II. Устойчивость личности и проблема потребностей

Говоря об устойчивости личности, мы имеем в виду способность человека сохранять в различных условиях свои личностные позиции, обладать определенным иммунитетом по отношению к воздействиям, чуждым его личностным установкам, взглядам, убежде­ниям. Как теоретический анализ, так и экспериментальные материалы убеждают в том, что устойчивость личности следует понимать как нравственную устойчивость, ибо невоз­можно себе представить личностные позиции индивида, изолированные от нравствен­ности¹. Нравственность характеризуется в нашей философской литературе в качестве одного из проявлений сущности человека как ансамбля человеческих отношений [12].

Устойчивость личности неверно понимать только как неподатливость воздейст­виям, как косность, ригидность. Она предполагает определенную гибкость, учет обсто­ятельств. Следует в связи с этим различать два способа поведения человека, две его стратегии: пассивное подчинение ситуации, приспособление к ней, с одной сторо­ны, и преобразование обстоятельств на основе учета конкретной ситуации — с дру-

¹ Как будет сказано ниже, мы различаем и общую устойчивость, но лишь как низший уровень устойчивости. Однако и общая устойчивость не является независимой от нравственной сферы индивида, она лишь относительно независима от содержания доминирующих мотивов и потребностной. Устойчивость личности имеет отношение к стратегии именно этого, второго уровня. Иначе говоря, в проявлениях устойчивости личности реализуется активность личности как социального субъекта.

Такое понимание устойчивости основывается на том принципе рассмотрения личности, который утвердился в советской психологической литературе. Мы имеем в виду работы С.Л.Рубинштейна [17], К.А. Абульхановой [4], Е.В. Шороховой [26], А.И. Титаренко [19], Т.А. Титовой [20] и ряд других.

Этот принцип — принцип субъектного рассмотрения личности — противостоит буржуазным концепциям личности, лейтмотивом которых является мысль о враждеб­ности личности и общества. На этой основе формируются две крайние точки зрения: с одной стороны, подчеркивается мысль о том, что у индивида нет иного выхода, как отдать обществу свою самостоятельность и стать конформистом ([30], [32]), с другой стороны, проповедуется необходимость опереться на индивидуальную (читай: инди­видуалистическую) мораль, противопоставив ее морали общества. Индивидуальная мораль гуманна по своей природе, пишет С. Милграмм, но ей противостоит недобро­желательная сила социальной системы [35]. По мнению представителей гуманисти­ческой психологии, самостоятельность личности — проявление имманентно присущих ей особенностей (Г. Олпорт [28], А. Маслоу [33]). Социальность в этих концепциях выступает лишь как внешняя, чуждая, противостоящая индивиду сила. Отсюда воз­никает «гуманное» стремление защитить индивида от разрушающего воздействия со­циальности. Заранее отсекая возможность освобождения индивида путем изменения социальной среды, представители указанных концепций пытаются решить эту задачу иными средствами. «...Политическая демократия и экономическое процветание, — пишет А. Маслоу, — сами по себе не содержат ни одной из основных проблем цен­ностей. Больше некуда обратиться, как только внутрь к себе, к своему я, как место­положению ценностей» [33; 15].

Только с позиций марксизма возможно такое рассмотрение личности, при котором устраняется, с одной стороны, фатальность поглощения личности социальностью, а с другой — неизбежность противопоставления индивида социальной среде. Известна мысль Маркса о том, что «главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский — заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта... а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно» [1; 1]. Это относится и к рассмотрению че­ловеческой личности. При субъектном подходе делается акцент на том положении, что признание социальной детерминированности личности отнюдь не означает неиз­бежности «подавления» индивида внешней социальной средой. С.Л. Рубинштейн под­черкивает, что отличие марксистской постановки проблемы от экзистенциалистской заключается в том, что у экзистенциалистов бытие не подчинено действенности субъекта [17]. Проблема действенности субъекта находит свое выражение в психоло­гическом анализе деятельности, посредством которой личность включается в жизнь общества. Принцип деятельности, как известно, широко рассматривается С.Л. Рубин­штейном [17] и особенно обстоятельно А.Н.Леонтьевым в его недавней работе [13]. Для дальнейшего развития психологии личности весьма важно органически соединить этот принцип и субъектный подход к рассмотрению личности. Основа для такого со­единения, несомненно, существует. Она была намечена уже К. Марксом в только что приведенном высказывании, где как тесно связанные между собой выступают понятия «субъективное» и «человеческая чувственная деятельность». Вместе с тем следует от­метить, что субъектный подход к личности реализуется не всегда последовательно. Сошлемся в связи с этим на работу Л. Сэва [18], который очень обстоятельно и глу­боко анализирует положения Маркса, значимые для построения теории личности, и

вместе с тем, на наш взгляд, недостаточно четко реализует одно из важнейших по­ложений Маркса об активности индивида как социального субъекта, о том, что «...обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства» [1; 37]. Характеризуя основу личности как «общественные отношения между поведе­ниями» и подчеркивая, что человек ассимилирует общественные воздействия, автор значительно меньше внимания уделяет психологическому анализу проблемы актив­ности личности^.

По-видимому, в данном случае в определенной степени проявляется реакция на распространенный в зарубежной психологии подход к личности, согласно которому основу последней составляет внутренняя имманентно присущая человеку структура определенных особенностей и стремлений, которые являются якобы первичными де­терминантами его поведения. Несомненно, что подобное понимание, психологизирую­щее и даже биологизирующее социальную сущность личности, должно быть отверг­нуто. Однако признание социальной природы личности не должно вести к стиранию грани между внешним и внутренним, между объективным и субъективным. Реализа­ция субъектного подхода к личности предполагает выявление того, как социальное проявляется во внутреннем, психическом (имея в виду при этом, что внутреннее, психическое, субъективное, формируясь в процессе социальной жизни и деятельности, вместе с тем не сливается с внешним объективным, а имеет свою специфику внут­реннего мира человека). Раскрытие специфики внутреннего мира предполагает, в ча­стности, анализ его мотивационно-потребностной сферы. В связи с этим, нам дума­ется, наиболее правомерным является не противопоставление альтернатив, в которых в качестве исходного берутся либо потребности, либо деятельность, а изучение по­требностей, формирующихся в деятельности³. Одной из наиболее значимых характе­ристик внутреннего мира человека является присущая ему иерархия потребностей: в человеческих потребностях наиболее отчетливо кристаллизуются социальные влияния на человека. При рассмотрении человеческих потребностей становится особенно ясной неправомерность характеристики социальности лишь как внешней, чуждой, противо­стоящей человеку силы. (Как отмечалось выше, подобная характеристика социально­сти имеет место у целого ряда зарубежных исследователей личности.) В человеческих потребностях воздействие социальности является наиболее «интимным», наиболее «присвоенным», достигает степени «нужды», существенно определяющей поведение человека. Именно поэтому изучение потребностей и может обеспечить подход к лич­ности как к продукту социального развития⁴.

Далее, поскольку потребности являются одним из факторов регуляции (вернее сказать — саморегуляции) поведения, изучение потребностей должно существенно

² Такая позиция в некоторых случаях приводит Л. Сэва к редукционистским тенденциям: он признает в качестве объективных методов исследования психики лишь физиологические ме­ тоды [18; 262] и утверждает, что развитие психологии должно идти по линии ее замены («по­ глощения») психофизиологией [18; 268].

³ Роль потребностей в филогенетическом развитии человека классики марксизма характе­ ризуют достаточно однозначно, «...мы должны прежде всего констатировать первую предпо­ сылку всякого человеческого существования, а следовательно, и всякой истории, а именно ту предпосылку, что люди должны иметь возможность жить, чтобы быть в состоянии «делать исто­ рию». Но для жизни нужны прежде всего пища и питье, жилище, одежда и еще кое-что. Итак, первый исторический акт, это — производство средств, необходимых для удовлетворения этих потребностей, производство самой материальной жизни» [1; 26].

⁴ Разумеется, в данном случае речь идет не столько об элементарных потребностях, являю­ щихся, по выражению Л. Сэва, «гомеостатическими» — направленными на простое воспроиз­ водство человека [18], сколько о его высших потребностях.

помочь коррекции социальных воздействий на человека, иначе говоря — повышению эффективности воспитательного процесса.

Наконец, потребности благодаря своей регулирующей функции выступают как значимый критерий развития личности, особенно нравственного развития.

При организации изучения проблемы устойчивости личности мы исходили из предположения, что в основе того уровня сформированности личности, на котором человек приобретает относительную независимость от обстоятельств, способность регулировать свое поведение в соответствии с выработанными взглядами и убежде­ниями, лежит специфическая для этого уровня иерархия потребностей.