских странах-лидерах и в России окажется не в пользу последней. Тем не менее, у нас нет оснований винить исключительно царское правительство, в том числе Министерство народного просвещения, в сознательном сдерживании процесса. Вплоть до начала XX столетия российское общество оставалось не готовым к организации учреждений социального призрения, тем более учебных заведений для глубоко умственно отсталых детей. Сильным сдерживающим фактором выступало традиционное российское сострадание к нищим и убогим в аспекте подаяния. На Западе нечто похожее случилось со слепыми, запрещая нищенство европейские законодатели сделали для них исключение. Существуя попрошайничеством слепец мог жить сытнее городской и сельской бедноты, овладение грамотой требовало личных усилий и финансовых расходов, но не приносило практической выгоды, а потому не только власть и общество, но и сами слепые не считали школьное обучение важным. Сохраняющееся в православной общине личное милосердие, в известной мере обессмысливало деятельную благотворительность, подавая милостыню россиянин искренне полагал, что не только спасает собственную душу, но обеспечивает необходимую заботу об инвалиде. В подобной картине мира школьному обучению не оставалось места.

На Руси люди с интеллектуальными нарушениями испокон веку занимали особую социальную нишу, нищелюбивое население вело себя по отношению к ним достаточно терпимо, власти же обходили их своим административным вниманием. Открытие сумасшедших домов в Новгороде (1776), Петербурге (1779) и Москве (1785) даже формально нельзя считать началом государственной заботы о людях, страдающих психическими заболеваниями или тяжёлыми формами умственной отсталости. И новгородский «доллгауз», и столичные больницы для душевнобольных (Обуховская в Петербурге, Преображенская в Москве) являлись скорее карательными, нежели лечебными учреждениями. (По официальному пониманию задач «домов скорби» российская администрация XVIII века оставалась на уровне западных королевских судов XV-XVI столетий). Устроители пеклись о «нравственном здоровье» общества, изымая из него опасных агрессивных сумасшедших. Умственно отсталые (в просторечье «божевольные юроды»), жившие «милости ради» и «Христа ради», физической либо политической угрозы для окружающих не представляли, игнорировались властью.

Предпринятый нами ретроспективный анализ свидетельствует, что эволюцию отношения государства и общества к людям с умственными недостатками обеспечивают кардинальные изменения социально-культурного контекста жизни общества. Вспомним как это происходило на Западе.

Расширение сословных и гражданских прав родителей рано или поздно неминуемо сказывалось на положении их умственно отсталых детей. Так, в Англии уже в XIII веке в связи с законодательным закреплением сословных привилегий и уточнении юридических норм, касавшихся завещания и получения наследства, сумасшедшие и идиоты попали в сферу профессионального интереса юристов, возник вопрос о медицинской экспертизе. Одним из частных следствий судебных прецедентов явилось появление в английском законодательстве юридического определения состояний психического здоровья (юристы четко сформулировали различия между сумасшествием и идиотией). По мере того как в той или иной стране расширялся круг граждан-собственников, судам всё чаще приходилось рассматривать дела о наследстве, где претендентом на него мог выступать человек с недостатками умственного развития, на определенном этапе развития юридической практики происходил пересмотр прежних представлений о статусе и дееспособности умственно отсталых. Именно по такому сценарию эволюционировало представление государства и общества о правах умственно отсталых детей.

Другой движущей силой эволюции отношения выступала деятельная благотворительность. Открытие на континенте по образцу монастырских городских, частных, наконец, государственных богоугодных домов, куда станут попадать и умственно отсталые, следствие урбанизации, а также поступательной активизации церковной и светской филантропии (особенно в протестантских странах). Со временем призрение сумасшедших и слабоумных осознается ответственностью местной и верховной власти. Великая французская революция обеспечивает «революцию в психиатрии», благодаря чему в преобразившихся психиатрических больницах создаются детские отделения. Так эволюционировало медицинское (лечебное) направление помощи слабоумным детям, параллельно введение всеобуча привело к вычленению категории учащихся со средней и легкой степенью умственной отсталости, к пониманию необходимости организации для них вспомогательных классов и школ. На протяжении второго и третьего периодов эволюции отношения европейского государства и общества к людям с недостатками умственного и физического развития умственно отсталые дети попадают в сферу внимания юристов, медиков, городских властей, филантропов, короны и, наконец, педагогов.

В России, где Церковь и всех сословий подданные находились в полной власти самодержца, гражданское право не формировалось и, следовательно, в поле зрения судов, юристов и государства умственно отсталые дети не попадали. Отечественная психиатрическая служба пребывала в зачаточном состоянии, а потому и со стороны медиков инициативы ждать не приходилось. О всеобуче в аграрной стране не помышляли, а потому и в школьно-педагогическом направлении ничто не менялось, ничто не будоражило общественной сознание. Православное население всё также охотно подавало милостыню малолетним слабоумным - «божевольным дурачкам», не удручая себя раздумьями об их тягостном будущем. В середине XIX века о детях с умственными недостатками заговорили писатели либерально-демократического толка А.И. Герцен¹⁵⁴ и Н.А. Добролюбов¹⁵⁵. Повесть Герцена «Доктор Крупов» (1847) и статья Добролюбова «Ученики с медленным пониманием» (1858) можно сказать открыли для сограждан факт существования детей, отличающихся от сверстников сниженными умственными способностями.

8.10.1. Необходимое дополнение. А.И.Герцен предлагает русскому читателю неожиданного героя.

А.И. Герцен, пожалуй, первым из русских писателей сделал одним из главных персонажей своего произведения человека с явными отклонениями в умственном и психическом развитии. Это деревенский дурачок Левка - друг детства главного героя повести «Доктор Крупов». Обратимся к тексту повести: «Приятеля моего все звали «косой Левка», он действительно немного косил глазами. Чем более я возвращаюсь к воспоминаниям о нем, тем яснее мне становится, что пономарев сын был ребенок необыкновенный; шести лет он плавал, как рыба, лазил на самые большие деревья, уходил за несколько верст от дома один-одинехонек, ничего не боялся, был как дома в лесу, знал все дороги и в то же время был чрезвычайно непонятлив, рассеян, даже туп. Лет восьми нас стали учить грамоте; я через несколько месяцев бегло читал псалтырь, а Левка не дошел и до складов. Азбука сделала переворот в его жизни. Отец его употреблял всевозможные средства, чтобы развить умственные способности сына – и не кормил дня по два, и сек так, что рубцы были видны, и половину волос выдрал ему, и запирал в темный чулан на сутки, - все было тщетно, грамота Левке не давалась; но безжалостное обращение он понял, ожесточился и выносил все, что с ним делали, с какой-то злою сосредоточенностью. Это ему не дешево стоило: он исхудал, вид его, выражавший прежде детскую кротость и детскую беззаботность, стал выражать дикость запуганного зверя; на отца он не мог смотреть без ужаса и отвращения. Побился еще года два пономарь с сыном, увидел, наконец, что он глупорожденный, и предоставил ему полную свободу. Освобожденный Левка стал пропадать целые дни, приходил домой греться или укрываться от непогоды, садился в угол и молчал, а иногда бормотал про себя неясные слова и вел дружбу только с двумя существами – со мной и со своей собачонкой. <…> Левка сопровождал меня на всех прогулках, его безграничная преданность, его беспрерывное внимание сильно трогали меня. Привязанность его ко мне была понятна, один я обходился с ним ласково. В семье им гнушались, стыдились его; крестьянские мальчики дразнили его, даже взрослые мужики делали ему всякие обиды и оскорбления. <…> Он обыкновенно ходил задами села, когда же ему случалось идти улицей, одни собаки обходились с ним по-человечески. <…> Он был дурен собой на первый взгляд. <…> Но никто никогда не дал себе труда вглядеться в его лицо; оно вовсе не было лишено своей красоты. <…> Я был поражен мыслью, которая преследовала меня всю жизнь. С чего люди, окружающие его, воображают, что они лучше его, отчего считают себя вправе презирать, гнать это существо, тихое, доброе, никому никогда не сделавшее вреда?» [24, сс.294-298].

Герой повести (ее автор) долго ищет возможные аргументы, которые могли бы, если не оправдать, то хотя бы объяснить острую неприязнь обывателей к «глупорожденному» подростку, и не находит их. Доктор Крупов, волею создавшего его писателя-социалиста, исповедует ценности третьего периода, а потому Левка по его убеждению не убогий, которому можно подать милостыню и забыть, а то и оттолкнуть, но человек, а потому достоин лучшей участи. В 1846 году А.И. Герцен опубликовал роман «Кто виноват?», где подверг жестокой критике крепостнический строй самодержавной России. Со временем название романа преобразилось в некую емкую формулу, в ключевой вектор и инструмент анализа любого важного события общественно-политической жизни страны. В повести «Доктор Крупов» столь же лапидарно сформулирован вопрос, являющийся сутью наших длительных рассуждений: «Чем Левка хуже других?». Современники, да и многие потомки А.И. Герцена то ли не услышали, то ли не сочли этот справедливый возглас столь же актуальным, как «кто виноват?» В нашей стране правомерность вопроса, заданного доктором Круповым (философом-социалистом А.И. Герценом) частично будет признана после Октябрьской революции, а полностью только в 90-е гг. ХХ столетия.

Российское общество середины Х1Х в. Оказалось не способным всерьез размышлять о человеческом достоинстве и гражданских правах слабоумного, а потому повесть А.И. Герцена не «разбудила» народ, не сыграла в деле становления специального образования такую значительную роль как известные письма Дидро или повесть В.Г. Короленко «Слепой музыкант». Идеи А.И. Герцена о правах умственно отсталых, как в свое время идеи А.Н. Радищева о правах глухих, оказались преждевременными.

Тем не менее, согласимся с утверждением Х.С. Замского, о том, что повесть А.И. Герцена сыграла «определенную роль в формировании гуманного отношения к аномальным детям со стороны общества» [36,Сс.242.] А.И. Герцен привел в русскую литературу нового героя – человека, имеющего нарушения умственного или физического развития. Безусловно, и прежде на страницах книг изредка появлялись скорбные фигуры слепцов, калек, юродивых, но то были персонажи третьего ряда, мелькавшие как обязательные атрибуты русского быта. После повести А.И. Герцена отечественная литература обогатилась героями иного масштаба, среди них юродивый странник Гриша из повести Л.Н. Толстого «Детство» (1852), глухонемой Герасим из рассказа И.С. Тургенева «Муму»¹⁵⁶ (1854), князь Мышкин из романа Ф.М. Достоевского «Идиот» (1868), слепой музыкант В.Г. Короленко и многие, многие другие. Чуткая душа российского читателя оказалась смущена тягостной участью тех, кого русский глаз долгое время не замечал.

Благодаря «западнику» Герцену «глупорожденный» подросток становится одной из ключевых фигур литературного произведения, частный случай бесчеловечного отношения окружающих к умственно отсталому ребенку поднят автором до уровня социальной проблемы. Писатель-демократ, не приемлющий уклада жизни крепостной России, в своей сатирической повести предлагает читателю «осознать известное превосходство больного сознания мальчика над сознанием господствующего типа пошлого человека с огрубевшими чувствами, убежденного в праве смеяться над «юродивым». Больной рассудок и житейский смысл, в том виде, в каком они существуют в современном человеке, как бы меняются местами в этой повести, пафос которой состоит в том, чтобы побудить читателя совершить необходимую переоценку ценностей» [24, С.14].

Тема, предложенная Н.А. Добролюбовым, казалось бы, была современникам ближе. В статье «Ученики с медленным пониманием» (1858) автор писал о детях (мальчиках), испытывающих стойкие трудности в обучении и предлагал некоторые методические рекомендации и педагогические приемы. «Ни одному разряду учеников не приходится в наших школах так плохо, - убеждал Н.А. Добролюбов, - как тем вялым туго-понимающим мальчикам, которых учителя часто называют бездарными и бестолковыми. В отношении к ним всего более погрешает современное воспитание. А между тем они-то и заслуживают самого тщательного внимания и попечения со стороны воспитателя» [35, С.232]. Целью воспитания публицист-просветитель видел формирование активной личности и не признавал авторитарный способ общения с учеником. В своих статьях Н.А. Добролюбов защищал права личности в условиях самодержавной крепостной страны, и, обращаясь к учительству, требовал «уважения к человеческой природе в дитяти, предоставления ему свободного нормального развития». Касаясь проблемы обучения детей «с медленным пониманием», Н.А. Добролюбов в отличие от современных ему учителей, причины неуспеха связывал не со способностями ребенка, но с требованиями, которые к нему предъявляла школа. «В этом заключается главное неудобство для учеников, которых понятия развиваются медленно» [35, С.232]. Примечательно, что, наставляя педагога как организовать успешное обучение, публицист призывает взрослого к терпению и уважению, будучи убежденным, что другие дети из класса имеют естественное сострадание, и не будут осмеивать ученика, если это не поощряет учитель. В публикации 1858 года содержатся принципиальные дидактические положения, не утратившие своей актуальности и сегодня, но все же эта статья не об умственно отсталых детях. Характеризуя категорию школьников, о которой пишет, Н.А. Добролюбов замечает, что «всего чаще подобные ученики исправляются самим временем». Скорее всего, речь идет о детях, которых сегодня в нашей стране классифицируют как детей с задержкой психического развития, и которым рекомендуют обучение в коррекционо-развивающих классах (КРО). Защитник демократических идей Н.А. Добролюбов, также как и А.И. Герцен, опередил свое время, и многие из его упомянутых педагогических рекомендаций окажутся востребованными школьной практикой спустя столетие. Впрочем ровно столько же времени понадобилось потомкам, дабы осмыслить и признать правоту И.И. Бецкого, предложившего разделять учащихся в зависимости от их способностей к школьному обучению (1764). Ровно к тому же выводу через столетие придет Н.А. Добролюбовым, впрочем и в 1858 году организаторы народного просвещения века не услышали писателя точно так же, как их предшественники пропустили мимо ушей советы И.И. Бецкого. Не заинтересовали педагогические наблюдения и рекомендации писателя-демократа и учителей народных школ. Можно видеть сколь отлична отечественная ситуация от западной, здесь ни Церковь, ни верховная либо городская власть, ни родители, ни специалисты (юристы, врачи, педагоги) до второй половины ХIХ столетия не имели поводов размышлять об умственно отсталых детях.

Необходимость особых условий обучения для «малоуспешных» в России, как и на родине вспомогательной школы – Пруссии, первым осознает военное ведомство. Реформа системы подведомственных учебных заведений (1863) сделала очевидным для Военного министерства неспособность ряда учащихся вновь созданных военных гимназий усваивать учебную программу. Действующие нормативы не позволяли Главному управлению военными учебными заведениями (ГУВУЗ) отчислить малоспособных воспитанников, но также не разрешали долго держать их в обычных классах. В 1865 году в структуре военных гимназий между III и IV классом создаются, так называемые «промежуточные» или «повторительные» классы. Предполагалось, что в ходе дополнительного года обучения дети ликвидируют пробелы в знаниях и через год смогут войти в «общий поток». Напомним, в Германии в 1859–60 годах также предпринималась попытка создать для малоуспешных детей «добавочные» классы, но там быстро убедились в их малой продуктивности и навсегда отказались от подобной идеи. Нечто похожее в 80-е годы ХХ века решат воспроизвести в СССР, когда в общеобразовательной школе откроют так называемые классы компенсирующего обучения (КРО). И вновь, как и прежде, по объективным (давно известным дефектологам) причинам, модель не обеспечит желаемого результата. Однако вернемся в Россию XIX века.

Поняв неэффективность и дороговизну повторительных классов, ГУВУЗ принимает решение (1867) переводить малоуспешных учеников военных гимназий в учебные заведения более низкого уровня – в военные начальные школы. Там и программа была легче, и содержание воспитанников обходилось казне дешевле. Упомянутые начальные школы в 1868 году преобразуются в военные прогимназии (всего в России их действовало 11), открыла их список прогимназия города Вольска (Саратовская губерния). Созданная «для воспитания тех детей, которые по малоуспешности, болезни и дурным чертам характера затрудняют собою обыкновенные учебные заведения и могут быть вредны для своих товарищей», Вольская военная прогимназия «удерживала воспитанников в своих стенах, пока не была достигнута основная цель умственного развития и нравственного исправления» [18, сс.30-31]. Известно, что администрация прогимназии отслеживала судьбу своих выпускников, и что многие из них стали «прекрасными людьми, а некоторые показали себя героями, как офицеры армии в войне с Турцией в 1877 - 1878 годах» [18, С.31].

Скорость, с которой принимались решения о создании прогимназий и успешность их деятельности во многом определяется личностью начальника ГУВУЗа генерала Н.В. Исакова¹⁵⁷. Этот прогрессивный русский деятель в области просвещения разделял идеи К.Д. Ушинского о народном образовании, и руководствовался ими при организации упомянутых прогимназий. «Чтобы избежать поспешности и ошибок при переводе детей из военных гимназий в прогимназии, Управление военными учебными заведениями разработало в этом деле строгий порядок. Перевод допускался лишь после того, как по отношению к ученику были испытаны все педагогические меры. Для тех детей, которые развивались с задержкой, был установлен продолжительный срок пребывания в гимназии. В первом классе военной гимназии ученик мог находиться повторно три – четыре года, во втором – три года, в четвертом – два года. Только после такого длительного повторного обучения ученика в классах гимназии его могли из нее отчислить. Если родители настаивали на продолжении обучения сына, его переводили в военную прогимназию. <…> В военных прогимназиях был установлен четырехлетний срок обучения. Общеобразовательная подготовка чередовалась с трудовой. Воспитанников обучали столярному, слесарному делу, садоводству, огородничеству. Много внимания уделялось физическому воспитанию, которое должно было содействовать развитию организма ребенка, его познавательных возможностей» [36, С.218]. Генерал-реформатор военного образования безусловно хороша знал, все что делалось в этой сфере в Пруссии и других немецких землях.

В отечественной литературе некоторые авторы называют военные прогимназии первыми в России вспомогательными школами. Подобную точку зрения оспаривает Х.С. Замский, на том основании, что «военные прогимназии не были специально предназначены для обучения малоспособных», их численность не превышала 15% от общего количества учащихся прогимназий, а кроме того «часто вместо малоспособных сюда из гимназии переводили недисциплинированных» [36, С.219] Мы разделяем мнение отечественного исследователя, и также не видим оснований отождествлять прогимназии, со вспомогательными школами. Вместе с тем не вызывает сомнения, что просуществуй прогимназии дольше (тем паче под надзором Н.В. Исакова) Россия, подобно Пруссии, могла бы пойти по пути открытия вспомогательных классов под совместной эгидой Министерства народного просвещения и Военного министерства.

К сожалению, эта линия не получила развития, так как после убийства императора Александра II последовала контрреформа. Прогимназии вернулись к статусу военных начальных училищ и более не имели возможности заниматься воспитанием малоспособных детей. Государственный интерес к обучению умственно отсталых детей угас едва-едва разгоревшись, а потому не получила развитие инициатива Е.Н. Шостак, стараниями которой в 70-е годы ХIХ века при Николаевском сиротском доме (Петербург) открылось реальное отделение для малоспособных учениц. Здесь предлагался сокращенный (упрощенный) курс обучения, по выходе из заведения выпускницы получали места прислуги, домашних учительниц танцев и гимнастики. По принципу комплектования классов и по образовательной программе реальное отделение скорее походило на военную прогимназию, чем на классическую вспомогательную школу [18]. Опыт реального отделения Николаевского сиротского дома, как и опыт прогимназий, остался не востребованным.

Православная Церковь, в отличие от протестантской или католической, не имела возможности и резонов заниматься устройством приютов для умственно отсталых. Немногочисленные городские больницы и сумасшедшие дома слабоумных детей и идиотов не принимали ¹⁵⁸.

Призрение и воспитание слабоумных могло заботить только филантропов-западников. Долгое время в империи существовало только одно профильное специальное учреждение – частное платное лечебно-педагогическое заведение для страдающих припадками, малоспособных, слабоумных и идиотов, открытое в собственном доме в Риге доктором Фридрихом Плацем. (Он же, как мы помним, более четверти века - 1847 – 1864 годы - успешно занимался обучением глухих детей). После смерти уникального врача-сурдопедагога лечебно-педагогическое учреждение возглавила его вдова госпожа Тереза Плац. Под ее руководством маленькое частное заведение значительно расширилось и преобразовалось в популярный пансион для эпилептиков и слабоумных. (Уникальное учреждение прекратит свое существование в 1941 году). Отдадим должное энергии и подвижничеству супругов Ф. и Т. Плац, но не возьмем на себя смелость считать модельное рижское лечебно-педагогическое заведение феноменом российской культуры.

Продолжает список интересующих нас благотворительных учреждений на территории Российской империи «Евангелический приют во имя Эммануила для одержимых падучей болезнью и слабоумных детей¹⁵⁹», основанный в Санкт-Петербурге лютеранским пастором А.В. Ферманом (1881). В момент своего рождения приют принял 20 детей из протестантских семей, к началу ХХ века заведение расширилось и располагало по одним данным шестьюдесятью, по другим ста местами. Неподалеку от приюта (пригород Петербурга, станция Удельная) при Александровской больнице решением столичных властей открывается отделение для идиотов на 50 коек (1885), из-за отсутствия средств и незаинтересованности горожан оно вскоре закрылось.

Зная историю рождения зарубежных благотворительных и лечебно-педагогических заведений для умственно отсталых детей, мы вправе ожидать, что и в России их рождение сопряжено с некими исключительными обстоятельствами. Необходимо неимоверное стечение ряда определенных событий политической, экономической, культурной или религиозной жизни страны, плюс одновременное присутствие энтузиаста-подвижника, так как только в переломные моменты истории усилия исключительной личности могут привести к слому сложившихся стереотипов, к прогрессивным переменам в коллективном сознании просвещенной части общества. Действительно, отечественная история призрения слабоумных детей начинается с уникального события. Конец многовековой традиции кладут чудесное исцеление от эпилепсии подростка Коли Грачева и беспримерное подвижничество его старшей сестры Екатерины¹⁶⁰. Безусловно, старания одного, даже исключительно деятельного человека, не способны стремительно менять традицию, церковный канон и государственный закон. Процесс перемен не мог бы развиваться столь стремительно, если бы в него не включилась православная Церковь и сотни верующих.

8.11.2. Необходимое дополнение. Е.К.Грачева (тетя Катя) открывает первую в России школу для глубоко умственно отсталых детей.

Сын петербургского биржевого маклера К.П. Грачева рос ребёнком слабым впечатлительным и болезненным. До пяти лет мальчик не ходил. Сестра Екатерина, бывшая на десять лет старше Коли, тяжело переживала болезнь брата, а после смерти родителей (1886) взяла на себя его опеку. В одиннадцать лет мальчика удалось поместить в диагностическое отделение частного заведения доктора И.В. Маляревского, профессор поставил пациенту диагноз истерико-эпилепсия, но помочь ничем не смог. Молодая женщина делала все, что было в ее силах, ухаживала за братом как сиделка, искала лекарства, врачей, больницы, но вскоре убедилась, что чудесных снадобий нет, а дети, подобные ее брату, никому не нужны. Тем временем мальчик угасал, припадки учащались, наступил паралич ног и рук, речь стала неразборчивой, исход казался близким и предсказуемым.

«В ночь с 3 на 4 декабря ребенку стало особенно худо, припадок длился более пяти часов, и к рассвету изнуренный муками подросток в яви увидал Богородицу, святителя Николая и ангелов. Матерь Божья обратилась к мальчику с научением: «Николай, поезжай в часовню¹⁶¹, шестого декабря ты исцелишься, но ранее никому не говори». Наутро подросток попросил сестру отвезти его в указанный день, а то был его день ангела, в названную часовню, но был так слаб, что сестра долго не соглашалась, предлагая пригласить священника на дом. Коля же был настойчив в своей просьбе и добился ее исполнения. Расслабленного мальчика с трудом одели, кое-как доставили до нужной часовни, где старшая сестра на руках едва дотащила его до чудотворной иконы и положила перед ней на пол. Ни ходить, ни стоять мальчик не мог. При чтении Евангелия, он пришел в сознание, а после того, как его поднесли к чудотворной иконе, смог встать на ноги, осенил себя крестным знаменем и отчетливо произнес: «Нет, Катя, я могу стоять!» Трепет объял присутствующих…» [112].

Не станем комментировать изложенные события¹⁶², уточним лишь, что они в деталях описаны в «Церковных Ведомостях» №4 за 1891 год [112]. Молва об удивительном событии разнеслась не только по столице, но и по многим городам и весям православной империи. Священный Синод провел специальное заседание, в ходе которого Е.К. Грачева клятвенно заверила церковных иерархов в правдивости случившегося¹⁶³. Синод отреагировал на чудо согласно церковным канонам: в комнате, где мальчик пережил видение, решили установить иконостас, а на месте дома Грачевых, переданного Екатериной Константиновной церкви (1890), выстроить храм Во имя Царицы Небесной. Отроку же рекомендовали принять постриг и посвятить жизнь Богу. Достоверно известно, что Николай вскоре после своего чудесного исцеления принял монашество и в чине иеромонаха Сергиевой Пустыни через некоторое время стал настоятелем упомянутого храма Во имя Царицы Небесной [112].

А как сложилась дальнейшая судьба Екатерины Константиновны Грачевой? Измученная безрезультатными поисками учреждений, где предположительно могли бы помочь брату, потрясенная его удивительным исцелением, она решает посвятить свою жизнь самым тяжелым умственно отсталым детям. Грачёва становится волонтером Императорского человеколюбивого общества и занимается выявлением детей, нуждающихся в призрении. Во время одного из посещений петербургских трущоб Екатерина Константиновна нашла слабоумную сироту, которую не смогла определить ни в одно столичное учреждение ¹⁶⁴. Пройдя несколько раз по замкнутому кругу, Грачева, решила устроить девочку в собственной небольшой квартирке, сохранившейся в купленном церковью родительском доме. Его новый владелец - архимандрит Игнатий, узнав о мытарствах Екатерины Константиновны со слабоумной сиротой, высказался в пользу создания особого приюта для подобных детей и предложил тридцати четырехлетней женщине заняться «новым в России делом». 5 сентября 1894 года Грачева запишет в дневник: «Архимандрит Игнатий дал для начала 150 руб. От соседней квартиры велел присоединить к моей одну комнату. [112, С.357]. Так, благодаря энергии глубоко верующей петербурженки Грачевой и подвижничеству настоятеля Сергиевской Пустыни архимандрита Игнатия в российской столице было положено начало попечению об умственно отсталых. Синод благословил доброе начинание и принял решение (1894) учредить церковный приют для детей идиотов и припадочных по адресу: Санкт Петербург, Петербургская сторона, Большая Белозерская улица, дом 1.

В сентябре 1894 года Грачева покупает одежду, еду, игрушки, и начинает в своей квартире выхаживать двух девочек – Таню и Шуру, а уже в декабре состоялось торжественное открытие приюта. Через полтора года тяжелой работы Екатерина Константиновна приходит к выводу, что нельзя сводить помощь исключительно к уходу, подвижница свято верит в то, что воспитанников, несмотря на тяжесть недуга, можно и нужно обучать, остаётся понять чему их учить и как. Методом проб и ошибок Грачёва создает программу воспитания и обучения, придумывает пособия для занятий и собственноручно изготавливает их.

Российская империя - страна, где ни медики, ни педагоги, ни власть, ни родители больных детей не делали шагов, дабы изменить положение глубоко умственно отсталых, - обрела в конце Х1Х века церковную благотворительную организацию.

Чудесное исцеление Коли Грачева и беззаветное подвижничество во благо больных детей его верующей сестры Екатерины Константиновны привело к неожиданным последствиям. За кратчайший срок сложилась некая структура, объединившая приют, благотворительное общество, школу для отсталых и припадочных детей (1898), и, наконец, созданное по благословению митрополита Антония попечительство - Братство во имя Царицы Небесной (1900). Стараниями Братства в дополнение к петербургскому приюту, открываются сельскохозяйственная колония в Райволо, приют при психиатрической больнице в селе Сапогово Курской губернии, а также детские приюты в Москве и Вятке. В отличие от социалиста Герцена, православная Церковь не предполагала «будить россиян», она просто продемонстрировала пастве свое новое понимание ответственности за слабоумных детей. Убеждены, не переживи страна те потрясения, что выпали на ее долю в первую треть ХХ столетия, Россия в короткий срок догнала бы Западную Европу в деле организации церковного и светского призрения умственно отсталых детей.

В мае 1898 года Екатерина Константиновна приглашает в приют нескольких городских учительниц и в их присутствии устраивает детям экзамен. Достижения воспитанников поразили гостей, прежде никто из знакомых Грачевой не верил даже в минимальные успехи ее подопечных. Еще в 1896 году неутомимой подвижнице удалось организовать квалифицированную медицинскую помощь, детей регулярно осматривал доктор Э.А. Гизе, который в случае тяжелых заболеваний приезжал дважды в день, а при необходимости и среди ночи. Летом его подменял доктор В.П. Осипов. Консультантом приюта становится видный российский невролог, психиатр и психолог В.М. Бехтерев. Свои услуги предоставляют врачи Б.В. Верховский, С.А. Раппопорт, С.А. Тривус, Е.Ф. Фридман. В 1897 году приют посещает только что возвратившийся из Германии и переполненный замыслами реформирования учебно-методической работы Мариинского училища глухонемых А.Ф. Остроградский¹⁶⁵. Сурдопедагог заинтересовался педагогическими поисками благотворительницы и вскоре также начинает сотрудничать с нею, он ставит детям звуки, учит Грачеву работе с глухонемыми.

В июле 1897 году Екатерина Константиновна получает в подарок французскую книжку о судьбе слепоглухонемой девушки, сумевшей не просто овладеть грамотой, но и получить университетское образование. Воодушевленная прочитанным Грачева решает посетить петербуржское учебное заведение для слепых и ознакомиться с трудами по тифлопедагогике. Учебники по сурдопедагогике ею уже проштудированы, в Мариинском училище глухонемых она частый гость. Успех воспитанников приюта на упомянутых показательных «экзаменах» 1898 года натолкнул Грачёву на мысль о необходимости организации школы для отстающих и припадочных детей. «Первых исключают, - пишет она в своем дневнике, - вторых не принимают в школы. Но двое высказали мнение, что такую школу открыть нельзя, потому что в ней не будет учеников - «кто захочет поместить своего ученика в школу для дураков?» Но мне очень нравится эта идея. Есть ли такие школы за границей?» [33, С.368].

Практическое решение вопроса осложняло отсутствие подготовленного персонала, способного старательно учить детей, зная о том, что результаты будут минимальными, а дни жизни некоторых воспитанников сочтены. Кто-то из окружения Грачевой говорит ей: «Сестры милосердия не вполне подходят для вашего дела: они любят ухаживать за такими больными, которые поправляются, видеть плоды своих трудов, а у вас неизлечимо больные, да и работа грязная, много неопрятных». Далее следует совет обратиться в монастырь, ибо «есть у нас великая непочатая сила – пора монашество привлечь к деятельной любви». Екатерина Константиновна принимает совет и тотчас обращается за помощью в Вышневолоцкий женский монастырь. Через две недели из монастыря в приют прибывают восемь послушниц, и мечта становится явью. В августе 1898 года учебное заведение, чье рожденье в России еще вчера представлялось фантазией, открывается.

За девять последующих лет через три его класса прошло 134 ребенка в возрасте от 9 до 12 лет. Заведение обретает известность, Петербургская городская Дума устанавливает ему ежегодную субсидию в тысячу рублей, деньги по тем временам немалые. В мае 1899 года школе жертвуется земля в Полюстрово, с тем, чтобы воспитанники обрели летнюю дачу, и в августе детей привозят на праздник ее закладки. Ещё через два года (1901) на Белозерской по соседству со старым приютом начинается строительство нового четырехэтажного здания. При его постройке и оснащении используются самые современные технические решения и новейшее оборудование. Кухня, прачечная, гладильня, баня, душевые, а также служебные помещения и спальни для сестер (по новомодной американской системе) размещают на верхнем этаже. Третий этаж отводится под школу, второй – под так называемое фребелевское отделение (там собраны воспитанники, умеющие говорить и не представляющие социальной опасности). Первый этаж занял лазарет для наиболее беспомощных или беспокойных детей, способных причинить вред себе и окружающим.

В местечке Райволо под Петербургом в 1903 году организовали сельскохозяйственную колонию (также новостройку) для более взрослых, ставшую важным звеном в системе социально-педагогических учреждений для умственно отсталых. Для подростков из городского приюта удалось создать оазис оптимального общественного быта, где они могли не просто работать на земле, но жить в особой атмосфере сельской коммуны¹⁶⁶. Погружаясь в проблему всё глубже и глубже, Грачева постепенно осознавала её масштаб, без устали преодолевая трудности, возникавшие одна за другой. Многие финансовые, организационные и хозяйственные вопросы удавалось успешно решать, но по мере роста сети филиалов, все очевиднее становилась проблема кадров. В 1900 году Грачева организует курсы для сестер-нянь, первый выпуск состоялся в июне 1902 года. По его завершении волонтёры из числа монастырских послушниц разъехались по филиалам приюта.

Родители больных детей и персонал множащихся заведений Братства начинают ощущать нехватку специальной литературы, необходимой для самообразования. Социальный запрос побуждает Грачеву написать и издать свою первую книгу - «Беседы с сестрами-нянями о воспитании и развитии детей-идиотов и эпилептиков» (1902). Осознавая недостаток профессиональных знаний, Екатерина Константиновна в 1903 году посещает Швецию, много к тому времени преуспевшую в деле организации социального призрения и специального обучения. Русская подвижница поразилась, как много сделано в Скандинавии для детей-инвалидов и как мало для идиотов. В поисках желанных моделей она отправляется в тогдашнюю Мекку психиатрической службы – Францию (1906). Грачёва не ограничивается визитами в специальные учреждения страны, в течение нескольких месяцев она стажируется как воспитатель и даже дежурит в клинике Бурневиля. Одним из итогов ознакомительных поездок становятся книга «Приюты-школы для детей-идиотов и эпилептиков в Швеции, Франции и Германии» (1909), чуть раньше выходит «Руководство по занятию с отсталыми детьми и идиотами» (1907).

В 1903 году на должность врача в приют на Белозерской В.М. Бехтерев рекомендует молодого доктора А.С. Грибоедова¹⁶⁷. Приступив к делу специалист организует правильное ведение медицинской документации, Грачева уже не справляется со все увеличивающимся кругом обязанностей. То она помогает открывать филиалы в Курской губернии, Москве ¹⁶⁸, Вятке ¹⁶⁹, Переславле ¹⁷⁰, то стажируется за рубежом, то пишет и издает книги, то готовит работы детей к международной выставке ¹⁷¹, то решает проблемы с персоналом. Растет число сотрудников, из которых далеко не все разделяют подвижническую позицию лидера, это просто нанявшиеся на работу исполнители, не испытывающие возвышенных устремлений благотворительницы. Приведем лишь одну частную, но весьма показательную дневниковую запись: «Очень мне грустно, что младшие служащие совсем не берегут инвентарь, все чаще слышу: «Это казенное – чего беречь – новое должны купить» [33, С.375]. Более же всего. Грачеву печалило, как много вокруг детей, нуждающихся в помощи специалистов, и как мало для них в России сделано.

Подвижница не могла обделить вниманием ни одного из однажды встреченных несчастных детей, а потому, когда к ней попала слепоглухонемая девочка, взялась обучать и ее. Так Екатерина Константиновна стала пионером нового для России направления специального обучения, а брошюрой «Первый отчет учреждения для слепоглухонемых в Германии (в Нововесте) за 1906-1907 гг.» открыла список авторов отечественных публикаций по проблеме слепоглухонемоты.

Накануне первой мировой войны в заведениях Братства во имя Царицы Небесной содержалось около 500 воспитанников. Подавляющая часть из них не могла оценить заботу, которую обрела благодаря Грачевой, но почти все дети знали ее в лицо и доверительно именовали «баба Катя».

По Таблице 10 можно проследить хронологию первых частных инициатив в деле организации специализированных лечебно-педагогических заведений.

Таблица 10