1.4. Знаковая интерпретация народного костюма мордвы

Феномен знаковости проявлял себя в разных видах этнокультуры мордвы. Манифестация сакральных знаний, архаических символов осуществлялась че­рез заговоры, гадания, знахарство, разнообразие форм народного творчества: песенное мастерство, танец и древнейшее искусство орнаментации предметов быта и одежды. Многие мыслители рассматривали искусство, обычаи и обряды, создаваемые человеком предметы быта как существующее множество «целост­ностей миров», в которых «содержания жизни вообще принимаются и упорядо­чиваются, рассматриваются, переживаются по особому закону» [127, с. 256]. Рассмотрение народной одежды в качестве своеобразного языка культуры впервые предложил П. Г. Богатырев, доказав, что традиционная одежда может быть знаком, транслирующим значение, выходящее за пределы обыденного представления.

В рамках информационно-семиотического подхода к изучению культуры, благодаря работам Ю. М. Лотмана, представившего культуру «коллективным интеллектом общества», основным специфическим фактором человеческого образа жизни является разум, позволяющий добывать, накапливать, обрабаты­вать и использовать информацию [189; 150]. Понятие «информация» может быть осмыслено в широком и более узком смысле. В широком смысле - это бу­квальное понимание латинского термина «шбэгтаге» в значении ‘изображать, составлять понятие о чем-либо, излагать’. Имеется в виду, что информация есть некое «сообщение, уведомление, совокупность знаний и сведений об окру­жающем мире, которые воспринимаются и используются человеком в процесс

еего жизнедеятельности» [324, с. 128]. Для выявления, «считывания», анализа информации, передаваемой непосредственно самим костюмом, важно понимать механизмы ее зарождения и трансляции, что в костюме является «означаю­щим» и способно создавать импульсы, сигналы, смыслы, аккумулирующие в итоге информацию.

Традиционный мордовский костюм середины XIX в. объединял в единую семиотическую систему различные материальные компоненты (предметы), ха­рактеризуемые определенной семантикой и функцией. В исследовании М. А. Кронгауза состав знаковой системы определяется как набор «элементар­ных знаков, отношений между ними, правил их комбинирования, а также правил функционирования. Объединение знаков в систему основывается на нескольких критериях - общности функции, сходстве форм и подобии структур» [166, с. 33].

Известно большое количество классификаций знаков, которые построены на учете разных параметров - формы, содержания, их взаимосвязи. Так, Ч. С. Пирсом, как известно, было введено определение знаков («иконы», «ин­дексы», «символы»), основанное на соотношении их формы и содержания. Ф. де Соссюр считал знак результатом соединения означающего и означаемого: «мы предлагаем сохранить слово «знак» для обозначения целого и заменить термины «понятие» и «акустический образ» соответственно терминами «озна­чаемое» и «означающее»» [293, с. 100]. По убеждению Ф. де Соссюра, «знак есть... двусторонняя психическая сущность ... знак связывает не вещь и ее на­звание, а понятие и акустический образ. Этот последний является не матери­альным звучанием, вещью чисто физической, а психическим отпечатком звуча­ния, представлением, получаемым нами о нем посредством наших органов чувств...» [293, с. 99]. Впервые знак и способ и его употребления выделил в ка­честве определяющего центра высшей психической деятельности Л. С. Выгот­ский, который придавал важное значение фактору социальной среды, необхо­димости выявления механизма интериоризации (вращивания) знаков как средств регуляции психической деятельности человека (см. [93, с. 116-117]).

А. П. Лободанов, анализируя спектр значений слова «знак» в семиотике, справедливо указывает на его многогранность: это и «предмет природы или предмет, искусственно созданный людьми, относительно которого принято не­кое условие, наделяющее этот предмет способностью передавать определенный смысл, знание»; и «объект, способный передавать социальную семантическую информацию, которая обустраивает и организует общественные отношения» и, наконец, наиболее широко - «мир знаков, знаковая действительность, окру­жающая человека» [Лободанов 2007: 17, 29-30]. Костюм, по его мнению, со­ставляет одну из 16 выделенных им групп (или классов) знаков, «присущих любому народу независимо от степени развитости его культуры»; это «знаки прикладных искусств: костюм - представление себя другим, «самоназвание че­ловека» [184, с. 32, 40].

Ф. М. Березин и Б. Н. Головин считают знаком «любой материальный но­ситель социальной информации... Знаки-символы несут информацию о предме­те (явлении) на основе отвлечения от него каких-то свойств и признаков, осозна­ваемых в роли представителей всего явления, его сущности...» [60, с. 111]. Важ­ным здесь представляется указание на то, что в знаке объединяются материаль­ная и идеальная сторона, причем в неразрывной связи с сознанием человека: «идеальная сторона знака есть не что иное, как один из видов отображения дей­ствительности в сознании человека» [Там же, с. 119-120].

Ч. У. Моррис в работе «Знаки, язык и поведение» рассматривает основ­ные типы применения знаков, которые названы информативными, оценочными, побудительными и системными. «Знаки, - пишет автор, - можно использовать, чтобы информировать кого-либо о свойствах объектов или ситуаций, побудить кого-либо к предпочтительному поведению по отношению к определенным объектам или ситуациям, вызвать определенную линию поведения, организо­вать предрасположенность к поведению, уже вызванную другими знаками» [232, с. 130-131]. По мнению Т. В. Козловой, знак обладает тремя обязатель­ными свойствами; он 1) служит средством выражения чего-либо; 2) относится к некоему объекту; 3) реализует интерпретационное отношение (см. [158, с. 30]).

В. М. Привалова выделяет у знаков коммуникативную, познавательную и за­мещающую функции (см. [258, с. 15]). А. Ф. Лосев видел определяющее каче­ство знака в его смысле, «который осуществлен, воплощен или дан на каком- нибудь другом субстрате, не на том, который является субстратом осмысливае­мых вещей или событий» [186, с. 155-156].

Традиционный мордовский костюм, будучи продуктом прежде всего кол­лективного разума, отвечал запросам общества, подчинялся законам жизни в этом обществе, осмысливаясь в соответствии с межчеловеческими отношения­ми. Только благодаря социализации была возможна адаптация, выживание, развитие, существование индивидуума. Мокшанская и эрзянская одежда была знаком основных ценностей этнокультуры, широко транслировавшихся в тече­ние года в виде обычаев совместного труда мордовских девушек. Эта деятель­ность была направлена на изготовление национального костюма и сопровожда­лась обычно веселыми играми и песнями. Кроме того, перед свадьбой подруги безвозмездно помогали невесте завершить необходимую часть приданого, близкие родственники и соседи приносили новорожденному дары. Все одно­сельчане посильную помощь оказывали во время обряда погребения либо дру­гого неблагоприятного события. Выражаемое таким образом милосердие, со­чувствие, несомненно, сплачивало коллектив.

В многообразии функций, обязанностей женщины в традиционной мор­довской культуре явно прослеживается ее роль как хранительницы знаковой информации, в закодированной форме содержащей ценные знания, которые пе­редавались от поколения к поколению. По мнению Г. Зиммеля, одной из сфер творческой деятельности женщины является дом; это «особо сформированная целостность», структура, которая «соединяет все линии культурного космоса» [127, с. 259]. Крепкая, благополучная семья была основой благополучия рода, сельского общества. Обучение труду начиналось с детства одновременно с ос­воением знаний об окружающем мире, коллективных ценностных смыслах; с восприятием и осмыслением общепринятых правил, норм, запретов; с форми­рованием трудовых навыков по выбору орнамента, созданию определенного цвета пряжи, изготовлению отдельных элементов национального костюма, что в целом было наполнено глубиной знакового содержания.

В мордовской песне «Содыця тейтерне» («Девушка-отгадчица») именно девушка (а не седые старцы!) смогла отгадать загадку волшебной птицы: Отгадаю я эту загадку,

Разгадаю я эту мудрость.

Без крыльев летает солнце,

Без ног бегает быстра реченька,

Без корней растет человек [316, с. 336].

В другой песне девушка Стирява, не застав матери, оставляет ей знак (вастоня- зень, м. - «след») о своем приезде:

Приложу к стене мою голову - Знак (для матери) пусть останется...

Вот гляди на стене - головы ее след,

На столе смотри - следы пальчиков,

И заплакала тут бедная матушка... [Там же, с. 58].

Вероятно, именно на женскую половину общества возлагалась ответст­венность за сохранение материальных и духовных ценностей с целью передачи их последующим поколениям в традиционной мордовской культуре. Именно ей принадлежала главная роль в интерпретации, озвучивании текста этнокульту- ры.

По мнению некоторых исследователей, появление символа (как синонима понятия «знак») было результатом осмысления обществом реальности, понятой особым образом, оцененной и трансформированной в контексте человеческого общения (см., напр. [194, с. 48]). По мнению Э. Кассирера, построившего симво­лическую модель культуры, человек живет в мире символов и только через язык, символы, созданные им художественные образы воспринимает окружающую действительность [151]. В общекультурном аспекте теорию символа разрабаты­вал А. Ф Лосев (см. [186]). Наиболее убедительной, с нашей точки зрения, пред­ставляется концепция символов у Ю. М. Лотмана, который считал, что это «зна­ки, обладающие способностью концентрировать в себе, сохранять и реконструи­ровать память о своих предшествующих контекстах» [189, с. 617].

А. А. Федоров в работе «Введение в теорию и историю культуры» (2005) трактует символ как многозначный «условный, вещественный, графический, языковой знак жизненного или духовного содержания», в котором обязательна утрата конкретности на пути к универсальным истинам, смыслам, истокам ду­ховности, общественных ценностей и идеалов [324, с. 344-345]. Заметим, что народное сознание мордвы сохранило память о том, что знаки вышивки имеют божественное происхождение (см. [200, с. 98]). Точно так же, как любое важное дело начиналось со знакового ритуала моления, освящения, закладки камня и проч., изготовлению одежды предшествовал узор на не выкроенном еще холсте или заготовке будущей детали костюма. Здесь явно выражено осмысление бла­гожелательности семантики орнамента вне его конкретного смысла.

В сознании мордвина зафиксировано восприятие орнамента одежды как знака, т. е. материального носителя духовной культуры, социальной информа­ции о мире, в сохранении которой было заинтересовано общество. Слово тешке (э.), тяшке (м.) в переводе на русский язык означает «отметка, знак, по­мета». По происхождению оно связано со словом теште, осмысляемым мор­довским народом как астрономическое понятие «звезда» (см. [334, с. 184]).

Высокий уровень знаковости мордовской культуры нашел отражение в лексической системе мордовских языков. Так, известно, например, о бытовании слова пас (теемс паст - ‘сделать отметку’), которое использовалось во время свадебного обряда. Когда в семье было более двух дочерей, при выходе замуж одной из них на косяке двери делали топором зарубку, т. е. отметку, знак - пас (см. [334, с. 136]). Кстати, интересным представляется факт совпадения в зву­чании двух лексических единиц - пас (‘знак’) и паз (‘бог’), различающихся экспликацией знака в видимой конкретно-материализованной форме (пас) и в невидимом, воображаемом образе с несомненной знаковой символикой - в воз­вышенно идеализированной форме (паз, Вере-паз).

Понятие «вышивать» передается в мордовском языке глаголом викшнемс / викшнюмс, имеющим единую корневую базу для финно-волжских языков, что косвенно свидетельствует о древности возникновения данного вида народного искусства. Кроме того, для передачи рассматриваемого действия употребляется и глагол сермадомс / сермадумс (э.), сермадымс (м.), имеющий в качестве ос­новного значения «писать». Обращает на себя внимание связь геометрического орнамента вышивки с пиктографическими знаками («знаменами») древней мордвы, т. е. с небуквенными, условными символами, известными по докумен­там XVI - XVII вв.: они использовались крестьянами вместо подписи (см. [304, с. 172-174; 274, с. 63; 269, с. 865-867]). Для упомянутых «знамен» очевидной была и прагматическая функция, заключающаяся в фиксировании какого-то долга или количества.

Важное методологическое значение имеет определение понятийно­терминологического аппарата, фиксирующего объект и предмет исследования. Используемые в работе понятия одежда и костюм во многом близки, но имеют и существенные различия. Н. М. Каминская связывает семантику первого из них с различными видами «покровов человеческого тела: белье, платье, чулоч­но-носочные изделия, обувь, головные уборы», которые, будучи связаны «единством назначения и использования», дополнены «аксессуарами, украше­ниями, прической, гримом», уже составляют костюм [149, с. 3]. В такой интер­претации термин костюм включает понимание комплекта вещей, объединен­ных единством назначения, создаваемого образа носителя, транслируемой ин­формации о нем.

В мордовских языках издавна существовало понятие одежда (оршамо / оршамот, оршамопель (э.), щам, щапт / щамт (м.) [275, с. 316]. Что касается номинации костюм, то с ним с течением времени стало связываться представ­ление о некоей множественности, собирательности отдельных видов одежды. Использовались двойные обозначения, фиксирующие названия нескольких (чаще - двух) конкретных предметов, относящихся к одному виду: «понкст (э., м.) - штаны, панарт (э.), панархт (м.) - рубашки, (понкст-панарт - одежда)» [220, с. 199]; «руцят-коцт,руцят-пацят (э.) - одежда» [361, с. 561]. Аналогич­ным способом происходило образование и понятия комплекта обувь: картъ- пракстат (лапти-онучи). Сказанное дает основание полагать, что «древняя» мордовская терминология костюма (а возможно, и языковое сознание в целом) была очень конкретной. Она отражала конкретно-предметный характер перво­бытных представлений древней мордвы и - соответственно - ее видения окру­жающего мира. Показательны в этом плане примеры Н. Ф. Мокшина, который отмечает, что обозначения чисел и счета у мордвы были непосредственно свя­заны «с частями человеческого тела, предметами окружающего мира. Сущест­вовали не «один», «два», «три» вообще, а один палец, две руки, три рыбы» [218, с. 79]. Наконец, следует указать и на то, что уже в середине XIX в. в мордов­ской среде использовалось и русское (по происхождению) слово одежа.

Термины значение, семантика, значимость, смысл и функция, толкуемые в гуманитарных науках весьма неоднозначно и подчас противоречиво, использу­ются нами применительно к костюму и его отдельным компонентам, знакам как абсолютные синонимы для выражения целевой установки объекта, его назначе­ния в той или иной ситуации. Отметим лишь, что термины «семантика», «значе­ние» в большей степени связаны с знаково-системной организацией объекта, а термины «функция», «значимость» - с его реальным функционированием в ка­ком-то конкретном контексте, среде бытования. Очевидно и то, что те или иные элементы одежды, изначально специализированные на передаче определенной семантики, могут быть в определенной ситуации использоваться с несколько иными целями. В итоге происходит определенный сдвиг в функциональном по­тенциале элемента одежды, расширение сферы его применения и, в конечном счете, обогащение его семантической структуры. Феномен национального кос­тюма осмысляется нами через призму понятия «текст». Понимание текста кос­тюма означает, в сущности, «считывание» с него информации, которая трансли­руется всей совокупностью элементов сложной семиотической системы. Заме­тим, что, например, в концепции А. К. Байбурина представление о тексте вещи связано именно с поступаемой от нее информацией (см. [45]).

В настоящем исследовании принимается в качестве рабочего следующее определение: текст традиционного костюма представляет собой совокуп­ность культурных характеристик этноса и его конкретного представителя, складывающихся в процессе создания и функционирования традиционного кос­тюма и реализующихся в его самобытных локальных комплексах, имеющих знаково-символическую репрезентацию.

Смысл костюма, выраженный особой системой знаков, использовался мордовским народом в информационно-коммуникативных целях. Эта инфор­мация имела социальный характер: она адекватно считывалась и анализирова­лась окружающими, знавшими и понимавшими этот язык. Ее хранили и пере­давали всему коллективу. Интересные лингвистические параллели приводит А. Лурье в работе «Язык одежды», сравнивая отдельные предметы одежды с лексическим запасом языка, искусство сочетать - с грамматикой, а неудачный костюм - с безграмотной речью (см. [366]). Исследователи характеризуют язык костюма как очень специфический, находящийся в постоянном движении, из­менении, саморазвитии, поскольку в нем преломляется само время и простран­ство культуры. «В процессе саморазвития костюм совершенствует, развивает, обогащает свой язык. Причем путь его очень последователен, закономерен. Развитие костюма диалектично и осуществляется в борьбе противоположно­стей, в смене форм, отрицающих друг друга» [174, с. 22].

Успешное историко-культурологическое исследование народного костюма с целью осмысления его семантики, представлений о знаковой природе трансли­руемой информации оказывается возможным лишь при осмыслении всего свое­образия этноса, включая историю, фольклор, бытовую культуру в нерасторжи­мой цельности «как особую систему взаимоотношений элементов» [97, с. 12]. В результате мы имеем своеобразный монолог вещи, когда «тысячами голосов она рассказывает нам о своем месте в мире, о своем отношении к нам и к другим вещам, о своем возникновении, о своей истории, о своем культурном прошлом, настоящем и будущем» [95, с. 39]. Ошибки в интерпретации знаковой системы костюма ведут к неправильному «прочтению» текста, а следовательно - к не­точности в определении главной мысли, идеи, доминанты содержания картины мира (см. [189, с. 157]).

Знаки любой национальной культуры, как известно, специфичны: они «несут в себе конкретное содержание, отражающее этнические, локальные, ре­гиональные и иные особенности обозначаемых ими явлений, и у того или иного этноса, в тех или иных природно-климатических условиях, в ту или иную исто­рическую эпоху способны приобретать разный смысл» [238, с. 18]. Знаковая система традиционного мордовского костюма тесно связана с мировоззрением этноса, с системой социальных отношений в обществе. Поэтому адекватно и в полном объеме глубинный смысл знаков и текстов культуры может быть рас­крыт лишь в результате комплексных исследований этнографического, истори­ко-культурологического характера.

Выводы

Итак, традиционный мордовский костюм привлекал к себе внимание ис­следователей на протяжении XIX - XX вв. В настоящее время накоплены раз­нообразные письменные, архивные, вещественные, изобразительные источники для его комплексного изучения. Наиболее значимым для понимания семантики мордовского костюма является системный подход, который позволяет запол­нить некоторые пробелы в изучении материальной, духовной, художественной культуры, мировосприятия, зафиксированного в картине мира этноса.

В результате рассмотрения народного костюма мордвы в историческом и предметном ракурсах можно прийти к выводу, что традиционный костюм представлял собой цельность, образованную единством необходимых элемен­тов. В качестве базисной части мокшанского и эрзянского комплексов нами оп­ределены нательная и поясная одежда, которые обладали субэтническим свое­образием. Периферийную часть представляли следующие элементы: головной убор, обувь, верхняя одежда из холста, сукна, меха, а также украшения. Все компоненты (базисные и периферийные) объединены в комплексе соответстви­ем костюма возрасту, полу, состоятельности, социального статуса человека, а также использованию в повседневной или праздничной ситуации, или - в кон

­кретном ритуале.

Традиционный мордовский костюм середины XIX - начала XX в. как продукт коллективного разума органично входил в пространство духовной, ма­териальной и художественной культуры того времени, представляя собой син­тез социально значимых смыслов - знаний, ценностей и регулятивов. В созна­нии мордовского народа традиционный костюм понимался как знак, т. е. мате­риальный носитель духовной культуры, социальной информации о мире, в со­хранении которой было заинтересовано общество. Знаки традиционного мор­довского костюма обладали признаком устойчивости, что обусловливалось бы­тованием традиций крестьянского общества

.ГЛАВА 2. СЕМАНТИКА ЯЗЫКА МОРДОВСКОГО КОСТЮМА (МОКШИ И ЭРЗИ)

Традиционный костюм мордвы мокши и эрзи, рожденный в системе тра­диционного миропонимания и эстетического освоения действительности, явля­ется весьма сложной «многоуровневой системой» (по И. Л. Сиротиной), поэто­му рассмотрение его предметного бытия в состоянии статики, способствует представлению (с целью познания нового) состава и строения данной «органи­зованной сложности» (см. [143, с. 20]). Моделируя состав и строение данной системы, следует иметь в виду, прежде всего, создателя костюма, который, ис­пользуя достигнутый человечеством и конкретной культурой уровень развития производства (орудия труда и материалы), создает необходимые ему предметы с целью удовлетворения своих потребностей, использования в культуре: этно- культура - создатель - материал - предмет - носитель - этнокультура. По­скольку в этнокультуре обнаруживается (чаще всего) единство создателя и но­сителя костюма, то данная цепочка стремится к замкнутости цикла.

Модель подчеркивает доминирование этнокультуры в области творения и функционирования традиционного костюма, проникновение во все сферы «жиз­ненного цикла костюма» мировосприятия этноса, представлений об окружаю­щем мире, собственном народе и его культуре, о самом костюме и обязательно о человеке, как непосредственном его создателе и носителе. Опираясь на инфор­мационно-семиотический подход как одно из перспективных направлений в со­временной теории культуры, мы осмысляем мордовский традиционный костюм как особый тип текста, понимание которого связано со считыванием информа­ции, транслируемой совокупностью элементов сложной семиотической системы. «Когда мы говорим о вещи как о тексте, - пишет А. К. Байбурин, - имеется в виду вся та информация, которая поступает к нам от вещей, точнее та, которая может быть «считана» с них самих...» [45, с. 80].

Костюм мордовского народа как текст репрезентируется системой знаков, тесно связанных и взаимодействующих друг с другом. Система знаков имеет иерархическое устройство. Здесь могут быть выделены с одной стороны, шесть элементарных, базовых знаков (материал, крой, орнамент, цвет, манера ноше­ния, звук), а с другой - возникшие в результате их разной комбинации шесть сложных знаков (средств гармонизации и создания выразительного образа): на­тельная одежда, поясная одежда, головной убор, верхняя одежда, украшения, обувь. Следует иметь в виду, что в результате межкультурных коммуникаций состав сложных знаков в разных комплексах мордовского костюма изменялся.

Семиотический анализ позволяет адекватно «прочитывать» текст костю­ма, точно определяя главную мысль, идею, доминанту содержания в том или ином источнике информации - знаке (материал, крой, орнамент, цвет, манера ношения, звук). При этом необходимо помнить о возможных ошибках в интер­претациях текста, когда между сообщением отправителя и информацией, вос­принятой адресатом, существуют различия (см. [189, с. 157]). Правда, в связи с изменением картины мира осмысление знаковой природы любого текста может стать иным, что обусловливает его иное, новое прочтение. Что касается текста традиционного костюма мордвы, то залогом верного понимания его семантики служат глубокие знания о традиционно-бытовой культуре данного этноса. Рас­смотрение выразительных средств костюма целесообразно начать с его техноло­гического кода.