Вернуться к матери

«Я возвращаюсь к моей матери», – вырывается отчаянный крик у женщин, которые неудачно вышли замуж, или «не до конца отнятых дочерей», у них просто нет иного выхода, кроме как из объятий мужа вернуться в объятия матери, если все складывается из рук вон плохо. Жорж Оне в романе «Серж Панин» (1881) рассказывает о Жанне де Серией, которая вышла замуж из одного только упрямства, хотя не любила своего будущего мужа. И в первый же вечер после свадьбы она просит, чтобы он не принуждал ее жить с ним и позволил ей вернуться к своей матери: «Вы сможете приходить к нам, мы будем видеться, да хоть с завтрашнего же дня, например». Но он, настаивая на своих супружеских правах, не желает уступать ей в этом: «Нет, ни за что! Вы – моя жена, а жена должна следовать за мужем – так гласит закон!» По крайней мере, так было в традиционных обществах, в которых порядок смены «состояний женщины» не позволял, чтобы женщина жила «сама по себе», то есть была независима и в материальном и в сексуальном отношении и при этом не считалась бы опороченной. В наши дни развод служит для того, чтобы позволить тем женщинам, которые больше не желают состоять в браке и отказались от материального и морального статуса замужних женщин, не возвращаться к прежнему положению «дочери».

«Верните мне мою дочь!» – это уже крик материнской души, которая болезненно переживает разлуку с дочерью, воображая ее в объятиях мужа, особенно, когда она подозревает, что супружеская жизнь дочери складывается не слишком удачно и счастливо. Так, в мифологии Деметра упрашивает Зевса, отца своей дочери Персефоны, чтобы та оставалась в царстве Аида – у своего похитителя, а заодно и мужа, только три месяца в году, а все оставшееся время года проводила вместе с матерью. История умалчивает, была ли согласна на это сама Персефона, что только подтверждает двойственное отношение дочери к этому решению или же прямо указывает лишь на материнскую одержимость.

Аналогичная ситуация прекрасно проиллюстрирована в романе «Серж Панин» не только на примере Жанны – приемной дочери мадам Деварен, но и историей Мишлин, ее родной дочери. Эта весьма предприимчивая дама после смерти мужа, над которым имела большую власть, сумела добиться немалого успеха в жизни. («Нельзя сказать, чтобы с уходом Мишеля в доме образовалась пустота. Да, мы носили по нему траур. Но вряд ли кто-то особенно заметил, что его больше нет. Его и при жизни-то редко кто замечал»). Потеряв мужа, мадам Деварен переносит всю свою любовь на дочку, которую она родила очень поздно. Мы находим в романе типичный портрет «в большей степени женщины, чем матери», которая с годами превратилась в «мать в большей степени, чем женщину»: «Мадам Деварен, как бы ни было грустно в этом признаться, когда стала вдовой, почувствовала себя кем-то вроде любовницы своей дочери, а не ее матерью. Она очень ревниво относилась к любым эмоциональным проявлениям Мишлин, каждому поцелую, которым ребенок одаривал своего отца при жизни. Ей казалось, что их обоих похищали у нее. Для этой исключительной и непримиримой нежности требовалось, чтобы ее столь драгоценное создание принадлежало полностью и только ей». Разве могла она перенести свадьбу дочери с принцем Паниным не как разрыв? Несколько месяцев спустя после свадьбы она устроила дочери настоящую сцену:

«– Как я могу привыкнуть жить без тебя, если целых двадцать лет все мое существование было полностью посвящено твоему? Разве можно смириться с тем, что у меня отняли мое единственное счастье?

– Прекрати, мама! Неужели ты никогда не успокоишься? Неужели всю жизнь будешь ревновать? Ты же прекрасно знаешь, что все женщины покидают своих матерей, когда выходят замуж. Это заложено в них от природы.

– Тебя холили и лелеяли целых двадцать лет. И достаточно было появиться мужчине, которого ты знаешь едва больше полугода, чтобы ты обо всем забыла.

– Я ничего не забыла, – сказала Мишлин, взволнованная страстной горячностью матери, и в моем сердце для тебя всегда останется место.

Мать посмотрела на дочь, а затем задумчиво произнесла: – Но уже не первое!»

Переживая муки ревности, какие испытывает покинутый любовник, мать постарается разлучить супругов: «Измена мужа дочери стала бы ее безусловной победой». Та дверь, через которую ушел бы Серж, послужила бы ей входом, и она смогла бы вернуться. [...] Предоставив ему возможность широко пользоваться ее кредитом, мать потворствовала его порокам. И она бы в конце концов добилась того, что разлучила бы Сержа и Мишлин». Но в итоге ей это не удалось, и она решила совсем не замечать своего зятя, чтобы вновь завоевать любовь дочери.

Вернуться к матери: что это значит? Если речь идет о неудачном замужестве, это нарушает природный ход вещей, так как дочь ломает свою судьбу и вновь переходит из состояния женщины в состояние дочери. Это нарушение естественного порядка – порядка супружества, и в том числе – порядка смены состояний женщины, и оно происходит на нескольких уровнях: от индивидуального – ко все более коллективному, и от материального – ко все более символическому. Такая предрасположенность к подобным переходам особенно интересна как психоаналитикам, так и антропологам. Схожую психологическую ситуацию описывает роман Исмаила Кадаре «Кто вернул Дорунтину?» (1980), в котором юная героиня почти сразу после возвращения к матери в соответствии с обещанием, которое она дала своему брату во время своей свадьбы, умирает, о чем мы узнаем из первых же страниц романа.

В албанской деревне, где проживает эта семья, существует давняя традиция заключать близкородственные внутриклановые, то есть эндогамные браки. Но есть и сторонники нововведений, один из них – брат Дорунтины, Константин, который борется за право на экзогамные, то есть внешние, за пределами границ клана, союзы. С этим он связывает все надежды на обновление и амбициозные мечты. Вот почему Константин настаивает на том, чтобы выдать сестру замуж на сторону, подальше от дома. Чтобы компенсировать нарушение обычая, он дает матери обещание вернуть сестру, как только мать выразит такое пожелание. Таким образом, он рассчитывает сохранить связь между близким и далеким, между традицией и нововведением, между замкнутостью клана и широтой межнационального пространства.

Повествование начинается с того, что Дорунтина возвращается домой после более чем трех лет отсутствия. Но это трагическое возвращение, потому что оно завершается смертью и дочери, и матери. Двойная смерть усугубляется некоей тайной: почему и как Дорунтина вернулась к матери? Перед смертью Дорунтина утверждала, что это ее брат Константин привез ее на своей лошади, но загадка в том, что прошло уже много времени с тех пор, как он умер. Неужели это сама смерть вышла из могилы, чтобы выполнить обещание, данное матери, и уничтожить границу между миром живых и мертвых, как уничтожил Константин клановые и географические границы, когда увез сестру за пределы родины? Но если это не Константин, кто же тогда выполнил его обещание, которое обеспечивало связь между матерью и дочерью, между традицией близкородственного брака и нововведением – браком на стороне?

В округе поговаривают и другое: об измене мужу. Дорунтину якобы привез ее любовник, которого она хотела выдать за брата. Некоторые подозревают еще более страшное преступление – инцест. Запретная любовь между братом и сестрой могла в данном случае подтолкнуть брата к тому, чтобы, спасаясь от искушения, удалить свою возлюбленную сестру благодаря браку подальше от дома. Но это же преступное желание подтолкнуло его к тому, чтобы нарушить сразу три закона: сексуальный – в своей преступной любви к сестре, пространственный – заставив ее вернуться в страну, и человеческий – возвратившись из царства мертвых, чтобы вмешаться в дела живых. Возникает вопрос: не расплата ли это за экзогамный брак, за это нарушение, в результате которого стирается граница между миром живых и мертвых? Или смерть брата – это расплата за обещание вернуть дочь матери, которое оказалось выполненным, вопреки всем препятствиям, и позволило сохранить в неприкосновенности границы и законы сообщества, несмотря на их нарушения отдельными его членами?

Так или иначе, но Дорунтина после трех лет брака вернулась к матери. И обе они умерли.