Глава 23. Всегда иной и прежний. Об а. Никифорове

479

рутинном восприятии слова; понимание - не что иное, как внесе­ние нового. Нельзя понять смысл, вложенный другим, не моди­фицируя его. В этом отношении подлинное понимание есть созна­тельное непонимание оригинала путем его самостоятельного пере­осмысления. Отсюда неверно, что простое понимание смысла слова позволяет адекватно действовать. Лишь более глубокое по­нимание, оперативно учитывающее детали изменяющейся кон­кретной ситуации, влечет адекватное действие. Когда люди гово­рят, что они понимают смысл высказывания так же, как и другие, они имеют в виду некоторый тривиальный пласт значения и смысла, достаточный для стандартных ситуаций поведения и об­щения. В них люди действуют и мыслят как автоматы, а не как одушевленные индивиды, они играют социальные роли, а не реа­лизуют свое творческое начало. Глубина понимания, напротив, изолирует субъекта от других; мудрец живет в пустыне, наслажда­ется одиночеством и рассказывает непонятные притчи. Так смысл вообще связан со смыслом индивидуальной жизни.

Размышление о смысле побуждает обратиться к культурно-ис­торической, социальной эпистемологии. Именно она показыва­ет, что смысл придается миру благодаря бытию культуры. Осмыс­ленность мира пропорциональна глубине индивидуального и со­циального освоения культуры и способности к творчеству.

Знание и жизнь

«Мир, мерцающий смыслом» (А. Шюц) так убедительно вы­рисовывается А.Л. Никифоровым, что вполне обоснованным ока­зывается и следующий вывод. О реальности, о мире самом по себе можно рассуждать лишь с точки зрения наивной философии здра­вого смысла: «предполагать, будто вне и независимо от нас суще­ствуют предметы с многообразными — известными и неизвестны­ми нам — свойствами и наше знание лишь с той или иной сте­пенью полноты и точности отображает или описывает эти предметы, по-детски наивно» (А.Л. Никифоров). Эта философия не видит, что наше знание может соответствовать не реальности, но... только нашему же знанию о ней, т.е. картине мира. Но не сле­довало бы умалчивать, что последняя в свою очередь опирается на многовековую привычку человечества интерпретировать окру-

480

Раздел IV. Полемика

жающую действительность как мир предметов, на веру в этот мир. И здесь уважаемый А.Л. разделяет не только позицию Д. Юма («скептический реализм»¹), но и В.А. Лекторского («конструктив­ный реализм»).

Вот фраза из его доклада. «Если именно слово с его смыслом конструирует предметы из чувственных восприятий внешних воз­действий, то отсюда следует, что в создаваемый нами образ пред­мета включается наше знание. Именно знание является главным средством конструирования объектов внешнего мира. Предмет есть результат интерпретации воздействий на нас внешнего мира с помощью органов чувств и знаний, воплощенных в смысле языковых выражений. Эта интерпретация вносит смысл в чувственный об­раз предмета, поэтому окружающие нас предметы осмысленны» (А.Л. Никифоров).

Идея картины мира ставит нашего коллегу перед вопросом: как возможно совмещение в сознании современного человека разных, часто несовместимых картин мира? Он полагает, что дан­ный вопрос актуализируется лишь в современную эпоху, посколь­ку мифологические и религиозные представления обычно допол­няют и объясняют картину мира здравого смысла и повседневного опыта, а наука часто вступает в прямое противоречие с ней. Но по этой причине люди не становятся шизофрениками: копаясь в ого­роде и занимаясь наукой, можно руководствоваться разными кар­тинами мира. Вероятно, А.Л. считает, что сознание современного человека разорвано в соответствии с множеством практик, а ан­тичный и средневековый человек был более монолитным. Вынуж­ден поспорить с А.Л., ибо отношение разных картин мира пред­ставляется мне значительно более сложным. Всякая достаточно богатая практика несводима к конкретной функции и вмещает в себя и обыденные, и мифорелигиозные, и научные представле­ния. Огородничество, кулинария, спорт, любовь, научное иссле­дование, путешествия — во всем этом можно быть Демиургом и ре­месленником, Ахиллом и Терситом, испытывать безумный вос­торг и непреодолимую скуку, идти проторенными путями и совершать открытия. Способность к восприятию прекрасного, к моральному поступку, пытливый ум, если они даны человеку, не ограничивают себя отдельной практикой или картиной мира, но

См.: Wright J. The Sceptical Realism of David Hume. Minneapolis, 1983.