Глава III. Человек и природа: географические аспекты

1. Географический детерминизм и географический нигилизм

Проблема «человек и природа» – вечная проблема науки и философии. Вопросы взаимоотношения человека и природной среды имеют близкое отношение к географии, можно сказать, что они традиционны для нее. Как мы видели, высказывался даже взгляд о том, что география – это наука о взаимодействии природы и человека. Однако география охватывает далеко не все проблемы взаимодействия природы и человеческого общества и не может претендовать на монополию в их разработке. Тем не менее ей принадлежит здесь очень важная роль, хотя сущность этой роли требует уточнения. Необходимо четко определить круг задач географической науки в области изучения вопросов взаимодействия природы и общества. Иначе говоря, нужно ясно представлять себе, в чем же состоят географические аспекты этой всеобъемлющей научно-философской проблемы.

Чтобы ответить на этот вопрос, полезно предварительно хотя бы очень кратко рассмотреть, как развивались научные подходы к проблеме «человек и природа» и как изменялось отношение к ней географии.

Первые концепции, относящиеся к взаимоотношению человека и природной среды, восходят к античной эпохе – по крайней мере к V в. до н. э. Начиная с того времени в течение многих веков доминировал явно односторонний подход к проблеме: ученых, философов и политиков занимал вопрос о том, как природная среда влияет на жизнь людей, их культуру, государственное устройство, историю. Этот односторонний акцент вполне объясним низким уровнем развития производительных сил, когда человек находился в очевидной зависимости от стихийных сил природы, а его «ответное» воздействие на природу еще не было сколько-нибудь ощутимым и не внушало никакого беспокойства.

Основатель медицины Гиппократ (460–377 гг. до н. э.) считал, что тело и дух людей определяются климатом. Он делил обитаемую сушу на три полосы – холодную северную, умеренную среднюю и жаркую южную. По мнению Гиппократа, жителям этих трех полос свойственны разные физические и психические особенности. Жившие в ту же эпоху историки Фукидид и Ксенофонт объясняли могущество Афин природными условиями и географическим положением. А несколько позднее выдающийся мыслитель древности Аристотель (384–322 гг. до н. э.) утверждал, что жители холодных стран храбры, но лишены выдумки и технической изобретательности и потому якобы нуждаются в политическом руководстве; южные (азиатские) народы, напротив, глубокомысленны и изобретательны, но неэнергичны, вследствие чего подчинение и рабство являются их «естественным состоянием». Эллины же, живущие в самых благоприятных природных условиях, разумеется, сочетают в себе лучшие качества тех и других и самой природой предназначены властвовать над всеми.

Так было положено начало географическому детерминизму – учению об определяющем влиянии географической (природной) среды на судьбы человечества. И уже в рабовладельческую эпоху это учение использовалось в политических целях – для обоснования права на господство одного народа над другими. Таким образом, географический детерминизм с самого начала оказался не столько научной теорией, сколько политической доктриной. Надо заметить, что тогда этими вопросами интересовались преимущественно не географы, а историки и политики. Притом античные географы, и среди них Геродот в V в. до н. э., Страбон в I в. н. э., пытаясь объяснить природными условиями конкретные явления из жизни народов, особенности их быта, хозяйства, не делали из этого крайних политических выводов.

Спустя много столетий, когда на политическую арену стал выходить класс буржуазии, произошло возрождение географического детерминизма. В своей борьбе против феодализма идеологи нового общественного устройства отвергли свободную волю и божественное провидение и попытались найти естественные причины общественных явлений. Опора была найдена в воззрениях античных ученых. Одним из первых к ним обратился французский юрист и политик Жан Бодэн (XVI в.). В первой половине XVIII в. его идеи заимствовал и развил выдающийся просветитель Шарль Луи Монтескье. Хотя он и признавал, что общественные законы во многом зависят от тех способов, какими различные народы добывают себе средства к жизни, но утверждал, что «власть климата сильнее всех властей». И все же в то время идеи этих ученых имели определенное прогрессивное значение, поскольку выражали стремление отойти от средневековых религиозных догм и найти материалистическое объяснение истории общества. Заметим, что ни Бодэн, ни Монтескье, ни многие другие их современники – сторонники географического детерминизма не были географами. Географы того времени проявляли значительно меньше интереса к влиянию природы на судьбы народов, чем историки, политики и философы.

Начало усиленного проникновения географического детерминизма в географию связано с работами Карла Риттера (первая половина XIX в.). Напомним, что Риттер стремился сделать географию антропоцентрической наукой, вспомогательной для истории. В каждой части суши он видел особое предназначение для судеб человечества, причем Европа у него оказывалась наиболее «совершенной», чтобы служить «воспитательным домом» для всего человечества. Конечную свою цель Риттер видел в том, чтобы открыть в лике Земли его «высшее предназначение» и замысел Творца. Таким образом, в его взглядах своеобразно соединились географический детерминизм и божественное провидение.

Идеи К. Риттера вначале нашли отклик главным образом у истоков (дань географическому детерминизму в той или иной мере отдали и некоторые русские историки, среди них С. М. Соловьев, В. О. Ключевский, Л. И. Мечников). Сами географы рассматривали географию как преимущественно науку естественную, а многие из них сурово критиковали представления Риттера. Но ближе к концу прошлого столетия, когда в географии резко усилились антропоцентрические тенденции, географы, особенно в Германии, стали чаще обращаться к Риттеру и провозглашать своей задачей выяснение влияния географических условий на материальную культуру и политику. Особенно много последователей было у Фридриха Ратцеля, которому принадлежит, в частности, идея о государстве как организме, стремящемся к расширению своего жизненного пространства. Эта идея впоследствии легла в основу геополитики и в крайней ее форме была использована немецким фашизмом для обоснования территориальной экспансии.

Ученица Ф. Ратцеля Эллен Черчилл Семпл пропагандировала идеи Ф. Ратцеля в США, где учение о «географическом контроле» над судьбами человечества получило название инвайрон-ментализма (от английского environment – среда, окружение). Наиболее известное произведение Э. Ч. Семпл «Влияние географической среды» (1911) начинается словами: «Человек есть продукт земной поверхности». Особенно широкую известность получили труды Элсуорта Хантингтона. По его представлениям, во все эпохи развитие цивилизации определялось климатом; от климата зависят религии, пульсации культур, колебания в производстве железа или курсе акций и даже способность народов к сопротивлению против тирании.

В советской географической литературе можно встретить упрощенное толкование всей географии Запада как якобы стоящей на позициях географического детерминизма или инвайронментализма. В действительности это не так. Уже в 20-е годы нашего столетия некоторые американские и немецкие географы выступили с критикой инвайронментализма, а после второй мировой войны на Западе критиковать инвайронментализм стало своего рода признаком хорошего тона. Но это привело к тому, что в США и некоторых других странах географы ударились в другую крайность, которую можно назвать географическим нигилизмом. В 50–60-е годы в западной географии появились течения, противопоставившие географическому детерминизму «культурный детерминизм», «социальный детерминизм» и т. п., а влиянию природной среды – свободную волю человека. Известный американский географ Престон Джеймс писал, что в системе «человек – страна» определяющим фактором является культура, или традиционный образ жизни обитателей. В высказываниях ряда других авторов более ясно проявляется идеалистическое толкование общественно-исторического процесса, полностью отрицаются как природные, так и экономические факторы, история общества рассматривается как цепь случайностей и проявлений «свободной воли».

Подобные тенденции в сущности ведут к разрушению географии. Во-первых, присущий индетерминистам отказ от изучения причинных связей и отрицание возможности установить какие-либо географические закономерности толкают географию на старый путь хорологизма и описателыцины. Во-вторых, отрицание какой бы то ни было роли природной среды в жизни и истории общества ведет к отрыву географии от изучения природы. Один английский географ 60-х годов договорился до того, что отказ от инвайронментализма будто бы уже не делает необходимым включать природные компоненты в региональные исследования. Другой утверждал, что понятие «географический фактор» вообще стало излишним. Так, освобождаясь от географического детерминизма, англо-американская география заодно освобождалась и от физической географии и превращалась в «чистую» географию человека, или «культурную географию».

Надо заметить, что между двумя крайними направлениями появились как бы промежуточные, или компромиссные, концепции – «умеренный детерминизм», «поссибилизм», «пробабилизм», сторонники которых пытались найти некую «сбалансированную» точку зрения на проблему взаимоотношения природы и человека. Поссибилизм (от possible – возможный, возможно), возникший во Франции в 20-е годы, исходил из того, что природа предоставляет человеку множество возможностей, среди которых человек свободен выбирать. Главное для поссибилиста – свобода выбора. Поссибилисты подверглись критике как «слева» – со стороны инвайронменталистов, так и «справа» – со стороны крайних индетерминистов. Первые упрекали их за недооценку роли природной среды и признание ничем не ограниченной «свободной воли», а вторые – даже за малейшие уступки географическому детерминизму.

Особенно серьезно критиковали поссибилистов так называемые умеренные детерминисты. Видный британский географ Гриффит Тэйлор (1890–1963), известный своими работами по Австралии, резонно заметил: «Какая польза от разговоров о пос-сибилизме применительно к такому району, как аридный центр Австралии?» Поссибилисты говорят о возможности превращения пустынь в сады, но с помощью ирригации можно превратить в сады лишь 1/500 часть территории австралийских пустынь. По выражению другого знатока Австралии Оскара Спейта, поссибилизм – очень чахлое растение в австралийских бушах. Желая проиллюстрировать идею о безграничных возможностях свободной воли, один из сторонников поссибилизма заявил, что если судьба народов будет зависеть от выращивания бананов на полюсе, то они будут выращены, чего бы это ни стоило. В ответ на это Г. Тэйлор не преминул заметить, что именно подобные акции детерминисты стремятся предотвратить. По словам О. Спейта, поссибилисты преуменьшают роль географического фактора до такой степени, что география превращается у них в социологию, пересыпанную географическими названиями.

Суждения умеренных детерминистов во многом верны. Г. Тэйлор справедливо доказывал, что задача географии – изучение природной среды и ее влияния на человека, но вовсе не всех проблем, связанных с человеком. Нельзя не согласиться со словами другого умеренного детерминиста А. Ф. Мартина, относящимися еще к 1951 г.: «Географы не утверждают, что географическая среда есть единственный или наиболее важный фактор, определяющий человеческую деятельность, они просто констатируют, что их специфическая задача состоит в том, чтобы изучать эту группу факторов, а не другую».

Советские географы приложили немало усилий для того, чтобы доказать порочность географического детерминизма, но это, так же как и на Западе, нередко приводило к крайностям, к «географическому нигилизму», к недооценке значения природных географических факторов как в географических разработках ученых, так и в практике хозяйственного строительства, освоения новых территорий, в краткосрочных и долгосрочных планах социально-экономического развития. Но все же, несмотря на общепринятую философскую концепцию отрицания определяющего значения географической среды в развитии общества, многие географы в своих конкретных региональных исследованиях дали примеры, подтверждающие важную роль географических факторов в жизни людей и развитии народного хозяйства.

Сейчас же вряд ли найдется серьезный ученый, который взялся бы отстаивать основные принципы инвайронментализма первой половины XX в. Интересы географов сместились с выяснения «географического контроля» над судьбами человечества и ходом его истории на более конкретные вопросы всестороннего учета географической среды, ее оценки в целях рационального использования. Об этом хорошо сказал известный английский географ Дадли Стэмп (1898–1966) еще в 1960 г. Осуждая географов-«экстремистов» недавнего прошлого, он подчеркивал, что в современном мире, с его растущим населением и ограниченными земельными ресурсами, природные факторы более важны, чем когда-либо в прошлом. Человек не эмансипировался от их влияния. Правда, он может все лучше и лучше узнать, как их контролировать, но избежать их влияния невозможно.

До тех пор пока географические детерминисты не претендуют на универсальное истолкование истории общества и лишь требуют, чтобы наши действия согласовывались, по выражению Г. Тэйлора, с планом природы, они, безусловно, правы. Верность такого требования доказана жизненным опытом всего человечества, особенно в последние десятилетия, когда плоды бесконтрольного хозяйничания в природной среде дали себя знать в наших экономических просчетах, истощении природных ресурсов и ухудшении среды обитания людей.