Глава 12. Смиренный разум и непокорная вера. Случай Иова

237

ограничиваясь договорными отношениями и не зная даже цикли­ческих архетипов, которые они сами и создают. Грек, осуществляя культ Геракла, свободен постольку, поскольку может отождест­вить себя с ним в ритуале: свобода есть максимальное приближе­ние к избранному архетипу. Поэтому открытие прогрессирующей истории представляет собой реализацию веры в бога в ее крайнем и специфическом (в том числе эсхатологическом) варианте. Здесь вера — это разрыв круга договоренностей, которые устанавливают постоянно действующие правила общения племен между собой и в этом смысле круг событийных повторений. Отсюда свобода че­ловека и космополитизм этой веры, которая уже не столь нуждает­ся в этнических и узкосоциальных подпорках: она зиждется на си­ле разума, который способен не только к познанию мира, но и к рефлексивному обращению на самого себя.

В истории религий одна вера приходит на смену другой: вера в бога как неизменную природную и социальную упорядоченность сменяется верой во всесилие бога и свободу человека от социальных договоров, его избранность, а далее - в могущество самого человека, воодушевленного верой. В неявной форме тем самым под вопрос ставится незыблемость договорной формы отношений вообще — до­говорной вере предстоит уступить место вере безусловной.

Однако не будем опережать события и даже вернемся от Иова назад, к случаю Авраама. Он обрекает на жертву своего первенца и подтверждает таким образом состоятельность существующего до­говора. Жертва здесь — не сам процесс договора, но лишь очеред­ная проверка его прочности. Вспомним, что договор работает в обе стороны: человеку грозят несчастья, если он не почитает богов (читай: не приносит регулярных жертв), а богам грозит забвение (разрушение святилищ, власть новых богов), если они не помога-ютлюдям. Впрочем, жертва, несмотря на драматизм ситуации Ав­раама, носит все более и более символический характер: реальной жертвой становится не любимое чадо героя, но заменившее его жертвенное животное. Герой тяжело переживает и даже страдает в ожидании жертвоприношения, но в итоге все-таки не обрекается Богом на беспредельные и нескончаемые муки, у него ничего ре­ально не отбирают, ему не наносят ощутимого материального ущерба, ибо он — человек, почитающий Бога.

Здесь мы застаем религию на стадии перехода от человеческой жертвы к жертвоприношению животных (и неодушевленных

238

Раздел II. История познания: принципы и примеры

предметов). Бог Авраама антропоморфен, предсказуем, щадяще кровожаден: ему достаточно уже чисто символического подтверж­дения готовности пожертвовать самым дорогим. Этого бога мож­но умилостивить, если человек совершил ошибку; достаточно по­стоянно убеждать божество в своем добром отношении, чтобы до­говор сохранял свою силу и обе стороны исправно выполняли взятые на себя обязательства. Иудейский договор имеет достаточ­но жесткий характер в силу единобожия и потому может даже фиксироваться в письменной форме. В данном случае источни­ком несчастий является нарушение договора людьми или вообще отсутствие договора, что открывает возможность божественного произвола (уничтожение Содома и Гоморры).

Геологическая катастрофа духа

Ситуация Иова, казалось бы, мало отличается от истории Ав­раама — веру обоих подвергают испытаниям; впрочем, различие определяют именно детали. Благополучный Иов страдает из-за столкновения интересов богов — Господа и сатаны. Иов угождал Господу, но это не спасает его от испытаний. Напротив, он оказы­вается удобным полигоном для демонстрации превосходства светлых сил над темными — всякий раз за счет человека. Господь вверяет богобоязненного Иова в руки сатаны. Сатана последова­тельно обрекает Иова на потерю состояния, гибель детей, ужас­ный телесный недуг. Дабы помочь Иову перенести страдания, к нему приходят его друзья (Елифаз, Вилдад и Софар) и начинают его увещевать. Получается своеобразный вариант «Апологии Со­крата» и одновременно — прототип средневекового дискурса. Ар­гументы друзей Иова в полной мере логичны и разумны, они дви­жутся в рамках «договорной традиции» Авраама (бог наказывает грешников и возвышает праведников), а Иов показывает их несо­стоятельность исходя из собственного опыта. Ведь он верил в Бога как никто, а тот, словно обманывая Иова, заставляет его страдать не только материально, но и духовно — ему грозит утрата веры. За­тем появляется еще один участник дискуссии, Елиуй, и убеждает Иова вообще изменить исходные предпосылки рассуждения. Ведь бог несоизмерим с человеком, как же можно настаивать на своем представлении о нем, сколько бы разумным оно ни было? Вмеши-