Минуций феликс

Один из первых церковных писателей, писавших на латинском языке. Сведения о нем имеются у Лактанция (начало IV-ro века) и у блаж. Иеронима. Марк Минуций Феликс (2-я пол. II в. - начало III-го в.) по образованию и деятельности адвокат, принял христианство в зрелом возрасте, перевел "От ночи лжи к свету истины". Жил в Риме, но сохранил тесную связь с провинциями в Северной Африке, может быть, там родился.

Из его сочинения сохранился диалог "Октавий" - сочинение, написанное в защиту христианства в распространенной в то время форме философских диалогов, где отдельное лица высказывают свои мысли по какому-либо философскому вопросу. Возможно, что участники диалога Минуция Феликса были реально существовавшие лица; - сам автор (Марк), Цецилий - язычник, и Октавий - христианин.

В начале диалога рассказывается, что три его участника, воспользовались свободным временем, совершают прогулку на живописный берег моря в Остию. Сама прогулка живо описана. В то время Октавий заметил, что Цецилий по язычески приветствовал Сераписа (поцеловал свою руку). Свое удивление Октавий высказал своим спутникам. Это стало причиной для разговора о христианстве. Цецилий высказал все обвинения против христиан, которые были распространены в то время. Октавий в том же порядке возражал ему, поэтому композиция диалога простая. Главные мысли Цецилия - это:

A) трудность богопознания;

Б) необходимость отечественной религии;

B) чудовищность нравов и учения христиан.

Цецилий скептик считает, что "необразованные" и "невежественные" не должны рассуждать о сущности вещей и Божестве, тем более что везде и во всем господствует "решительный случай", проявляется "таинственная природа". Поэтому удобнее держаться старины, религии предков. После таких соображений Цецилий переходит к прямым обвинениям христиан - "жалкой и запрещенной секты" (гл. 8) - в преступных извращениях, якобы совершающихся в Христианских собраниях. "Ужасные святилища этого общества умножаются и наполняются по всему миру. Надо его искоренить, уничтожить" (гл. 9). Особенно возмущает Цецилия, что христиане "не боятся смерти, но бояться умереть после смерти. Так обольщает их обманчивая надежда и заглушает в них всякий страх".

После этого начал Октавий отвергать все шаг за шагом. Осмотрев противоречия Цецилия, сомневается в бытии Бога и считает необходимой религию предков. Октавий призывает к исследованиям себя самих и всего мира, указывая на разум, данный человеку, чего не имеют животные, "наклоненные и обращенные к земле, неспособные ничего видеть кроме пищи" (гл. 17). На основании признания разумности устройства мира, животных и человека, говорит о Боге; высказывает взгляды, общие христианским писателям того времени. "Бог-Отец всех вещей, не имеет ни начала, ни конца... Он несущее вызвал к бытию Своим Слово, привел в порядок Своим разумом, совершил Своей силой. Он выше чувств, бесконечен, неизмерим, и во всем Своем величии; известен Самому Себе" (18 гл.) и др. С таким мнением о Боге - начале всего, сходятся высказывания наиболее глубоких философов. В противоположность этому языческие мифы только "басни и заблуждения, которые мы наследовали от невежественных отцов" (22 гл.).

Переходя к возражениям против обвинений христиан в различных преступлениях, Октавий говорит: "Как несправедливо вы поступаете, когда судите о том, чего не знаете... Сколько времени не находилось человека, который заявил бы об этом, хотя мог бы рассчитывать не только на прощение, но и на награду за свое открытие: такова невинность христиан, что они не стыдятся и не краснеют, когда их осуждают, но жалеют только о том, что раньше не были такими" (28 гл.). Все подобные обвинения - только басни, изобретенные демонами.

Также как и др. писатели-апологеты, Октавий говорит о "будущем воскресении" и отвергает веру в судьбу: "Чтобы ни делала судьба, у человека душа свободна, и в нем судится действие, а не внешнее положение".

Воодушевляясь, все более и более, Октавий доказывает; что христиане не так несчастны, как думал Цецилий. "Что мы по большей части слывем бедными - это не позор для нас, потому что душа как расслабляется от роскоши, так укрепляется от умеренности. Да и как может быть беден тот, кто не имеет недостатка, не жаждет чужого, кто богат в Боге? Скорее беден тот, кто имея многое, домогается еще большего... Как путешественнику тем удобнее идти, чем меньше он имеет с собою груза, так точно на этом жизненном пути блаженней человек, который облегчает себя по средством бедности и не задыхается от тяжести богатств. Если бы мы считали бы их полезными, то просили бы их у Бога, и Он, без сомнения мог бы дать сколько-нибудь, потому что все принадлежит Ему... Мы более стремимся к невинности сердца, более желаем терпения, более стараемся быть добрыми, нежели расточительными... Посему не думайте, чтобы Бог не был силен помочь нам или оставил нас, ибо Он управляет всем и любит Своих; но Он подвергает каждого для испытания; Он смотрит на его нравственное расположения в опасностях и следит до последнего вздоха за волей человека, зная, что у Него ничего не может погибнуть. Таким образом, мы испытываемся несчастьями, как золото огнем" (гл.36).

Особо сильное впечатление производит христианин, не боящийся мученичества: "Какое прекрасное зрелище для Бога, когда христианин борется со скорбь, когда он твердо стоит против угроз, пыток и казней, когда он смеется над страхом смерти и не боится палача; когда он сохраняет свет, свободу пред царями и владыкам, и преклоняется только пред Богом, Которому он принадлежат; когда он, как торжествующий победитель смеется даже над тем, кто приговорил его к казни... Чего нам больше желать, когда в наше время открылось познание истинного Бога? Будем пользоваться нашим благом, будем держаться правила истины. Да прекратится суеверие, да посрамится нечестие, да торжествует религия!" (гл. 37,38).

По окончании речи наступило минутное молчание. Его прервал Цецилий, который сказал: "Мы оба победили; и я по справедливости приписываю себе победу; ибо Октавий победил меня, а я одержал победу над заблуждением. Что касается до сущности вопроса, то я исповедую Провидение, покоряясь Богу, и признаю чистоту религиозного общества, которое отныне будет и моим" (гл. 40).

"После чего, - заканчивает диалог, - радостные и веселые мы отправились в путь. Цецилий радовался тому, что уверовал, Октавий - что разрешил его заблуждения; а я - обращению Цецилия и победе Октавия" (41 гл.).