Дети блокадного Ленинграда
Когда замкнулось блокадное кольцо, в Ленинграде оставалось 2,8 млн человек, из них 400 тыс. детей - от младенцев до школьников. Вместе с взрослыми юные ленинградцы сражались за свой родной город: тушили зажигательные бомбы на чердаках, выращивали овощи на полях савхозов, ухаживали за ранеными и больными, воевали в партизанских отрядах, вставали к станкам на военных заводах. Весной 1942 года в опустевшие, обезлюдевшие цехи предприятий приходили тысячи детей и подростков. В 12-15 лет они становились станочниками и сборщиками, выпускали автоматы и пулеметы, артиллерийские и реактивные снаряды.
Но главным подвигом юных жителей города была учеба. 39 ленинградских школ работали без перерыва даже в самые тяжёлые зимние дни. Это было невероятно трудно из-за морозов и голода. “Из двухсот двадцати учащихся пришедших в школу третьего ноября, систематически продолжали занятия 55. Это одна четвёртая часть. Недостаток питания сказывался на всех. В декабре - январе умерло одиннадцать мальчиков. Остальные лежали и не могли посещать школу. Остались только девочки, но и те еле ходили”.6 Многие ребята побледнели, исхудали, у некоторых появились голодные отеки. Дистрофия в той или иной степени коснулась почти каждого. У большинства ребят появились явные признаки цинги; кровоточили десны, шатались зубы. Не лучше выглядели и преподаватели: кроме дистрофии и цинги у них обострялись возрастные недуги — ревматизм, радикулит, сердечнососудистые заболевания.7
Но несмотря ни на что учеба шла. Шла и пионерская работа. В том числе сбор подарков - папирос, мыла, карандашей, блокнотов для бойцов Ленинградского фронта. А весной у школьников начиналась “огородная жизнь”. Когда наступила весна 1942 года, ленинградцы были рады каждой травинке. Они ели молодые листья клена, липы, делала салат и щи из мокрицы.8
А когда дети узнали, что совхозам и подсобным хозяйствам требуется помощь школьников, то с радостью откликнулись на этот призыв, хотя понимали, что работа на селе будет намного сложнее, чем в школе. Ведь требовалось владеть новым, незнакомым делом и умело организовать его среди школьников. Но опыт первого военного года приучил ленинградцев, не думать о том, смогут ли они справиться с той или иной задачей. Вопрос ставился иначе: как лучше выполнить порученное дело. В первой декаде июня ребята начали работу на полях. Школьный лагерь объединял учащихся 47, 48 и 65-й школ Приморского (ныне Петроградского) района. Из 155 пионеров и 21 комсомольца сформировали 14 бригад. Две бригады состояли из учащихся 8—10-х классов. Ребята работали на определенных участках: пололи посевы, рыхлили землю, окучивали картофель, прореживали морковь и свеклу, вносили минеральные удобрения. По вечерам одна из маленьких комнат превращалась в штаб лагеря. Здесь юные ленинградцы со своими учителями подводили итоги за минувший рабочий день, обсуждали возникшие трудности и тут же сообща искали решение. Эти совещания были короткими, но помогали координировать работу, формировали из учителей разных школ коллектив единомышленников.9
Но, как и все, дети нуждались в хоть каком- то питании для поддержания сил.
«Ленинград 23 декабря 1941 г. Мороз под тридцать градусов, уже давно выпал снег, который никто не убирает, и все ходят по протоптанным тропинкам. Как всегда утром, я иду в соседний дом № 11 в булочную за хлебом (мне 12 лет), выдают по карточкам по 125 граммов и мне и маме. Хлеб тяжелый и вязкий, муки не больше 50%, остальное - бумага и какие-то добавки.
В полутемной булочной (электричества давно нет) стоят всего 5-6 женщин, молчаливые и растерянные, такое же выражение лица и у продавщицы. Я подхожу к прилавку. «Девочка, сегодня хлеба выдавать не будем, на хлебозаводе нет воды и электричества», - говорит она мне. Я выхожу на улицу. «С чем же мы будем пить кипяток, который уже готовит на «буржуйке» мама, и никаких продуктов у нас уже давно нет». Конец месяца, наши карточки уже отоварены, остался только один талон на 200 граммов крупы. Беру дома карточку и иду в дом № 6 на другой стороне улицы (мы жили на Смольном проспекте), покупаю ячневую крупу, так как другой нет и, крепко прижимая к груди маленький пакетик, иду домой. Светло. Уже повезли на санках покойников, завернутых в простыни и привязанных к санкам веревками, они плоские и прямые, как доски. Их везут через Неву, которая совсем рядом, по Охтинскому мосту на Пискаревское кладбище. Никто не плачет и не разговаривает.
декабря - опять хлеб не выдают. По-прежнему мороз и покойники.
25 декабря - хлеба нет. Мы с мамой почти целый день лежим в кровати и слушаем радио. Передают прекрасную симфоническую музыку и стихи. Утром на нашем проспекте - сплошной поток покойников. Проехали две грузовые трехтонки с высокими бортами, доверху наполненные мертвыми замерзшими подростками-ремесленниками в своих черных шинелях и в шапках с торчащими во все стороны руками и ногами. Бегу домой, так как смотреть на это уже нет сил.
26 декабря - выдали хлеб. Ничего до этого вкуснее я еще не ела».10
С 13 ноября 1941 года норма выдачи хлеба населению была снижена. Теперь рабочие и инженерно-технические работники получали по 300 граммов хлеба, все остальные, в том числе и дети, - по 150. 20 ноября и этот скудный паёк пришлось урезать. Население стало получать самую низкую норму за всё время блокады - 250 граммов на рабочую карточку и 125 граммов - на все остальные. Начался голод. Эта цифра - "125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам" - навсегда останется одним из символов блокады, хотя эти нормы просуществовали чуть более месяца. Этот хлеб прятали в чемодан, а чемодан клали в чулан, чтобы не съесть хлеб сразу. 125 граммов хлеба в сутки для иждивенцев и детей были введены 20 ноября 1941-го, а заменены более высокими уже 25 декабря. Однако для жителей осажденного города это была катастрофа - у большинства их них, не привыкших делать какие-то серьезные запасы, ничего, кроме этого кусочка хлеба вперемешку с отрубями и жмыхом, не было. Но даже эти граммы удавалось получить не всегда.
В пишу шло все. Первыми были съедены домашние животные. Люди отдирали обои, на обратной стороне которых сохранились остатки клейстера. Чтобы заполнить пустые желудки, заглушить ни с чем несравнимые страдания от голода, жители прибегали к различным способам изыскания пищи: ловили грачей, яростно охотились за уцелевшей кошкой или собакой, из домашних аптечек выбирали всё, что можно употребить в пишу: касторку, вазелин, глицерин; из столярного клея варили суп, студень.
Нормы отпуска товаров по продовольственным карточкам, введённым в городе ещё в июле, ввиду блокады города снижались, и оказались минимальны с 20 ноября по 25 декабря 1941 эда. Размер продовольственного пайка составлял:
Рабочим — 250 граммов хлеба в сутки,
Служащим, иждивенцам и детям до 12 лет — по 125 граммов,
Личному составу военизированной охраны, пожарных команд, истребительных отрядов, ремесленных училищ и школ ФЗО, находившемуся на котловом довольствии — 300 граммов,
Войскам первой линии — 500 граммов.
При этом до 50% хлеба составляли практически несъедобные примеси, добавлявшиеся вместо муки.