48

Андрей Миронов

Проводы

Пьеса в двух действиях

Время действия – конец 90-ых.

Действующие лица:

Санька Архипов – главный герой (18 лет)

Мать Саньки – Мария Петровна (44 года)

Дядя Боря – дядя Сани (47 лет)

Тётя Нина – подруга матери (50 лет)

Михалыч – сосед (алкаш-афганец) (35 лет)

Славик – друг Саньки (18 лет)

Тётя Люда – мать Славика (42 года)

Кабан – соседский парень (23 года)

Ленка – девушка, в которую влюблён Санька (18 лет)

Дядя Гена – отец Ленки (42 года)

Гоча – ухажёр Ленки (26 лет)

Двое пацанов – массовка

Дед Василий – (82 года)

Димон – сослуживец Саньки (19 лет)

Ангел.

Что случилось? Просто… Просто, одна история, из тысяч похожих, многими так и неузнанных. Можно было бы начать со слов: жили-были… Нет, не старик со старухой, а обычные, совершенно обычные и далеко не сказочные, а вполне себе реальные, люди, разных возрастов. Живущие на просторах нашей необъятной Родины. Жизнью, не похожей на сказку, скорее на правду, для кого-то незнакомую, непонятную и даже в чём-то ужасную. Возможно, и не совсем всё так было, в деталях, только сути это не меняет.

В основе произведения лежат реальные события.

Действие первое.

Утро. Или, скорее, день. Весна украсила деревья свежей, ещё не до конца оформившейся, листвой. Времени, примерно, между десятью и одиннадцатью. Выходной, но народ сельский уже не спит. Жизнь провинции насыщена собственным, отличным от городского, укладом и колоритом. Спешить некуда, но забот хватает. Посему весь поместный люд давно на ногах и чем-то размеренно занимается, преимущественно, по хозяйству. Мы идём вдоль пыльной улицы, с разбитой, дорогой, на которой остались лишь фрагменты асфальта, проложенного здесь лет тридцать назад. Возникает впечатление всеобщего запустения. Вокруг, большей частью, деревянные дома, ещё довоенной постройки, нам в один из них. Подобная архаика в здешних местах не редкость, не смотря на то, что есть пара улиц с двухэтажками, сооружёнными ещё в советский период, да селикатно – кирпичные коттеджи. Перед нами предстаёт интерьер весьма смешанного типа, с маленькими окошками и тяжёлыми, деревянными дверями на старых, железных засовах, низкий потолок, с толстыми, шпалообразными лагами мягкая, самодельная мебель, пёстрая люстра, старый сервант и стенка социалистической эпохи, в углу, как и полагается – телевизор отечественного производства, на подоконниках цветы. Убранство весьма скромное, с довольно древними обоями, паласами на полу, да деревянными кроватями в комнатах, свидетельствующее о бедности хозяев. На стене, помимо ковра, в зале, висят старинные часы-ходики, оставшиеся, в память от предков, неистово отбивающие каждый час, словно напоминая о своём существовании, некой гнетущей неизбежности и заставляя обитателей дома периодически вздрагивать, то ли от неожиданности, то ли от чего-то ещё. Кухня, граничащая с сенями, в которой Мария Петровна хлопочет, приготовляя еду на старой газовой плите. Всё варится, парится, кипит. Раздаётся стук в дверь.

Мария Петровна. Да-да, открыто, заходите! (За дверью слышатся какие движения, похожие на тщетные попытки её открыть. Петровна идёт сама открывать. Дверь распахивается, шумно входит, почти вваливается мужчина, навьюченный полными сумками и с занятыми руками.)

Дядя Боря. Ну, чего не встречаешь, хозяйка?

Мария Петровна. Ой, Боренька! (Обнимает, целует) Давай-ка, вот сюда пока ставь. Я потом разберу. (Пытается помочь разгрузиться) Руки в тесте.

Дядя Боря. Да я сам. Там в машине ещё. Другой раз схожу.

Мария Петровна. Как доехали?

Дядя Боря. Как видишь. Жив, здоров и невредим, мальчик Петя Бородин.

МП. Понятно. Ну, слава Богу.

ДБ. Дороги-то разбитые в хламину, по весне снег сошёл, вместе с асфальтом, а до вас посчитай сто килОметров будет. Но ничего, вроде, добрался – не раздолбался. Растрясло, правда, немного.

МП. А твои где?

ДБ. Да я один.

МП. А чего так?

ДБ. У Петьки сессия. А Шурка с малой сидит. Куда ей ехать.

МП. А, ну да, конечно.

ДБ. А где боец?

МП. Да, с друзьями где-то шастает. Где ж ему быть ещё. Последний день всё-таки.

ДБ. Дело молодое. Я там мяса привёз. Вчера порося завалили. Свежак. Да и соления. Всё такое.

МП. Ой, спасибо тебе. Что бы я без тебя делала.

ДБ. Ладно.

МП. А я с пяти утра на ногах. Всё колгочусь. Зарплату не дали ещё в этом месяце, пришлось занимать, у Нинки. Столько денег уходит… Столько денег… Всё ж надо, как у людей, чтоб. Ой… А тут ты.

ДБ. Много народу-то будет?

МП. Да нет, все свои. Санькины друзья придут, да соседи. Но всё равно, надо чё т на стол поставить. Может кто и так забежит. Знаешь, как оно бывает…

ДБ. А то. Главное, чтобы топливо было. А с этим у нас порядок. (Смеётся) Давай, по маленькой, разговеемся. (Достаёт из сумки, забитой бутылками с самогоном, одну, открывает)

МП. Подожди, я хоть закусить сделаю.

ДБ. Ты рюмки доставай. Да сама садись.

МП. Ой, нет, я не буду. Да и некогда мне рассиживаться, дел невпроворот.

(Петровна суетится, отрезая хлеб, намазывая аджикой, достаёт рюмку, ставя её на стол)

ДБ. А про деньги чего не сказала?

МП. Да что ж я буду-то? Ты и так, вон, стараешься. Не удобно как-то.

ДБ. Ну, ты сестра даёшь… Как не родня всё равно. Ну, дрогнули. За защитников Отечества. (улыбается. Осушив рюмку, поморщившись и закусив, продолжил) Ты это брось, в следующий раз. Чего нужно, говори. Сколько раз тебе повторять? Всё сделаем, по высшему разряду. На такое жалеть не надо. Не каждый день. Чтоб перед людьми не стыдно было. Племянник всё-таки. Проводить надо по-человечески.

МП. Ой, да это да.

ДБ. Он ж мне, как сын родной. Сама знаешь.

МП. Знаю.

ДБ. Как Николая не стало, так я его вот с таких лет почти что воспитываю. И хочу сказать, Мария, толковый парень у тебя. Своего, вон, оболтуса, в институт оформил, а он и учиться не хочет. Гуляет, да развлекается, паразит. Только и делаю, что мясо в город центнерами вожу, чтоб не отчислили. Ну, хоть диплом получит, главное. Ты хоть доучись, говорю, меня не позорь перед людями. Закончи и делай чё хошь. Всю кровь мне выпил, засранец. А твой Санька молодец. Ответственный. Главное, чтобы в жизни по правильной дороге пошёл, не свернул никуда. Чтобы не оскотинился, как сейчас принято. А армия из него человека сделает.

(Порог дома. Санька и Славик сидят на ступеньках.)

Славик. Чё, Санёк, к Ленке заходил?

Санька. Нет.

Славик. Чё так?

Санька. На фига?

Славик. Попрощаться, все дела.

Санька. А оно ей надо?

Славик. Можт надо. Ты откуда знаешь?

Санька. Она с Гочей кружится.

Славик. Боишься башку снесёт?

Санька. Ни чё я не боюсь. Просто ей по фиг на меня.

Славик. Да бабы силу уважают, чувак. Ты думаешь она просто так с ним мутит? Его все в округе боятся. И бабосы у него водятся. Утрамбуй его, а потом подкати к ней, и она твоя. Может она только этого и ждёт.

(Санька сидит молча, ковыряясь в зубах спичкой) Ты ж её с пятого класса любишь. И щас любишь? А она не целка уже, полюбас, прикинь. (Ржёт)

Санька. Да хорош ты, задолбал.

Славик. Да ладно, ладно, братан. Шучу. Просто пацаны говорили, что её, типа, уже, ну, того. Распечатали. Гоч же у неё не первый, сам знаешь.

Санька. Мне всё равно.

Славик. Чё, прям женился бы?

Санька. Женился.

Славик: И после других бы взял?

Славик. Да.

Славик. И клыковую? (Ржёт)

Санька. Слышь, ты достал, а! (Гневно обернувшись в сторону друга)

Славик. (Продолжая смеяться, но постепенно успокаиваясь) Да ладно, прикалываюсь я. Ленка нормальная, в этом плане. Не берёт, вроде. (Немного помолчав) Ток я не понимаю всех этих движений.

Санька. Каких?

Славик. Ну этих. Люблю, трамвай куплю. Вокруг тёлок нормальных полно, а ты в одну втюрился. Сколько лет. Далась она тебе. Она уж стольких сменила. А ты всё паришься.

Санька. Чё ты пристал-то? Я те чё говорю?

Славик. Да я ж вижу, что страдаешь. Страдаешь же. Чё страдаешь?

Санька. Да ни чё я не страдаю.

Славик. Ага, рассказывай кому-нибудь другому. Не страдает он. Пялишься на неё постоянно, как волк голодный, из-за угла. У тебя и бабы ни разу не было. Всё по ней сохнешь. В армейку из-за неё пошёл. Девственником. (Смеётся) Мог бы отучиться, хоть в ПТУ. Типа – лишь бы не видеть. Понятно, чё.

Санька. Я сам служить хочу. Лучше со своим призывом.

Славик. Не, эт так-то правильно. Базара нет. По-любому заберут. Лучше уж со своими годками, это да. А то будут потом тебя пинать деды – салаги. (Ржёт) Я тоже пойду, через год. Хабзайку закончу. У меня без вариантов. А – годен. Да я, в принципе, и сам косить не хотел. И денег нет на институт. Хотя, родоки собирались военкому заплатить, чтоб отмазал. Но я сказал, что по-любому уйду. На хера мне волчий билет. На войну хочу. Проситься буду в горячую точку. Приду, в орденах, в медалях, героем. Все тёлки мои будут. И бабки оттуда привезу, там говорят боевые платят нормально. Тачку возьму, хату куплю. Ништяк. Заживу.

(После небольшой паузы, видя, что друг не реагирует, решает растормошить его, толкая в бок) Э, ты чё такой загруженный?

Санька. Нормально всё.

Славик. А Ленке этой бабки нужны. Всем бабам бабки нужны. Суки продажные. Гоча обещал её в город увезти, вот она с ним и крутится. Подарки ей всякие дарит, поит да на тачке катает. А ты тупишь. Хорош, не гони. Всё пучком будет.

Санька. Я не гоню.

После небольшой паузы.

Славик. Сань, а после армейки чё делать будешь?

Санька. Откуда я знаю. Я ещё не ушёл.

Славик. Может и не вернёшься.

Санька вопросительно взглянул на Славика.

Славик. Не, я в другом смысле. В армии, чё ништяк, можно какую – нить профессию получить, права, например, да там и остаться, на контракт. Будешь каких-нибудь генералов возить и в тепле и в сытости, как батя говорит. Или на кухне, наоборот, подальше от начальства. (Лыбится) А так, конечно, лучше на войну, там и лове можно поднять и льготы потом будут. Да и вообще… Романтика. Щас косят многие, особенно городские. Ссыкуны. Вся армия на деревне держится. Нам чё терять? Тут ловить не хер, в принципе. Все отсюда валят, кто куда. Так что, ты молодец, правильно сделал. Валить отсюда надо и побыстрее. Чего время зря терять. А Ленка… Хер с ней. Пожалеет ещё не раз. Ты главное сам не переживай. (Санька посмотрел на Славика неоднозначным взглядом)

Славик. Отвечаю, так и будет.