5 День.
Аркадий в десять раз счастливей, чем вчера за завтраком.
ЕЛЕНА. «Буря мглою небо кроет… Вихри снежные крутя, вихри cнежные крутя. Вихри cнежные крутя». У вас губы пересохли.
АРКАДИЙ. Да, я ходил по берегу. Я хотел бы воды. Доброе утро.
ЕЛЕНА. О, заметно доброе. Так приятно смотреть в глаза человеку, который думает о воде, хочет воды. В этом есть какая-то чистота. Чистота. Вы только подумайте: школьный учитель литературы. Ночью лег на надувной матрас, нацепил на шею мельничный жернов, отплыл и матрас проколол. Что же это за жанр, не пойму даже. Вы, наверно, просто у себя там в школе совратили кого-то?
АРКАДИЙ. Так! Приехали.
ЕЛЕНА. Она была похожа на Марго?
АРКАДИЙ. Да никого я – побойтесь бога – не совращал. Вы, конечно, просто… Я никого не совращал, я вообще ничего такого себе не позволяю. Не позволял. Не смотрите так. Да, сейчас нахлынуло – позднее, чудное. Признаю. «Несказанное, синее, нежное». Последнее. И всё это совсем не то. Всё это чисто. Что вы так смотрите? Я никого не совращал.
ЕЛЕНА. Святой словесник!
АРКАДИЙ. Ну, тише же, тише, умоляю. Зачем вы так со мной? Зачем вы кричите?
ЕЛЕНА. Ах, я совсем забыла. Пожилой кинематографист. Но не застряли ли вы в этой роли? По мне так пора сменить…
АРКАДИЙ. Между прочим, по вашей милости. Как мне теперь выпутываться? Она сейчас придёт сюда.
ЕЛЕНА. «Ах, обмануть меня не трудно»… А что вы, собственно, переживаете – вы же собирались умирать.
АРКАДИЙ. Да вы!..
ЕЛЕНА. Больше не хотите? Так не умирайте. Скажите ей, что ради неё бросаете кинематограф, а сами бросьте ради неё школу и поселитесь в этом её посёлке под горой. Что может быть понятней?
АРКАДИЙ. Вот какая ж вы недобрая. Злая!
ЕЛЕНА. Погодите! Что ты будешь делать: опять воротничок.
АРКАДИЙ. Отчего вы всё время перебиваете. Отчего делаете вид, что не слышите...
ЕЛЕНА. Сознайтесь. Грохнитесь на колени и… А она вам: «Ах, обмануть меня нетрудно…». А вы ей…
ОФИЦИАНТ. Ваш завтрак! Азиатский – как и заказывали вчера.
ЕЛЕНА. Азиатский! Боже. Я совсем забыла. Азиатский! Вот ведь старость – не радость – вылетело из головы. (Она наматывает на голову шарф, как тюрбан, обретает иностранный акцент.)
АРКАДИЙ. Для чего вы паясничаете? Что вы всё время из себя что-то изображаете?
ЕЛЕНА. Она идёт! Я исчезаю, исчезаю, исчезаю. (Вдруг берёт и лезет под скатерть, под стол.)
АРКАДИЙ. Елена, что вы делаете. Да что за цирк? Что вы…
5 День: продолжение.
Марго суха, раздражена, быстра.
Аркадий не скрывает счастья её видеть; едва ли не игрив, хоть каплю неуклюже.
МАРГО. Я решила. Я расскажу своё главное желание.
АРКАДИЙ. Да? Ну… хорошо. А как же хм… несбывчатость?
МАРГО. «Несбывчатость». Что за детство.
АРКАДИЙ. Мне казалось, что детство для тебя…
МАРГО. Я поняла, что детство кончилось, когда научилась без страха опускать пельмени в кипящую воду.
АРКАДИЙ (нежно). И когда это было?
МАРГО (резко). Давно! «Несбывчатоть». Какой же вы всё-таки… на редкость жизнерадостный…
АРКАДИЙ. Я? О, ты совсем заблуждаешься.
МАРГО. … аж противно.
АРКАДИЙ. У тебя впечатление, что я жизнерадостный только потому, что я радуюсь, когда вижу тебя.
МАРГО. Говорите, не Дон Жуан, а говорите, как Дон Жуан. Ну, да бог вам судья. У меня нет на эту пургу времени.
АРКАДИЙ. У тебя работа?
МАРГО. У меня жизнь. Моё главное желание…
АРКАДИЙ. Подожди – тут дело в том, что под столом... Мы не совсем одни.
Поднимает скатерть, ищет – там никого.
Надо же...
МАРГО. Хватит вам уже! …Моё главное желание…
АРКАДИЙ. Ну, постой – вдруг не исполнится…
МАРГО. Ну, тогда вы будете просто свинья.
АРКАДИЙ. Я??
МАРГО. Вы теперь мой джинн, золотая рыбка, Старик Хотабыч и Дед Мороз. Моя золотая статуэтка. И помните, что вы сказали: я читала отрывок прекрасно. «Прекрасно», – у меня это на плеер записано.
АРКАДИЙ. Так…
МАРГО. Так вот. Моё главное желание как можно скорее сняться в большой нормальной роли в нормальном кино. Всё. Что скажете?
АРКАДИЙ. Значит, ничего не было. Значит, всё сон, мираж, короткое воскресенье забытого сердца. Всё потому что я режиссёр. Как раз вовремя, как раз ресницы подросли – самый сок. Время заинстаграмить.
МАРГО. То есть не хотите.
АРКАДИЙ. Заинстаргамить? Заинстаграмить твои ресницы? (Забывшись, чуть ли не тычет ей в лицо телефоном.) Перламутровая девочка, нежнейшее существо…
МАРГО. Не хотите.
Официант ввозит в кресле картинно медитирующую Елену.
ЕЛЕНА (поёт как мантру). Один человек захотел покончить с собой….
АРКАДИЙ. Как это пошло, как беспомощно. Я бы вам сказал... (Марго.) Я хочу тебе кое-что сказать. Я нашел и приготовил раковину. Несколько часов искал. Раковин очень мало. Эта была не совсем чистая – я из неё всё утро остатки выскабливал, выковыривал.
МАРГО. Ну.
АРКАДИЙ. Это всё гнильё. Мог бы и не трудиться – мог бы и в грязную сказать, в слизь. У-уу, лицемерие, у-уу гниль. Ох, для другого я её готовил. Ты мне как будто душу перепачкала. Всю жизнь. Всю жизнь.
ЕЛЕНА. Один человек захотел покончить с собой….
АРКАДИЙ. Тихо!
ЕЛЕНА. Один человек захотел покончить с собой….
АРКАДИЙ. Тихо говорю! Я не собираюсь больше плясать под вашу дудку. Под вашу и под твою. Я избавлюсь от вас! Я вижу теперь, я с самого начала был прав: ты проститутка, проститутка! а вы – сутенёрша, сводня.
ЕЛЕНА. Один человек захотел покончить с собой….
АРКАДИЙ. Заевшая пластинка. Избавлюсь.
ЕЛЕНА. Помилуйте. «Нельзя же в самом деле взять браунинг и застрелить незнакомку только потому, что она приглянулась тебе».
АРКАДИЙ. О, надо же. Очнулась. А чего ты пятишься, ты подойди, дай ухо.
Почти насильно пригибает голову Марго, прислоняет к одному уху раковину и долго, страстно, яростно говорит что-то в другое.
АРКАДИЙ. Вот, пожалуй, всё. Бери раковину. И я надеюсь, что я забуду тебя и твой… твой «поступок».
ЕЛЕНА. Один человек захотел покончить с собой….
АРКАДИЙ. Но… если это был чудовищный, вероломнейший обман...
ЕЛЕНА. Один человек был крайне болезненно правдивым. Этот человек захотел покончить с собой….
АРКАДИЙ (Марго). Ты допустила промах. Почему же? – вот что мне интересно – почему же ты перешла на эту убийственную тактику?
ЕЛЕНА. Один человек захотел покончить с собой….
АРКАДИЙ. Ты же видела вчера, что был на всё ради тебя готов. На всё.
МАРГО. Даже снять меня в своём фильме?
АРКАДИЙ. Что?
МАРГО. Вчера вы бы сняли меня в своём фильме?
АРКАДИЙ. Вчера я полюбил тебя.
ЕЛЕНА. Один человек захотел покончить с собой, но полюбил.
МАРГО. Тогда подойдите ко мне.
АРКАДИЙ. Провались ты!
ЕЛЕНА. Ого!
МАРГО. Как скажете, но сначала…
АРКАДИЙ. Опять уловки – я не поддамся.
МАРГО. Тем более – раз не поддадитесь, смело подойдите. Потрогайте мои волосы. Что вы чувствуете?
АРКАДИЙ. По-твоему, после всего, что было, я должен тебе давать отчёт?
МАРГО. По-моему, именно так, но кого интересует, что я думаю?
АРКАДИЙ. А что ты, собственно, хочешь, чтоб я чувствовал?
МАРГО. Что вчера были другие. Вот эти. (Достаёт из сумки парик, немногим отличающийся от её нынешней причёски.) Это вам в подарок – в обмен на ракушку.
ЕЛЕНА. Один человек захотел покончить с собой…
АРКАДИЙ. Да подождите вы! Я не понимаю.
МАРГО. А что тут понимать? У меня рак. Химеотерапия. Оперировалась в Краснодаре. Потом я сбежала обратно домой – не хочу. Я, скорей всего, не доживу до начала сезона. Умру здесь, среди этих холодных камней, холодных людей, под шум холодного моря. А я так хочу жить. Так хочу жить.
АРКАДИЙ. Марго. Марго. Марго… Если бы я мог. Если б я мог…
ЕЛЕНА. Один правитель, который опасался ос, однажды издал указ об их уничтожении.
АРКАДИЙ. Да хватит вам! Как гвозди забиваете.
МАРГО. Я всего-навсего хотела жить и хотела сняться в кино. А хотите – я приложу вашу раковину к уху перед смертью. Что молчите? Что же вы теперь молчите?
АРКАДИЙ. Я не верю. Нет, я не верю – это какая-то дурная мелодрама. Это ночной бред. Неужели действительно рак?
ЕЛЕНА. Так случилось, что осы не причинили ему вреда. Но, в конце концов, он умер, укушенный скорпионами.
АРКАДИЙ. Перестаньте!
ЕЛЕНА. Азиатский завтрак. Настраивает на восток.
МАРГО. А вчера я хотела найти для вас раковину и сказать, что этот день… он и для меня был очень-очень важный. А вы…
ОФИЦИАНТ. А вы не захотели сделать для неё такой малости…
АРКАДИЙ. И вы ещё туда же?
ОФИЦИАНТ. Такой смешной-смешной-смешной малости. И это при том, что вы – её отец.
АРКАДИЙ. Что? ? ? ?
ЕЛЕНА (даже выбиваясь из своего меланхолического ритма). Что? Вот это поворот сюжета. Вот это ты даже меня удивил. Уверен?
ОФИЦИАНТ. А что? А зря он что ли приезжал сюда двадцать лет назад? Вы двадцать лет назад монахом были?
АРКАДИЙ. Нет, я…
ОФИЦИАНТ. Ну, вот то-то и оно. Да что там говорить – вы посмотрите. (Нахлобучивает на него подаренный парик.) Да вы посмотрите. Вы посмотрите, ведь одно лицо.
ЕЛЕНА. Одно лицо – это колобок.
АРКАДИЙ. Что?
ЕЛЕНА. Одно лицо – это колобок. Колобок. Ни ручек, ни но…
АРКАДИЙ. Прекратите! Как вы можете…
ЕЛЕНА. …ножек…
АРКАДИЙ. Марго, это что? Это как это? Я совсем потерялся. Правда?
ОФИЦИАНТ. Родной отец отказывает брошенной им и вновь обретенной дочери, умирающей от рака, в её единственном желании.
ЕЛЕНА. Индийское кино!
ОФИЦИАНТ. Снять её в паршивеньком эпизодишке в своём и без того сомнительном кинишке. Аттракцион невидимой чёрствости. Спешите видеть. Только у нас. Только для вас.
АРКАДИЙ. Что это всё? Марго? Какой-то злой полуночный бред.
МАРГО (официанту). Ваня, ну, хватит.
ЕЛЕНА. Да, ладно, не мешай ему – смотри, в каком ударе. Мелет, как электровеник.
АРКАДИЙ. Ваня? Погодите-погодите. (Срывает с него официантскую шапку, под ней оказывается ирокез.) С ирокезом? Вы все здесь заодно. «Иван Хлеб – ничего звучит»?
ОФИЦИАНТ. Только у нас! Только у нас. Женщинам и любителям мелодрам скидки.
Аркадий бьёт официанта по лицу. Официант картинно падает и перестаёт подавать признаки жизни.
ЕЛЕНА. Живенько.
АРКАДИЙ. Да почему? За что?
ЕЛЕНА. Ну, почему «за что?». Аркадий Николаевич, мы же договаривались. И вы же сами, на салфетке собственной своею кровью… Вы же всё равно умирать.
АРКАДИЙ. Кровью? Кровью? Что за пошляцкая, дешёвая мистика. Сволочи. Так с человеком. Как ты могла, Марго! Марго? Где она?
Марго давно незаметно исчезла.
ЕЛЕНА (уже пожимая плесами). Вы же сказали: «провались ты!». Я же сказала: любое желание. Не очень-то учтиво, но такой уж вы субъект. (Уезжает.)
АРКАДИЙ. Подождите! Нет, вы не уйдёте!! Объясните мне сейчас же этот бред!
ЕЛЕНА. Буря мглою небо кроет. Вихри снежные крутя. Вихри снежные крутя…
Уезжает. Аркадий никнет, смиряется, уходит.
Официант встаёт, как ни в чём ни бывало начинает готовить ресторан-столовую к утру.
Утро.