2.2 Поиск жизненных аналогий, ассоциаций, наблюдений. Прототипа образа

С лат. “ассоциация” – это соединение, объединение; связь между элементами, предметами или явлениями. В узком смысле, ассоциация — это некий образ, возникающий в сознании при воздействии внешнего раздражителя — звук, запах, какой-либо визуальный объект. Ассоциации субъективны, они зависят от индивидуального опыта человека.

“Аналогия” с гр. – соответствие. Другими словами – сравнение. Приём аналогии родственен метафоре. Влияние аналогии прослеживается психологами в аллегориях, сравнениях и особенно метафорах, которые очень характерны для художественного творчества. “Когда человек пытается истолковать непонятное, он прибегает к сходству и аналогии”. [2, 12] Наиболее сильный вид аналогии- эмпатия – сочувствие, сопереживание.

В работе над Кашкиной мы единожды прибегали к ассоциации и аналогии – отношение к Шаманову как матери к ребёнку. Но дальше репетиционного процесса эта чистая аналогия не ушла. Благодаря ей мы искали внимательное и заботливое отношение к следователю: ловить каждое его слово, заострять внимание на том, как он ест и т.п.; аналогия должна была разрешить проблему “быть в партнёре”.

Всё остальное, из чего должен был сложиться образ, своего рода – наблюдение. Наблюдение, соответственно, за аптекаршами, за внешним их поведением, манерой говорить, двигаться. Но замеченное за ними спокойствие, отсутствие полётности голоса, замеченная тихая, плавная речь не нашла отображения в образе представленной Зинаиды. От аптекарши в образе был лишь белый больничный халат да знание “своего дела”, что шибко проявляется в наблюдении за происходящим вокруг через окно аптеки.

Мы же представили на сцене Зину совсем иной, нежели той, что “насобирали” при наблюдении. Сочувствуя ей, мы с каждой репетицией плотно подходила к тому, что по характеру Кашкина ничем не отличалась от любой нормальной женщины, будь то интимный разговор с “возлюбленным” или раздражительное отношение к человеку, сующему свой нос в чужой вопрос (начало второго действия, сцена с Мечеткиным). Но мы заметили следующее: понимая.

отношение к солнцу (начало первого действия) и переживая его в реальной жизни, нам было сложно соотнести и перенести на сцену чувство этого недовольства. Но приведённый уже после пример режиссёра про солнце, к которому обращался Маяковский, мог бы стать лёгким разрешением вставшего перед нами вопроса того, как именно начать эту сцену.

Поимев удовольствие общаться с фармацевтом и стоматологом (что напрямую относится к больнице), за ними можно наблюдать, если же не излишнюю педантичность в разговоре, то манеру разбора того или иного вопроса дотошно, скрупулёзно, до основания. И этого более чем достаточно, чтобы провести параллель с Кашкиной, ибо мы видим, как она въедливо докапывается до сути вещей, пытаясь разобраться в том, что действительно ей интересно, что действительно задевает её: “Где же твоя машина?”, “Как это вы вдруг разговорились?”, “А раньше ты этого не замечал?”, “Ну выяснилось, а дальше? Как тебе это понравилось?” и т.д. И таких примеров много: сцена с Еремеевым (записка), сцена с Мечеткиным (водка), сцена с Пашкой (рябчики).