22) Понимание культуры в концепции Хейзинги.

Среди представителей культурологической мысли XX века, внесших весомый вклад в разработку теории культуры, почетное место принадлежит нидерландскому ученому Йохану Хейзтге (1872—1945).

Труд Хейзинги, написанный в 1938 г. и сразу ставший бестселлером, не утратил своей актуальности и сегодня, хотя с тех пор вышел в свет не один десяток работ, где показывается роль игры в жизни человеческого рода, раскрываются ее сущность и характерные черты, в том числе и широко известная книга Эрика Берна «Игры, в которые играют люди, и Люди, которые играют в игры».

Но значение «Человека играющего» определяется не только тем, что Хейзинга предложил необычное, выпадающее из общего ряда трактовок понимание культуры и ее генезиса. «Человек играющий» по праву относится к той литературе, которой культура нашей эпохи обязана моментами особенно ясной и чистой духовности, безыскусственности, человеколюбия¹³².

"Человек играющий" был написан в черные годы Европы. То, что война стоит у порога, было ясно всем трезвомыслящим людям, которые не строили иллюзий насчет того, какая судьба ожидает культуру и ее носителей в условиях фашистского режима. Ложь, наглое, циничное манипулирование массовым сознанием, патологический страх, антисемитизм и ксенофобия стали нормой жизни. В этих условиях

уход в выдуманный мир интеллектуальных экзерсисов представлялся многим как достойный выбор в сложившейся ситуации.

Вне культурного контекста понять сущность игры, считает Хейзинга, невозможно, ибо только в игре человек реализует себя как существо, творящее культуру.

Связь культуры и игры, утвержадает Хейзинга, не столь проста, как это может показаться на первый взгляд. Ее нельзя понимать упрощенно, сводя дело только к провозглашению тезиса о том, что игра занимает важное место среди различных форм жизнедеятельности. Было бы большой ошибкой, подчеркивает Хейзинга, настаивать также и на том тезисе, что культура возникла из игры в процессе эволюции. С его точки зрения правильным утверждением, вытекающим из анализа эмпирического материала, является следующее: культура возникает в форме игры, культура первоначально разыгрывается. Однако в результате перехода с одной ступени исторического развития на другую, считает Хейзинга, соотношение игры и не-игры видоизменяется. «Игровой элемент в целом отступает по мере развития культуры на задний план. По большей части он растворяется, ассимилируется в сакральной сфере, кристаллизуется в учености и в поэзии, в правосознании и формах политической жизни»¹³⁸. Все эти сферы человеческой деятельности становятся полем большой Игры, хотя подавляющая часть людей, не задумывающаяся о сути вещей, воспринимает все здесь происходящее как нечто чрезвычайно серьезное. Игра, по мысли Хейзинги, не равна культуре, но бывают такие игры, в ходе которых рождаются эстетические или моральные ценности. В этом случае совершается возведение игры в ранг культуры. «Чем более игра способна повышать интенсивность жизни индивидуума или группы, тем полнее растворяется она в культуре, — пишет Хейзинга. — Священный ритуал и праздничное состязание — вот две постоянно и повсюду возобновляющиеся формы, внутри которых культура вырастает как игра и в игре» ¹³⁹.

Хейзинга выделяет ряд признаков, которые характеризуют игру как таковую. И первым среди них он называет то, что игра суть свободная деятельность. Игры по приказу, как отмечает Хейзинга, в принципе быть не может. Для того чтобы человек начал играть, у него должно появиться желание. Если этого желания нет, то игра не может состояться.

Игра, — пишет Хейзинга, — есть некое излишество. Потребность в ней лишь тогда бывает насущной, когда возникает желание играть. Во всякое время игра может быть отложена или прервана. Игра не диктуется физической необходимостью, тем более моральной обязанностью. Игра не есть задание, она протекает в свободное время¹⁴⁰.

Вторым характерным признаком игры Хейзинга считает то, что «игра не есть «обыденная» жизнь и жизнь как таковая»¹⁴¹. Игра суть вымысел, виртуальная реальность, говоря языком компьютерной эпохи, о которой все знают, что она существует как бы взаправду, но тем не менее не является таковой. В этом «как бы взаправду» кроется, как отмечает Хейзинга, известная неполноценность игры, которую нельзя ставить на одну доску с реальной жизнью, где все будто бы так же и все же не так. Игра противостоит реальности как несерьезное серьезному. В то же время она способна захватить играющего как самое серьезное дело. В этом случае грань между серьезным и несерьезным становится столь неразличимой, что на уровне индивида она не ощущается. Человек, погруженный в игру, воспринимает ее как самое важное дело, хотя подспудно знает, что это далеко не так. Не будучи «обыденной» жизнью, подчеркивает Хейзинга,

игра лежит за рамками процесса непосредственного удовлетворения нужд и страстей. Она прерывает этот процесс, вклинивается в него как временное действие, которое протекает внутри себя самого и совершается ради удовлетворения, приносимого самим совершением действия. Такой представляется нам игра сама по себе и в первом приближении: интермеццо повседневной жизни, занятие во время отдыха и ради отдыха¹⁴².

Третьим характерным признаком игры является, по мысли Хейзинги, то, что она обособляется от «обыденной» жизни и развертывается в определенных временных и пространственных рамках. Человек, играющий в ту или иную игру, создает свой собственный пространственно-временной континуум, вне которого законы игры не действуют. Игра начинается и заканчивается в определенный момент, после которого виртуальная реальность исчезает и все возвращаются в настоящий, реальный мир.

Четвертым признаком игры, отличающим ее от других видов человеческой деятельности, Хейзинга считает то, что внутри игрового пространства всегда существует определенный порядок, действуют правила и установления, о которых играющие условились заранее. Нарушение хотя бы одного из них ведет к прекращению игры. Таким образом, «в несовершенном мире и сумбурной жизни она (игра) создает временное ограниченное совершенство... Она творит порядок, она есть порядок»¹⁴³.

Хейзинга подчеркивает, что игра сразу фиксируется как культурная форма. Будучи однажды сыгранной, она остается в памяти игравшего в нее индивида как некое духовное творение, которое может быть передано по наследству, воспроизведено при необходимости в любое время. Наконец, игру отличает присутствие в ней некоего напряжения, которое возникает вследствие того, что в игре всегда есть известная неопределенность, что здесь нельзя быть на все сто процентов уверенным в выигрыше, особенно тогда, когда игра ведется с достойным соперником.

Напряжение игры, — пишет Хейзинга, — подвергает проверке играющего: его физическую силу, выдержку и упорство, находчивость, удаль и отвагу, выносливость, а вместе с тем и духовные силы играющего, коль скоро он, одержимый пламенным желанием выиграть, должен держаться в предписываемых игрой рамках дозволенного¹⁴⁴.

О

внутри намеренно ограниченного пространства и времени, протекает упорядочение, по определенным правилам и вызывает к жизни общественные группировки, предпочитающие окружать себя тайной либо подчеркивающие свое отличие от прочего мира всевозможной маскировкой»¹⁴⁵.

«Мы можем назвать игру свободной деятельностью, которая осознается как «не взаправду» и вне повседневной жизни выполняемое занятие, однако она может целиком овладевать играющим, не преследуя при этом никакого прямого материального интереса, ни пользы; свободной деятельностью, которая совершается

пираясь на свой анализ феномена игры, Хейзинга формулирует следующее определение:

У Хейзинги есть и другое определение игры, схожее с первым по сути, но отличающееся от него в деталях. Во втором разделе книги «Человек играющий» он определяет ее как

добровольное действие либо занятие, совершаемое внутри установленных границ места и времени по добровольно принятым, но абсолютно обязательным правилам с целью, заключенной в нем самом, сопровождаемое чувством напряжения и радости, а также сознанием «иного бытия», нежели обыденная жизнь¹⁴⁶.

Опираясь на выработанное понимание игры, анализ ее места и роли в жизни людей, Хейзинга формулирует свое понимание культуры. Культура, с его точки зрения, есть игра. Именно так он заявляет в третьем разделе своей книги, хотя, если исходить из контекста его рас-суждений, было бы более правильно сказать, что культура есть функция игры.

Игра, считает Хейзинга, концентрирует, стягивает в одно целое силы общества, пуэрилизм распыляет их в алогичном хаосе. Говоря другими словами, пуэрилизм не только не препятствует нивелировке личности, но, наоборот, усиливает процесс отчуждения человека от самого себя.

Таковы в самых общих чертах воззрения Йохана Хейзинги на природу культуры и ее судьбу.