3.4. Музыка в реформатской церкви

Основной музыкальный жанр, практикуемый в реформированных церквах, – вокальное исполнение псалмов, доступно изложенных в стихотворном переводе. Псалтирь к середине XVI века в Швейцарии был очень популярен, ведь пение псалмов представляет прекрасные возможности для духовно-лирического и эмоционального воздействия как на исполнителя, так и на слушателей. И главное, что библейские истины таким образом проникали в изголодавшиеся по Слову Божию сердца. Во многих случаях это был чуть ли не единственный путь, когда Писание могло достичь людей, находящихся под гнетом католической церкви. Существенное значение для обеспечения популярности псалмов имело и то обстоятельство, что в качестве напевов использовали популярные, широко распространенные мелодии, что подтверждают следующие слова современника:

“В ту пору псалмы не предназначались для исполнения на определенный раз и на всегда установленный напев ... напротив, каждый пел тексты на тот напев, который ему нравился, обычно на напев, распространенный в быту. Таким образом, пение псалмов раздавалось не только во время богослужения, но и в домашнем обиходе, в мастерской, за ремесленной работой, на школьном дворе и т.д.” [7, с.312].

Естественно, что при таком значении псалмов существенную роль, в Женеве приобретал наряду с напевом и сам текст, всем понятный, поскольку он давался на родном языке. В этой связи известен представитель французского возрождения Клеман Маро. Благодаря своему поэтическому дарованию Маро сделал большой вклад в французскую лирическую поэзию и сумел передать в поэтической форме содержание оригинала [7, с.313]. Кальвин в предисловии к изданию псалмов в переложении Маро подчеркивает важность молитвы на родном языке и высказывается за исполнение псалмов, которые должны занять место “безнравственных песен”. Успех изданий перевода псалмов Маро был велик, к 1550 году они вышли уже 28-м изданием.

В Женеве в 1541 году, согласно постановлению женевского совета, где речь идет об обучении детей, говорится межу прочим и о “пении псалмов Давида”. Некий Гилом Франк из Руана открыл музыкальную школу и опубликовал “Псалтирь” в 1565 году. Продолжателем дела Франка явился Луй Буржуа, ему принадлежали изменения и упорядочения напевов в собрании псалмов, изданных Кальвином в 1543 году. О том, что в Женеве существовала строгая цензура всего, что относилось к церкви и духовной жизни, говорит тот факт, что в 1551 году Буржуа был даже подвергнут аресту за то, что “ввел новые напевы без разрешения совета”. Последний строго регламентировал характер напевов, требуя “соблюдения умеренности, величавости и спокойствия, соответствующих месту и характеру исполнения, с тем чтобы они могли быть использованы в церковном богослужении” [7, с.313]. Гудемель, а вслед за ним и Клод Лежен явились авторами более изысканных, сложных, отличающихся печатью большого мастерства, полифонических обработок псалмов. Правда для высоко художественной музыки существовали препоны благодаря провозглашенному Кальвином и Цвингли отказу от музыки полифонического склада в богослужении. И это искусственно сужало выразительные возможности музыкального искусства [7, с.314].

***

Для Кальвина церковь – это любое общество людей, в котором проповедуется Слово Божие и совершаются таинства крещения и евхаристии. Авторитет служителей поставлен им необыкновенно высоко. Он настаивает на применении строгой дисциплинарной меры отлучения от церкви. И, несмотря на непримиримую вражду к католичеству, учение о церкви Кальвина более всех приближалось к средневековому и более чем учение других реформаторов заключало в себе элементы теократии. В отношении верующего и властей он руководствовался выводом из положения, что полное подчинение воли человека Божьему водительству должно порождать в нем сознание правоты и силу оказывать сопротивление правительству, если оно идет против повелений Божиих.

Один из довольно серьезных исследователей трудов Кальвина Кампшульте (впрочем, он не отличался симпатией к кальвинизму), высказался о системе Кальвина, как о “религии сухой и мрачной” [3, c.120]. Для такого заявления можно найти основания, ведь Кальвин смотрел на землю как на юдоль плача и скорби, и поэтому устранял все, что веселит и украшает жизнь. Комфорт и удовлетворение эстетических потребностей должны уступить одному поклонению Богу. Он нигде не оставлял места игре воображения, неопределенному чаянию: везде логическое рассуждение и ссылка на прямой текст из Писания. Мак-Грат пожалуй бы не согласится с таким высказыванием, ссылаясь на то, что Кальвин мог в прекрасно устроенной природе видеть перст Творца и восхищаться великолепием Его творения [13, с.280].