Глава 11. Исторические типы знания. Миф, магия, религия

219

сти (теогония, Немезида, Ананке, Мойры, боги как судьи в разных областях), в перспективе приводящий к понятиям высокого и низкого, совершенного и несовершенного, вечного и временного, к понятию порядка природы, законов природы, стихий, качеств и химических «элементов» (стихий — древнегреч.).

Космос как социум — мир богов, героев и людей, порождающий отношения и образы возвеличивания—поклонения (религия), подражания-удвоения (воспитание, обучение, творчество), под­чинения (рок, судьба), вопрошания—гадания (мантика), принуж­дения—понуждения (власть, магия), противостояния (личности, и иди виду ал ьности).

Космос как динамика культуры (путь) символизирует переход из сакральной сферы в профанную и обратно, образ мирового древа, перемещения священных предметов, создания ландшафта и дина­стий, реализации судьбы, что в перспективе приводит к понятиям опыта, знания, мудрости, творчества, личной инициативы.

Одну из типичных для мифа и эпоса черт — «ретроспективную инверсию» (термин введен нами), парадоксальное течение време­ни — выражает «парадокс Одиссея», в котором высвечиваются связи между знанием, страданием, причинностью и судьбой. Одиссей, «многоопытный муж», хитрец и путешественник, родо­словная которого, по некоторым мифам, восходит к Сизифу и Гермесу, предназначен судьбой к своему уделу. Можно ли рас­сматривать его десятилетнее странствие после падения Трои (а также и последующее, на которое его явно обрекает оракул) как наказание за родовые грехи? В таком случае ценность путешест­вия ставится под вопрос, оно отождествляется с бессмысленной деятельностью, которой занимается предок Одиссея, Сизиф, в царстве мертвых. Тогда перед нами странствие-изгнание, хуже ко­торого только физическая смерть. Вместе с тем путешествие (как символически понятые торговля, мореплавание и пиратство¹) — классическая героическая стезя, богато нагруженная культурно-этиологическим содержанием. Одиссей только потому «много­опытный» и «мудрый», что побывал во многих странах, видел разные народы, даже предвосхитил Данте в его посещении преиспод­ней. Но не будь Одиссей «многомудрым», ему не суждено было бы найти ключ к стенам Илиона, а предводители ахейцев не стали бы

См.: Петров М.К. Пираты Эгейского моря и личность. М., 1995.

220

Раздел II, История познания: принципы и примеры

так добиваться его участия в походе. В таком случае Одиссей остался бы при молодой жене на родной Итаке, откуда, как мы помним, он вовсе никуда уезжать не стремился. Выход из этого парадокса возможен, если понять мудрость Одиссея как приобре­тенное в результате странствий свойство (что полностью соответ­ствует греческой традиции), а соответствующие эпитеты объяс­нить как ретроспективную инверсию.

Ситуация, обычная не только для мифа и эпоса, но и для вся­кого путешествия, рассказ о котором является его завершением, а итоги молчаливо предпосылаются началу пути. Таким образом, Одиссей становится мудрым еще до начала своих приключений, подлинное назначение которых в том, чтобы продемонстрировать хитроумие своего героя. Ум и изобретательность царя Итаки по­черпнуты им из сокровищницы родового генотипа, а судьба со­стоит в том, чтобы проявить эти изначально присвоенные качест­ва, обрекающие Одиссея на рискованные путешествия и неожи­данные приключения, на деле оказывающиеся развертыванием роковой необходимости.

Одной из главных функций культурного героя является деми-ургическая, придающая мифу этиологическое, объяснительное содержание. При этом среди героев обнаруживается известная специализация, и функция знания, преобразования реальности, творчества, techne у представителей позднего героизма становит­ся основной. Гефест, Прометей, Медея, Дедал, Арахна - наиболее яркие примеры. Это непростые образы, на современный взгляд даже двойственные, противоречивые. Так, Гефест - воплощение высокого, художественного ремесла, совпадающего с подлинным искусством. Вообще кузнец в древности выступает своеобразной квинтэссенцией творческого ремесленника-мага, которому ведо­мы сочетания стихий и тайные силы мироздания. Вопреки идуще­му от Платона и его интерпретаторов принижению физического труда греческие герои не чуждаются его, они и пахари, и плотни­ки, и моряки - таковы Кадм и Язон, Геракл и Одиссей. Превозне­сение труда было свойственно Гесиоду; Плутарх, Диоген Лаэр-ций, Фукидид свидетельствуют о высокой оценке труда такими общественными деятелями, как Солон, Писистрат и Перикл. И все же физический труд нередко обрекает своего субъекта на роль трикстера, пародирующего и смешащего божественных и царственных особ. Никуда не деться от того, что Гефест — некра-