Пояснительная записка

июль 2008 г.

Первый акт дивергенции языков лингвисты (в частности, П.И. Пучков) относят ко времени 2 – 1 млн. лет назад [Пучков П.И., 2007]. В это время существовали только австралопитеки, и правомерность подобных рассуждений находится под глубоким вопросом.

Пришедшие на смену австралопитекам шелльские и ашельские архантропы в период с 700 по 200-е тысячелетие сформировали ряд общностей в Южной Африке, Западной Европе (Клэктон [3амятнин С.Н., 1951]), в Восточной Европе (Королёво [Матюшин Г.Н., 1996]), на Русской равнине (Тульская, Калужская, Волгоградская и др. области [Александрова М.В., 1974]). Редкие стоянки известны в Северной Африке и в Азии.

Сменившие архантропов палеоантропы в финальной стадии сформировали на тех же территориях археологические культуры неандертальцев.

Язык этого времени некоторые учёные (например, [Клягин Н.В., 1996]) относят к языку современного человека и датируют его 200-ым тысячелетием. Максимум концентрации таких неандертальцев приходится на территории Юго-Западной и юга Центральной Европы, а также на центральные и южные регионы Русской равнины.

Между тем, антропологи утверждают, что современный человек – неоантроп – появился только в 50-ом тысячелетии. Самой древней стоянкой неоантропа является стоянка Костёнки в Воронежской области – 50 тысяч лет назад. К этому же времени лингвист С.А. Старостин отнёс дату возникновения т.н. ностратической семьи [Старостин С.А., 2003].

В следующий период в пределах Русской равнины неоантропы (европеоиды) сформировали ряд последовательно сменивших друг друга археологических культур: костёнковско-стрелецкая (50 – 25-е тыс. до н.э.) – авдеевско-гагаринская (25 – 15-е тыс. до н.э.) – среднерусская (16 – 12-е тыс. до н.э.) – рессетинская (11 – 9-е тыс. до н.э.) – иеневская (10 – 6-е тыс. до н.э.) – верхневолжская (6 – 4-е тыс. до н.э.) – волосовская (4 – 2-е тыс. до н.э.). Последняя сопоставляется с проторусским этносом и проторусским языком.

По данным археологии и антропологии, расселение неоантропов с территории Русской равнины состоялось только, начиная с 7-го тысячелетия до н.э. Переселенцы сформировали в Центральной Европе ряд последовательно сменивших друг друга археологических культур: Неа-Никомедия (7-е тыс. до н.э.) – Кёрёш, Караново, Сескло (6 – 5-е тыс. до н.э.) – Веселиново, Винча, Дунайские, Старчево, Хаманджия, Марица, Гумельница и др. (5 – 3-е тыс. до н.э.). Последние идентифицируются с западнославянскими народами и, соответственно, с западнославянскими языками.

Начиная с 7-го тысячелетия до н.э., состоялись также переселения неоантропов с территорий Русской равнины в Азию. Переселенцы сформировали культуры: Джармо (7-е тыс. до н.э.) – Хассуна, Хаджилар (7 – 6-е тыс. до н.э.) – Эль-обейд, Эреду, Халаф, Намазга-Тепе (6 – 4-е тыс. до н.э.) и др.

Языком общения этих переселенцев был протославянский (проторусский) – называемый «индоевропейским». Но к 4-ому тысячелетию до н.э. на территориях Азии «индоевропейский» язык практически полностью исчез, поскольку пришлое европеоидное население было уничтожено или ассимилировано автохтонными неандертальскими племенами.

Вторая волна европеоизации Азии состоялась только в 3 – 2-ом тысячелетиях, в результате чего сформировались индоиранские языки.

Дальше на Востоке неоантропы сформировали «протокитайские» культуры: хемуду – яншао (6 – 3-е тыс. до н.э.). Ввиду малочисленности европеоидных пришельцев они никакого языкового следа в синитической семье языков не оставили. Лишь антропологические примеси европеоидного типа редко встречаются в представителях айнов.

В Африке неоантропы сложили протоегипетские культуры: тасийская (6 – 5-е тыс. до н.э.) – Меримде-Бени-Саламе, Бадари (5-е тыс. до н.э.) – амратская, герзейская, Эль-Омари, Маади, Негада (5 – 4-е тыс. до н.э.). Неоантропы Африки говорили на афразийском языке, близком к протославянскому. Позже, с наплывом негроидного и кавказоидного населения, этот язык стал современным языком Египта, значительно утратив признаки родственности с протославянскими языками.

Собственно язык неоантропов (человека современного типа) сейчас полностью сопоставим только с русским этносом и частично с родственными славянскими народами.

* * *

В то же время (начиная с 100-го тысячелетия до н.э.) за пределами Русской равнины существовали только мустьерские неандертальцы, пещерные стоянки которых широко известны в Западной, Южной и Центральной Европе, на Ближнем Востоке, в Средней Азии, на Юге Африки. В виду непригодных для жизни природных условий Северная Африка была совершенно не заселена людьми современного типа и по этой же причине практически не заселена неандертальцами.

Свою долю доказательств изложенного предоставляет и лингвистическая наука. Утверждая, что образование макросемей языков происходило в период 10 – 8 тыс. лет до н.э., лингвистика отсекает саму возможность существования людей в регионах образования этих макросемей языков (в Передней, Средней и Юго-Восточной Азии, Африке и Индии) ранее 10 – 8-го тыс. до н.э.

При этом лингвистическая наука напрямую не наделяет неандертальцев Африки, Европы и Азии какими-либо языками. По неизвестной доселе причине языковеды считают, что неандертальцы были не способны к производству человеческой речи.

Но данные антропологии последних лет утверждают обратное: у неандертальцев был голосовой аппарат, практически идентичный современному. А, следовательно, существовала и речь. Косвенно подтверждают это и сами лингвисты, фиксируя существование языковых макросемей в регионах Азии и Индии в то время, когда, как устанавливает антропологическая наука, неоантропов в этих регионах ещё не было.

Таким образом, суммируя сказанное, приходим к следующему заключению:

1. Индоевропейская семья языков должна быть датирована 50-ым тыс. до н.э., антропологически соотнесена с человеком нового типа (неоантропом), а географически – с комплексом верхнепалеолитических стоянок центра Русской равнины (Костёнки, Елисеевичи, Юдиново, Зарайск и т.д.).

2. Остальные семьи языков принадлежат неандертальским людям европейского, уральского, азиатского, индийского, китайского и южно-африканского регионов. Возраст этих семей – более 50-ти тысяч лет.

Надо отдать должное специалистам в каждом конкретном языке – изучая определённый язык в отдельности, лингвисты полностью восстанавливают не только его внутренние характеристики, но и выявляют внешние связи.

Отличительной особенностью описываемой работы – интегральной схемы «Языки мира» – является то, что данные по каждому конкретному языку коррелируются с данными его географического распространения, привязанного к конкретным археологическим культурам и определённому антропологическому типу людей. Путём чего каждая получаемая точка на «ветви» развития любого языка дополнительно атрибутирована тремя координатами – географической, археологической и антропологической. Только при наличии все трёх данных можно с уверенностью говорить о существовании конкретного языка в конкретное время в конкретной точке местности.

В качестве примеров приведём следующие. Австрическая семья языков отнесена ко времени 10 тыс. до н.э., а территориально – к Юго-Восточной Азии. Предполагается, что носителями её были неоантропы монголоидной расы. Однако археологические данные не подтверждают этого предположения, поскольку самой ранней обнаруженной в Юго-Восточной Азии культурой является культура хэмуду 5,3 тыс. до н.э. Только с этой культуры антропологи ведут отсчёт местных культур, сформированных неоантропами. До этой даты автохтонами рассматриваемых территорий являлись «китайские» неандертальцы – монголоидного типа. Отсюда следует, что становление австрической семьи языков происходило в недрах неандертальского общества Китая времени верхнего палеолита.

Абсолютно всё то же сказанное относимо и к сино-кавказской семье языков. Возраст её датируют 12 – 10-ым тыс. до н.э., а территориально относят к районам Кавказа и Тибета. Однако человек современного типа (неоантроп) пришёл в эти районы только к 7-ому тыс. до н.э. (культуры Хаджилар, Хассуна и др.). До этого времени указанные территории были населены неандертальскими племенами кавказоидного типа. Таким образом, и эта семья языков сформировалась в неандертальском обществе Кавказа и Тибета времени верхнего палеолита.

Кстати, сказанному и сами лингвисты знают доказательства – это т.н. палеоазиатские языки, на которых разговаривают палеоазиатские народы. Приставка палео- как раз и относит эти языки ко времени существования азиато-неандертальских автохтонов.

Следующей особенностью интегральной схемы «Языки мира» является то, что она отражает не только процессы дивергенции (распада) языков, но и процессы их смешения. Что, очевидно, также имело в истории реальное отражение.

Так, приход носителей культур европеоидных неоантропов на территории Египта стал толчком к формированию афразийской семьи языков, которая теперь есть результат сплава индоевропейского, африканского и сино-кавказского языков.

Другой пример. В результате пришествия в 3-ем тыс. до н.э. европеоидных племён на территорию Северной Индии начался процесс сплавления языков пришельцев с языками эламо-дравидской семьи местного дравидийского населения. И этот процесс ещё не пришёл к какому-либо окончанию.

То же касается и районов Китая, где до сих пор нет устойчивого языкового единства. Но здесь это результат взаимного проникновения трёх неандертальских семей – дравидийской, австрической и синитической.

И то же касается регионов Западной Европы (Испания, Англия), в которые носители ныне существующих языков – испанского и английского – пришли только в начале-середине 1-го тыс. до н.э. Эти даты дают нам исследователи испанского и английского языков. Не вдаваясь в подробности компаративистики, они, тем самым, жёстко свидетельствуют против раннего заселения Западной Европы индоевропейскими племенами неоантропов. Напротив, в Западную Европу неоантропы пришли только в самое последнее время.

С научной точки зрения абсолютно невозможно то, чтобы не обладали никакими собственными языками неандертальские носители археологических культур Западной Европы – мустье (100 – 32 тыс. до н.э.) – перигор (32 – 19 тыс. до н.э.) – солютре (18 тыс. до н.э.) – мадлен (15 – 10 тыс. до н.э.) – капсийская (9 – 5 тыс. до н.э.) – азиль (8 тыс. до н.э.) – советерр, астурий, тарденуаз (7 – 4 тыс. до н.э.) – неманская, дювензее, кухонных куч (5 – 2 тыс. до н.э.).

Заметим, что эти культуры европейских неандертальцев досуществовали как раз до времени прихода европеоидов (неоантропов). Но ни один из западноевропейских языков современности не уходит своими корнями глубже 1-го тыс. до н.э.

Между тем, в каждой статье о конкретном языке Западной Европы мы находим чёткие указания на существование автохтонных языков автохтонного же населения, которое, как мы видим теперь, было европейско-неандертальским.

Из сказанного видим, что практически на любой отдельно взятой территории в разные моменты времени складывалась ситуация, при которой автохтонный язык местных неандертальцев сталкивался с языком пришельцев – европеоидов или других неандертальцев. Смешение языков давало новые языки следующего поколения с соответствующими субстратно-суперстратными отношениями. Совокупности последних формировали новые семьи языков. Как, например, романская семья языков. Она сформирована проторусским (индоевропейским) суперстратом, окультурившим в 1-ом тыс. до н.э. неандертальский субстрат Испании, Франции, Италии.

Противоположная судьба постигла проторусские поселения культур воронковидных кубков, когда на земли Германии, занятые проторусами, во 2 – 1-ом вв. до н.э. с территорий Скандинавского полуострова пришли дикие германские племена финно-угорских неандертальских культур, аналогичных культуре кухонных куч эртебелле. С юга на эти же территории чуть позже наехали тюркоязычные неандертальцы различных каганатов. После суперстратного отюрчения проторусского субстрата «германских» земель современный немецкий язык приобрёл известные тюркизмы и отсталый палеомонголоидный полисинтетизм.

Сложная ситуация сложилась вокруг греческого языка. Греческий язык – один из немногих, который к настоящему времени ещё так и не сформировался в качестве самостоятельного языка (поныне существуют две его версии демотика – разговорный и катареус – литературный), но разного рода этимологи ошибочно выводят именно из него происхождение многих индоевропейских слов.

Между тем, в работе выдающегося лингвиста Э. Бенвениста представленная схема индоевропейских языков (а греческий относится именно к этой семье). В ней греческий язык единственный, который имеет схему формирования противоположную остальным языкам этой семьи. В то время как все языки, начиная со 2 – 1-го тыс. до н.э., подвергаются дивергенции, то есть распадаются на языки и диалекты, греческий единственный, который продолжает складываться из нескольких разных языков.

Что же в действительности отражает ситуация с греческим языком? А отражает она следующее. До 7-го тыс. до н.э. территории Греции были населены кавказоидными неандертальцами, для которых лингвистическая наука не предусматривает никакого языка. В 7-ом тыс. до н.э. эти территории заняли пришедшие с территории Русской равнины пеласги (баденская культура). Во 2-ом тыс. до н.э. на территорию Пеласгии (Греции) вторглись племена греков – кавказоидных неандертальских пастухов-кочевников (ахейцев, ионийцев и др.). Пеласгию переназвали Грецией (от graze – пасти). Язык этих территорий стал смешанным – протославянским + кавказоидным (семитским).

К 5 – 7-ому вв. н.э. территории Греции полностью заняли славянские народы, в это время греческий язык стал входить в языковую общность Satom, означающую близость греческого, русского и всех славянских языков. В 8 – 9-ом вв. север Греции и позже остальные её территории оккупировали различные тюркские каганаты (Болгарский, Аварский и т.п.), что привело к возобновлению процесса осемичивания греческого языка. Поэтому уже в 9 – 11 вв. церковнославянский язык требовал даже в южнорусских землях перевода.

Как всякий живой организм, человеческое общество за время своего существования претерпевает разные этапы своего развития. В параллельном режиме развивается язык каждой общности. Исторически подвергаясь разного рода смешениям, пройдя через них, язык меняется. Зачастую такие изменения приводят к тому, что этот язык меняет языковую семью «приписки». Как, например, это было с индийским языком, который из дравидийской семьи частично перешёл в индоевропейскую.

Неизменным во времени остаётся только одно качество языка – для него нужен носитель-человек, и для того, чтобы уверенно говорить о существовании какого-либо языка в какой-либо местности, необходимо иметь археологический материал, подтверждающий существование в этой местности человека вообще и соответствующего антропологического типа в частности.

Исходя из изложенного, можем сделать следующие выводы:

1. Подход к комплексному изучению языковых семей, при котором получаемая точка на «ветви» развития любого языка атрибутирована тремя координатами – географической, археологической и антропологической, позволяет избежать крупных ошибок в вопросе привязки происхождения языка к той или иной территории, дате и антропологическому типу человека, проживающего именно на указанной территории и именно в указанное время.

2. Выявляется серьёзная проблема описания некоего языка, который должен был присутствовать в Западной Европе в период с 50-го по 1-е тыс. до н.э. и принадлежать тем группам населения, стоянки которого в обильном количестве открыты на указанных территориях до прихода туда в 1-ом тыс. до н.э. индоевропейских племён кельтов, протокельтов и др.

3. Полностью опровергается возможность пришествия в 50-ом тыс. до н.э. какого-либо языка и какого-либо человека с территорий Африки на территорию Европы. Напротив, открытые археологические культуры свидетельствуют об обратном векторе заселения.

4. Поднимается проблема изучения языков, принадлежащих населению территорий Русской равнины времён с 50-го тыс. до н.э. по настоящее время. Если, судя по археологическим и антропологическим данным, эти территории беспрерывно населяли автохтоны европеоидной расы, то правомерна постановка вопроса о соответствии общеиндоевропейского языка именно этому населению.

5. Относительно самого метода, который применён при составлении «дерева» «Языки мира», следует заметить, что отражение слияния языков при миграциях населения даёт весомые дополнения к знаниям о конкретных языках, полученных на основе теории дивергенции.