ОНЕЙРОИДНАЯ КАТАТОНИЯ

Изучено 19 больных (17 женщин, 2 мужчин) с онейроидно-кататонической формой шизофрении. По возрасту больные распределялись: от 21 до 25 лет— 8чел., от26 до 30лет— 2 чел., от 31 до 40 лет — 5 чел., от 41 до 50 лет — 2 чел., от 51 до 65 лет —2 человека.

Давность заболевания была: до 1 года — 7 чел., до 3 лет — 6 чел., до 5 лет—1 чел., до 10 лет—1 чел., до 25 лет —2 человека, до 35 лет — 1 чел., до 45 лет — 1 человек.

Заболевание началось в возрасте от 15 до 20 лет у 6 чел., от 21 до 25 лет — 7 чел., от 26 до 30 лет — 2 чел., от 31 до 40 лет — 4 человека.

Во всех случаях заболевание имело ремиттирующее течение, онейроидные расстройства возникали рано и занимали значительное место во всей картине приступа.

НАБЛЮДЕНИЕ No 1

Г-ва, М. Г., 1912 года рождения. Находилась в больнице им. Ганнушкина 4 раза.

Первое поступление — с 20/VII по 28/Х—1945 г. Ист. б. No 1783.

Второе поступление — с 2/IV по 19/VI—1954 г. Ист. б. No 1084.

Третье поступление — с КУШ по 16 IV—1959 г.

Четвертое поступление — с 11/XI по 27 XII—1959 г.

Анамнез. Наследственность не отягощена. Родилась в семье рабочего, четвертой по счету. Развивалась правильно. В детстве перенесла тиф и корь. Училась хорошо. Окончила 7 классов школы и 2 курса мелиоративного техникума. Жила в тяжелых материальных условиях.

Менструации начались в 17 лет, установились не сразу, всегда были нерегулярными.

По характеру была активная, общительная, прямолинейная, малооткровенная, несколько раздражительная. В 1932 г. по окончании 2-го курса была послана в Среднюю Азию на практику. Там заболела малярией и ревматизмом. Очень ослабела: решила оставить техникум и уехала в деревню, где жила год, помогала по хозяйству. В 1934 г. вернулась в Москву. Устроилась работать счетоводом. В 1935 г., в возрасте 23 лет, много работала, переутомилась, сильно похудела. Внезапно начались бессонница, говорливость, чрезмерная подвижность, стала беспокойной. Высказывала нелепые идеи, что она очень богата и знатна, у нее много денег и ее ждут «вожди». Категорически отказывалась от стационирования. С принуждением была помещена в больницу им. Ганнушкина, где находилась более двух месяцев. Первое время была сильно возбуждена, никого не узнавала, кричала, что «наступает потоп», призывала всех спасаться. Лечилась инсулином (22 шока) и выписалась в хорошем состоянии.

Поступила на работу в редакцию, чувствовала себя хорошо. По характеру не изменилась. В 1938 году вышла замуж. В 1939 г. родила дочь и оставила работу. После рождения ребенка стала более замкнутой, весь смысл жизни видела в воспитании ребенка и в хозяйстве, мало общалась с окружающими. После отъезда мужа на фронт жила в трудных материальных условиях. Устроилась работать бухгалтером. Сильно похудела, стала раздражительной. 7/VII—45 г., вернувшись домой из армии, муж больной застал ее нездоровой. Она продолжала ходить на работу, но была напряжена, говорлива, много «философствовала», оживленно жестикулировала. Плохо спала, иногда плакала. Возвращаясь с работы, жаловалась на головную боль, ложилась в постель, говорила, что надо питаться сахаром и заниматься физическим трудом, чтобы «укреплять мозг».

19/VII—45 г. утром была очень весела, шумела, не стала есть. На работе внезапно возникла вспышка резкого возбуждения, однако, без сопровождающего добралась до поликлиники. После консультации врача куда-то исчезла. Потом оказалось, что она ходила по городу, посетила всех родных. Вернувшись домой, заявила, что заболела. Говорила, что она боялась нищеты и одиночества, что она построила коммунизм, что она окружена агентами, желающими узнать ее мысли. Ждала какого-то объявления по радио, после которого «всем станет легко жить». Периодически успокаивалась, подчинялась родным, но была боязливой, растерянной. 20/VII возбуждение продолжало нарастать, речь стала совершенно бессвязной. Больная пела, смеялась, высказывала идеи преследования.

20/VII—45 г. была стационирована в психиатрическую больницу им. Ганнушкина. На приеме то плачет, то смеется, называет себя заболевшей, говорит, что с ней «что-то случилось», что за ней следят шпионы, агенты. По существу малодоступна.

В отделении в течение двух недель находилась в состоянии непрерывного двигательного и речевого возбуждения. Без умолку говорит, бранится, набрасывается на больных, на персонал. То ложится и стучит по стенкам кровати, то соскакивает на пол, крестится, кладет земные поклоны, то вырывается из палаты, бегает по отделению, стучит в дверь, стремится выбежать из отделения. Ночью не спит. Подбегает к койкам других больных, бьет их по спине кулаками, временами плачет, кричит. При беседе с врачом на вопросы не отвечает, на стуле не сидит, сваливается на пол, к чему-то прислушивается, куда-то стремится, принимает вычурные позы. Злобна, боязлива, временами крайне растеряна. Речь больной быстрая, бессвязная. Высказывает отрывочные бредовые идеи преследования, кого-то бранит, кому-то грозит расстрелом. Иногда на короткое время возбуждение стихает, удается получить ответы на некоторые вопросы. Говорит, что «все вокруг пропитано током», что «ее уничтожат», что ей «уже сломали руки и позвоночник».

Через две недели становится спокойнее, подолгу тихо сидит одна, отвечает на вопросы, но малодоступна, подозрительна, напряжена. Отрицает неправильное поведение дома и в больнице, считает себя здоровой. На прогулках пытается бежать. Иногда говорит, что «ничего не понимает», кто-то «путает ее мысли, отнимает их», руки ощущает «как не свои». С родными держится злобно и агрессивно. Речь то достаточно последовательная, то становится бессвязной. Временами появляется суетливость. Бегает по отделению, рвется к двери, кого-то ругает, обвиняет. Затем успокаивается, становится мягче, спрашивает — долго ли ее будут держать в больнице.

С 5/IX начата инсулинотерапия. Первые 10 дней перемен в состоянии нет. Гипогликемические состояния выражены на 16—20 ед. В гипогликемических состояниях сонлива, оглушена, потеет. Растеряна, «не понимает, что с ней происходит». На 24 ед. инсулина появились шоки, протекавшие без осложнений. Больная в однообразных выражениях просит о выписке, считает себя здоровой, бывает резка с персоналом, иногда на короткое время возбуждается. После 10-го шока поведение стало более ровным и упорядоченным. Начала общаться с больными, однако остается недоступной, уклоняется от расспросов о болезненных переживаниях, всегда отвечает, что «прежнего уже нет и чувствует она себя хорошо». Держится несколько настороженно, склонна предъявлять различные требования и претензии.

В гипогликемических состояниях появляется возбуждение, иногда наблюдается замедленный выход из коматозного состояния. В отделении малозаметна, вяла, настроение несколько пониженное. Бредовых идей не обнаруживает, галлюцинации отрицает. Критика к заболеванию недостаточная. Считает, что заболела в связи с истощением. Жалуется на слабость и апатию.

Получила 25 шоков (на 24—30 ед. инсулина). По окончании лечения тосклива, часто на глазах слезы, астенизирована, вяловата. Появилось сознание болезни и критическое отношение к пережитому. Сообщила, что о первом месяце пребывания в больнице не все помнит, казалось, что ее хотят умертвить. Через 2 недели после начала лечения инсулином «все прояснилось».

Больная мягка, доступна, естественна, скучает по ребенку.

Соматическое состояние. Истощена, бледна, тахикардия. Внутренние органы и неврологический статус — норма.

РВ крови отрицательная. Сахар крови — 77 мг%.

Кровь от 4/VIII—45 г.: гемоглобин — 57г/л, лейкоц. 8000, эоз. —-1,5, пал. — 10, сегм. — 63. лимф. — 22,5, мон. — 3 РОЭ — 13 мм/ час. Плазмодии малярии не обнаружены.

С 31/VII по 6/VIII у больной была субфебрильная температура от 37,2—37,3° до 37,9°.

Было неподтвердившееся предположение о малярии, но ничего по органам терапевтом обнаружено не было.

28/Х выписана в хорошем состоянии с диагнозом — «шизофрения».

Катамнез. После выписки продолжала работать бухгалтером. С работой хорошо справлялась, изменений в характере близкие не отмечали. Была мягкой, заботливой, активной, как и раньше — несколько раздражительной.

В 1946 году уехала с мужем в Венгрию и там пробыла с ним до 1949 г. По возвращении муж заболел злокачественным малокровием и в 1950 г. умер. Больная много ухаживала за ним. После его смерти очень горевала, много плакала, но затем успокоилась, устроилась на работу и успешно работала на своей прежней должности бухгалтером в Министерстве внешней торговли. Воспитывала дочь, имела небольшой круг друзей, поддерживала теплые отношения с родными, следила за своей внешностью. 24 марта 1954 г. была сокращена на работе в связи с сокращением аппарата. Пришла домой в возбужденном состоянии. Кричала, что «нигде нет правды». После этого появилась бессонница, по ночам тяжело вздыхала или подходила к форточке и кричала, что «правды нет». Разговаривала сама с собой, иногда громко кричала, цинично бранилась, речь временами становилась непоследовательной, непонятной, отдавала какие-то распоряжения, вмешивалась невпопад в разговоры окружающих. В связи с нарастающим возбуждением 2 апреля 1954 г. больная была вновь помещена в больницу им. Ганнушкина.

На приеме сначала спокойна, с улыбкой говорит, что вполне здорова. При упоминании об увольнении сразу становится злобной, кричит, бьет руками по столу. Успокаиваясь, объясняет, что «если рассердится, то делается как тигр».

В отделении обнаруживает правильную ориентировку в месте, времени и окружающей обстановке. Правильно отвечает на вопросы, но держится напряженно, подозрительно. Сообщает, что ее уволили и она ходила к разным начальникам и доказывала, что с ней поступили неправильно. Она плакала, перестала спать ночью. Однажны увидела на улице своего двоюродного брата, который был расстрелян в 1917 г. Показалось, что и ее увольнение связано с событиями 1917 г. Не понимала, что вокруг происходит. В отделении ни с кем не общается, подавлена, часто плачет, требует выписки. Подолгу ходит по палате. Отрицает галлюцинации, скрывает и диссимулирует свои переживания в настоящее время.

В следующие два дня злобна, напряжена, неряшлива, не причесывает волосы, ходит с распущенными косами. Больных принимает за знакомых. Считает, что должна начаться война «из-за истории ее жизни». Электрический свет называет солнцем, заявляет, что в палате работают какие-то моторы. Речь носит отрывистый характер. Внезапно набросилась на санитарку и избила ее. Была переведена в беспокойное отделение. Заявляет, что в ее стационировании виноваты соседи по квартире и сотрудники по работе, они плохо к ней относились. Жалуется, что у нее часто бывает ощущение отсутствия мыслей в голове. Она знает, что это происходит от того, что «капилляры мозга, наполненные вкусовыми сладостями, высасываются определенными людьми, чтобы им плясать и танцевать». Знает, что находится в Институте им. Ганнушкина, в то же время называет его «малой землей». Правильно называет текущую дату, сообщает о себе отдельные анамнестические сведения. В последующие дни состояние больной меняется. То она аккуратно причесана, правильно отвечает на вопросы, рассказывает о своих переживаниях, то сидит в постели с закрытыми глазами и руками производит сложные движения, как бы управляя чем-то, то внезапно вскакивает и с гневом набрасывается на окружающих с побоями и циничной бранью. Неожиданно сбрасывает с себя рубашку, топчет ее ногами, злобно кричит, что она «пахнет мертвечиной», затем тут же сама надевает рубашку. Подолгу стоит у окна, смотрит в окно и тихо что-то бормочет про себя. Иногда сидит голая с распущенными волосами, причудливо повязав вокруг пояса простыню. Спит мало, тревожно, иногда совсем не спит; бродит по палате, что-то шепчет, присматривается к больным, выражение лица злобное, напряженное, иногда растерянное. Речь громкая, выразительная, мимика подвижная, иногда преувеличенно экспрессивная. Если удается вовлечь больную в беседу, она сообщает о множестве разнообразных переживаний. Так, она считает Институт им. Ганнушкина «малой землей», а все остальное «большой землей». Еще в доисторические времена жили два брата — хороший и нехороший. И некто «третий» разделил землю на две половины и нехорошего брата направил на «малую землю». Так был основан научно-исследовательский институт им. Ганнушкина. Она видит, как перемещается «большая земля» вокруг «маленькой». Центр управления этим движением находится на «экваторе», здесь на нижнем этаже. Она не может управлять этим движением, так как ее не выпускают из палаты. Если бы ее выпустили, она сделала бы так, чтобы всем было хорошо. Атак как здесь властвуют «рыжие люди», которые не хотят работать, пилить дрова, есть хлеб, то от этого происходят все беспорядки на земле. Она видит, как во сне, картину распятия Христа. Его распяли рыжие люди. Эти же люди высасывают у нее из капилляров мозга вкусовые сладости и от этого у нее в голове пустота, отсутствие мысли. Она видит другие картины: луга и поля, уборку урожая, поэтому она повязывает вокруг пояса простыню, чтобы в нее собирать урожай. Здесь у нее много знакомых и родных. Так, рядом с ней лежит ее отец, только теперь его называют старухой. Другая больная — это учительница из школы, где училась больная. Кроме того, двое больных являются ее единственной дочерью. Одна из них — «ее кровь», а другая — «гибрид отцовской крови». Ее дочь помещена сюда для того, чтобы ей было произведено искусственное оплодотворение. Этим делом занимаются врачи и «рыжие». Она уже сама испытывает воздействие на свои половые органы. У нее накачивание воздуха и пыли вызывает возбуждение. Она с этим борется, закрываясь рубашкой, простыней и т. д., подкладывая под матрац бумагу, особым способом перевязывая простыней свое тело, укрываясь одеалом, произнося слова-заклинания.

Пытаются воздействовать и на ее сердце, заставляя его сжиматься, действуют также и на позвоночник. Из ее кожи хотят сделать резину, для этого кожу отсепаровывают. Воздействие на нее происходит не то при помощи гипноза, не то рентгена, она точно не знает. Она ощущает вокруг нехорошие запахи: мочи, кала, мертвечины, спирта. Иногда она слышит как кто-то ее окликает по имени. Рассказывает больная этих переживаниях подробно, богатым, образным языком, но часто непоследовательно. Говорит, что они существуют постоянно, но усиливаются к вечеру. Иногда же полностью их отрицает.

Временами больная совершенно недоступна, злобна, напряжена, произносит какие-то отрывки фраз, циничную брань, смотрит многозначительно, делает то пренебрежительную, то угрожающую гримасу. Часто возвращается к вопросу о революции 1917 года, спрашивает — почему и зачем она произошла, внезапно кладет голову на колени врачу и объясняет, что так «ей нужно и так лучше».

Через 3 недели, 27/IV—54 г. больной начата инсулинотерапия. К лечению относится отрицательно, требует еды, злобна. Во время завтрака бросила кусок хлеба в больную. На 12 ед. инсулина при выраженных гипогликемических явлениях испытывает наплывы воспоминаний детства, ранее виденных театральных постановок, особенно касающихся «нашествия французов» в 1812 г. Видит рядом с собой на месте другой больной своего мужа, вместе с тем понимает, что он умер. Высказывает сомнения жива ли дочь. На 20—28 ед. сонливость, потливость. После инсулина нелепое поведение — становится во весь рост в постели, пытается обнимать окружающих, речь бессвязная. Однажды говорила, что находится в Большом театре, но почему-то вокруг так много кроватей и нельзя танцевать; она же любит балет и сама хочет учиться. В то же время знает, что находится в больнице, но больница и Большой театр составляют одно целое.

Иногда становится дезориентированной, всех окружающих называет мучениками, повторяет стереотипные движения руками, бывает суетлива в постели. Спит и ест хорошо.

10/V на 48 ед. инсулина появился первый шок, затем в течение двух недель были прекоматозные состояния на дозах 64—88 ед.

Больная утверждает, что ей в живот «набили волосы и действуют на нее электричеством», жаловалась на боли в животе, обнажалась, пряталась за дверями, отказывалась от еды. После третьего пред-шока стала спокойнее, в приветливом тоне разговаривала с врачом, сама отмечала, что ей стало лучше, она поняла что находится в больнице, а раньше казалось, что здесь театр. Просила о выписке. Поведение стало упорядоченным, говорила, что скучает о семье, однако, в отдельные дни становилась напряженной, подозрительной, высказывала идеи отношения, не понимала, где находится.

27/V после 2-го и 3-го шока на 22 ед. растеряна, загружена, видит каких-то животных и акул, заявляет, что ее по частям смешивают с животными, змеями, акулами, проделывают над ней эксперименты, а на улицах люди гуляют и получают за нее деньги. Иногда после выхода из шока эйфорична, некритична; после 4-го шока бредовые высказывания и онейроидные переживания исчезли. Поведение стало устойчиво правильным, появилось критическое отношение к болезни, стала мягче, доступнее.

После 19 шоков лечение закончено. Отмечалась некоторая вялость. Жаловалась на головные боли, одышку, общую слабость. Тепло встречалась с родными, интересовалась домашними делами, обсуждала свои дела с врачами. Проявляла, однако, некоторую настороженность при расспросах о болезненных переживаниях. Рассказывала, что не все ясно помнит, что «это было похоже на сон». Вокруг была и больница, и «малая земля», и театр. Улетала в межпланетное пространство, все предметы казались колеблющимися. Считала, что окружающие ее преследуют, что из постели исходит электрический ток, ощущала на себе его действие, принимала это за способ лечения. Домашние дела в тот период ее не интересовали, ни о ком из близких не беспокоилась. Категорически отрицает галлюцинации и идеи отравления. Признавала сходство болезненных проявлений в предыдущих и настоящем приступе.

Соматическое состояние. Среднего роста, правильного телосложения, хорошего питания. Тахикардия непостоянная. Сердце, легкие и органы брюшной полости — без патологии. Кровяное давление 115/60. Неврологически —норма.