2.3. «Конструкции» с творительным тавтологическим и др.

В лингвистической литературе выделяется несколько разновидностей творительного тавтологического. Здесь нас будет интересовать только творительный тавтологический усиления приименной (дура дурой, черным-черно), поскольку в структурах с творительным тавтологическим приглагольным (криком кричать, укр. поїдом їсти) имя в форме творительного может быть интерпретировано как выражение смысла прямого объекта или же как эквивалент наречия. Творительный тавтологический приименной может рассматриваться как сочетание имён, регулярно воссоздающее структуру предикации. Иначе говоря, выражения с творительным тавтологическим приименным как бы воссоздают модель образования первослов. Как отмечено выше, при образовании слов из примитивов таковые должны были значить одно и то же. Это условие полностью выполняется при употреблении творительного тавтологического указанного типа.

Уже говорилось о том, что флексия творительного падежа функционально коррелятивна связке, т.е. обладает потенциалом предикации [Луценко 2003б, с. 63]. Поскольку конструкции с творительным тавтологическим приименным представляют область неформального языка, они являются экспрессивным средством. В терминах логических смыслов (формального языка) соответствующее содержание можно определить, используя прилагательные настоящий, сущий: дурак дураком = ‘настоящий дурак’; болван болваном = ‘сущий болван’; дуб дубом = ‘настоящий дуб’ и т.д. Данным толкованием вскрывается концептообразующий характер предикации, подтверждается мысль К.Р.Мегрелидзе о понятии как схеме мысли, понимании, осуществляющемся в рамках определенной смысловой композиции (см. выше).

Хотя некоторые выражения с творительным тавтологическим приименным представлены во фразеологических словарях, в целом выражения с таким творительным носителями речи употребляются без заметных ограничений. Ср.: – Смеются они над русским народом: вон, мол, идёт неумытый, нечесаный, дурак дураком, – бей его до смерти!.. (А.Н.Толстой); Начиная с Пизы, Суворин и Чехов стали нас неудержимо обгонять. <…> Ехали марш маршем (З.Гиппиус); «Знаю, но знать не хочу!» – подумала Ольга, идя к двери. И открыла её – ведьма ведьмой (Г.Щербакова); Недосып – угнетенность тела. Недообщение – угнетённость духа. И отсутствие конечного результата: Ирочка лежала бревно бревном (В.Токарева); Народу там – видимо-невидимо; по кабакам пьяные франты ночь догуливают; жулики шарят по карманам, и подумать страшно, что всю эту прорву – капусту, морковь, тыквы, убоину, птицу, – всё гора горой, – все в один день сожрут (А.Н.Толстой); Очі любо грають, з уст не сходе весела усмішка – і всі за нього думають. що він дуб дубом (Панас Мирний); Грушки ніякі, дрібні, як паслін, зате, коли влежаться, – мед медом, пахнуть на всю Бубнівку (Г.Кулеба) и т.д.

Некоторыми исследователями творительный в подобном употреблении истолковывается как аппозиция. Это мнение отчасти верно, поскольку структуры с творительным тавтологическим приименным связаны с одной логической функцией (предиката: Это молоко – вода водой; За окном черным-черно), т.е. характеризуются употреблением слова, а не (предикативной) конструкции. К тому же формой творительного здесь обозначается именно реляция типа а + b, т.е. сигнализируется факт поглощения предикации. Тем самым предикация как бы заключается в скобки. Интересно, что некоторыми авторами отношения и между существительными в пределах биноминативных предложений тоже сводится к аппозиции [Коваленко 1992, с. 69]. В отличие от предикации аппозиция неактуальна, именно с аппозицией следует соотносить трактовку понятия как схемы мысли. Необходимо заметить, что классификационная определённость, присущая аппозиции, на первый план выходит и в некоторых случаях употребления творительного тaвтологического приименного. Ср.: – Вовк ти вовком, – кажу, – і язик твій вовчий, і слова твої вовчі, і діла вовчі (Є.Гуцало).

Близко к творительному тавтологическому приименному стоит «творительный образа», «особности» (по А.А.Потебне [1958, с. 448]): служба службой, а дружба дружбой; шутка шуткой, а дело делом и т.п. В подобных случаях реализуется, по сути, «чистое» отношение предикации²⁰, соответственно, говорить о том, что и творительный образа – это аппозиция, было бы неверно. Творительные образа – аппозиции только по форме. Отнюдь не случайно, что такие творительные участвуют в конструировании противительных отношений. Таковые «провоцируются», безусловно, «соединительной» функцией флексии творительного. Иначе говоря, наполнения аппозитивной структуры предикативным содержанием для синтаксической конструкции недостаточно, поэтому выражения с творительным образа целостную предикативную рамку образуют, только объединяясь друг с другом или с предикативной структурой иного типа. Ср.: Плітки, звісно, плітками, а діло ділом (Г.Кулеба); – Синдромы синдромами, дорогие мои, но есть ещё элементарная логика. Есть наконец интуиция… (Н.Почивалин); Разговоры – разговорами, а жизнь – жизнью. Клуб двести тридцять пять и битники остались позади (В.Афонин); Смех смехом, а вот сбылось же (В.Крупин); Война войной, а дети рождались (В.Афонин). Исключения из этого правила иногда встречаются: Но хамство – хамством (А.Афанасьев).

Вопрос о том, где перед нами слово, а где конструкция, разумеется, может стоять только по отношению к выражениям типа дурак дураком. Хотя колебаний в этом вопросе у лингвистов, насколько нам известно, не наблюдалось, они вполне возможны – ср. отнесение к словам выражений политическая экономия, собаку съесть и др. (§ 1.1).

В принципе указанный вопрос может быть поставлен и по отношению к целому ряду других случаев, например, по отношению ко многим структурам, содержащим что (ср. это то, что надо и это оно; всё, что надо и нужное; всё, что было и былое и т.п.). Кроме того, что что используется в качестве сравнительного союза, в фольклорных текстах ему присуще значение, близкое к значению связки – ‘есть’, ‘является’. Только в отличие от препозитивного украинского що (щоправда), «связочное» русское что постпозитивно. Ср.: Посулился, обещался ко мне милой в гостях быть, Знать что, знать что рассердился, ко иной в гости зашёл… (Вы туманы, вы туманы…). Это означает, что что может участвовать в дезактуализированных (номинативных) структурах предикации, функционально соотносительных со словом.

Если наличие запятой в подобных структурах – знак (актуальной) предикативной связи, то она (запятая) выглядит совершенно излишней в следующем примере: Это было первое стихотворное произведение, которое запало в мою память и, очевидно, спровоцировало её на дальнейшее запоминание всего, что надо и не надо (В.Шефнер). В этом случае перед нами, в сущности, слова, и это можно было бы обозначить тем, что не поставить запятую перед что. Не играет роли здесь и то, что одно из коррелятивних сочетаний содежит не: слово как структура, «поглотившая» предикацию, как аналог схемы мысли может содержать в себе и факультативные определители элементов предикации (в приведенном примере – не).

Возможно, что подобные определители содержатся и в словах как таковых. М.М.Маковский [1996, с.11] пишет о том, (обычное) слово, помимо «видимой», обладает «невидимой» структурой, отражающей категории магического мышления. Среди скрытых элементов М.М.Маковским выделяются прежде всего элементы-блокаторы (не допускают появления каких-либо значений), табуирующие элементы (меняют значение на противоположное) и тотемные элементы (не несут какой-либо особой функции). На наш взгляд, элементы-блокаторы и табуирующие элементы – это аналоги нашего не (отрицания), а тотемные элементы – внешне избыточные части предикативных «схем» слова. Как видим, предикативная сущность слова «пробивается» и в этих суждениях, однако во всём контексте предложенных М.М.Маковским замечаний указанный поворот их выглядит скорее случайным, чем закономерным. Дело в том, что М.М.Маковский в начало ставит «традиционную» структуру слова (корень, суффикс, окончание, преформанты, детерминативы) и потому наличие скрытых элементов в ней им постулируется, а не объясняется.