- •449 Современная русская литература: учеб. Пособие. — 2-е изд. — м.: форум: сага, 2008. - 352 с.
- •151Ж 978-5-91134-101-5 (форум)
- •151Ж 978-5-901609-31-6 (сага)
- •XX века представлена лишь в трехтомном пособии н. Л. Лейдер- мана и м. Н. Липовецкого2.
- •Гостева, п. Крусанов, и. Стого1г, е. Мулярова, а. Геласинов, е. Садур, е. Долгопят, е. Родов, б. Ширянов и др.), о которых
- •Бессонова м. Мифы русского авангарда в полемике поколений (От Малевича до Кабакова) // Вопросы искусствознания. 1993. № 1.
- •Есаулов и. Сатанинские звезды и священная война. Современный роман в контексте духовной традиции // Новый мир. 1994. № 4.
- •6516 Черняк
- •Залотухи и др. Однако в этих столь разных произведениях все же очевиден напряженный диалог с классическим текстом.
- •Тема 1. Современный литературный процесс
- •Тема 2. Современная антиутопия
- •Иванова н. Возвращение к настоящему // Знамя. 1990. № 8
- •Тема 3. Поиски героя в современной литературе
- •Тема 4. Санкт-Петербург в современной литературе
- •Тема 5. Современная женская проза
- •Тема 8. Современная критика
- •, «Затоваренная бочкотара» (1968), «Ожог» (1980), «Остров Крым» (1981), «Скажи изюм» (1985), «в поисках грустного беби»
- •, «Новый сладостный стиль» (1997), «Московская сага»
- •, «Кесарево свечение» (2001).
- •, «Левиафан» (1998), «Смерть Ахиллеса» (1999), «Особые- поручения» (1999), «Статский советник» (1999), «Коронация»
- •, «Завтра была война» (1988), «Дом, который построил Дед» (1989).
- •, «Место под солнцем», «Образ врага», «Золотой песок», «Эфирное время», «Херувим», «Питомник» (2002), «Чувство реальности» (2002).
- •, «Вальпургиева ночь, или шаги командора» (1985), «Моя маленькая Лениниана» (1988).
- •, «Русские цветы зла» (1996), «Время рожать» (2001).
- •, «Черное зеркало» (1999), «Конец века» (2001).
- •, «Арбат, мой Арбат» (1976), «Путешествие дилетантов» (1979), «Свидание с Бонапартом» (1985), «Капли Датского короля» (1991), «Милости судьбы» (1993), «Песенка о моей жизни»
- •, «Чаепитие на Арбате» (1996), «Упраздненный театр»
- •, «Жизнь насекомых» (1993), «Желтая стрела» (1993), «Принц Госплана» (1993), «Чапаев и Пустота» (1996), «СепегаПоп “п”» (1999).
- •, «По дороге бога Эроса» (1992), «Сказки» (1996), «Дом девушек» (1999), «Маленькая Грозная» (1999).
- •, «Ведьминские сказки» (1997).
- •, «Боги осенью» (1999), «Наступает мезозой» (2000), «Солнце мертвых» (2001), «в защиту тени» (2002).
- •, «За миллиард лет до конца света» (1976), «Жук в муравейнике» (1979), «Град обреченный» (1988).
- •, «Первая попытка» (1989), «На черта нам чужие» (1989), «Коррида» (1994), «Телохранитель» (1995), «я есть, ты есть, он есть» (1997).
- •, «Записки из клинической палаты; Русская книга людей»
- •, «Танцор. Ставка больше, чем жизнь» (2001), «Танцор-2. Дважды не живут» (2001).
- •, «Казус Кукоцкого» (2000), «Сквозная линия» (2002).
- •, «Армия любовников» (1998), «Митина любовь» (1997), «Актриса и милиционер» (1999), «Мальчик и девочка» (2000).
- •24 Новиков в. Алексия: десять лет спустя // Новый мир. 2002. № 10.
- •68 Белая г. Искусство есть смысл // Вопросы литературы. 19.73. № 7.
- •85 Новиков в. Алексия: десять лет спустя // Новый мир. 2002.' № 10.
- •6516 Черняк
- •142 Борхес X. Л. Гениальный стрелок // Пушкин. 1998. № 6—7. С. 3.
- •151 Липовецкий м. Русский постмодернизм. — Екатеринбург, 1997.
- •6516 Черняк
- •159 Подробнее о романе см. В статье об антиутопиях.
- •182 Маканин в. Квази // Маканин в. Избранное. — м., 1998. С. 211.
- •185 Добренко е. Формовка советского читателя. — сПб., 1997. С. 256.
- •197 См. Об этом: Дубин б. Слово — письмо — литература. — м., 2001.
- •203 См. Об этом: Дубин б. Слово—письмо—литература. — м., 2001.
- •226 Октябрь. 2000. № 6.
- •236 Зорин л. Кнут // Зорин л. Аукцион. — м., 2001.
- •237 Славникова о. Желание славы: к вопросу об издержках писательской профессии // Октябрь. 2001. № 8.
- •2382«О Латынина а. Фигурки на доске // Литературная газета. 2000. № 4.
- •246 Критика: последний призыв // Знамя. 1999. № 12.
Тема 3. Поиски героя в современной литературе
Литература конца века исчерпала коллективистские возможности. Она уходит от канона к апокрифу, распадается на части... С середины 70-х годов началась эра невиданных доселе сомнений не только в новом человеке, но и в человеке вообще... На место психологической прозы приходит психопатологическая. Уже не ГУЛАГ, а сама распадающаяся Россия становится метафорой жизни.
Ерофеев В. Русские цветы зла. — М., 1997
Так называемая психология XIX века ушла. ...И это очень повлияло на характер письма и, в первую очередь, диалога. Чем был характерен диалог XIX века? Человек задает вопрос и на этот вопрос получает ответ. Современный диалог — это почти всегда беседа в вакууме...
Нарбикова В. Интервью // Постмодернисты о посткультуре. - М., 1997
Я — особый тип. Страх мне знаком, как всем, но я всегда рвусь нарушать запреты.
Лимонов Э. Это я — Эдичка. — М., 1998
Смысл новой русской литературы не в этнографической достоверности и не в разоблачении страны, а в показе того, что под тонким культурным покровом человек оказывается неуправляемым животным.
Ерофеев В. Русские цветы зла. — М., 1997
Может быть, впервые за всю историю русского народа у нас явилось поколение людей, у которых нет никаких нравственных ориентиров, которые просто не знают, что хорошо, а что плохо, что нужно, а чего нельзя.
Пьецух В. Новая московская философия. — М., 1988
Венедикт Ерофеев предложил русской прозе особый биологический ритм алкоголической исповеди. Возник эффект национальной подлинности. Алкоголик — ласковая, застенчивая, трепетная душа — оказался трезвее трезвого мира. Венедикт нащупал серьезную для русской культуры тему «несерьезного», «наплевательского» отношения к жизни, уходящего корнями в религиозное прошлое юродивых и скоморохов.
Ерофеев В. Русские цветы зла. — М., 1997
Приходится признавать, что лицо типического героя современной прозы искажено гримасой скептического отношения к миру, покрыто юношеским пушком и черты его довольно вялы, порой даже анемичны. Поступки его страшат, и он не спешит определиться ни с собственной личностью, ни с судьбой. Он угрюм и заранее раздражен всем на свете, по большей части ему как будто бы совсем незачем жить. (А он и не хочет.) Он раним, как оранжерейное растение, и склонен отрефлектировать даже тень эмоции, взволновавшей его не по годам обрюзгшее тело... Он выступает — если не прямым, то косвенным — наследником Ильи Ильича Обломова, только растерявшего за то время, которое их разделяет, всякий налет романтической сентиментальности. Он ни во что не верит и почти ничего не хочет. Ему страшно не хватает энергии — он являет собой наглядный пример действия энтропии, поразившей мир и обитающее в нем человечество. Он страшно слаб, этот герой, и по-своему беззащитен. Собственно, его эскапизм (и инфантилизм, как одна из возможных форм этого эскапизма) есть следствие его трудной приспособляемости к обстоятельствам, достаточно грубым для чувствительной натуры. При всей его романтизированной «надмирно- сти», он всего лишь заговоривший о себе маленький человек. Прямая речь, к которой герой тяготеет, вероятно, единственный способ для него самовыразиться в сложившейся ситуации. У него узкий и частный опыт — да и откуда взяться другому у человека, смертельно боящегося реальности? Он делает что может, — делится этим опытом своего личного выживания в дурном и хаотически устроенном мире. Преобразовать его — даже внутри себя — он не в состоянии. Но он хочет об этом рассказать. У него не хватает сил быть объективным, и потому он погружен в свою спасительную субъективность, как бы уравнивая себя — с позиций этой субъективности — со всей окружающей и превосходящей его силой действительностью.
Ремизова М. Детство героя: современный повествователь в попытках самоопределения // Вопросы литературы. 2001. № 3—4
Проблема самосохранения любой ценой (в классической постановке «быть или не быть?», т. е. смириться и адаптироваться или сопротивляться и ценой страшных усилий сохранить себя в неизменности) очень остро встала в последние годы. В основном, конечно, перед интеллигенцией. Либо выжить любой ценой, либо сохранить свою идентичность, не изолгаться, не стать «шестеркой» при каком-то политическом деятеле, не приучиться продавать свои профессиональные умения в отрыве от убеждений, не отлучить самого себя от прежнего образа жизни, от прежней духовной независимости.
Золотоносов М. Интеллигент-убийца: хроника подпольной жизни // Московские новости. 1998. № 25
Национальные особенности литературы будут исчезать — и возвращаться уже на уровне мета-: игры, ностальгии, иронии, невозвратности и неотторжимости. Национальная принадлежность будет становиться делом вкуса, стиля, эстетического выбора... Судьба писателя зависит от судьбы языка: останется ли он русским или, по прошествии нескольких веков, олатинится по алфавиту, или по лексике, или даже и по грамматике — вольется в мировой язык, составленный, скорей всего, на базе английского или испанского... Насколько национальным будет язык — настолько же национальной будет и литература.
Эпштейн М. Национальная специфика литературы: анахронизм или неотъемлемое качество: круглый стол // Знамя. 2000. №9
Формой иронического, заведомо условного, компромисса между литературной традицией, историческим прошлым и настоящим становится у Вяч. Пьецуха категория «национального характера» — это его моделирует литература, это он объединяет настоящее и прошлое. Но при этом, неизменно говоря о России, об абсурдности русской жизни и российской истории, Пьецух создает настолько универсальный контекст, что «русский национальный абсурд» в его рассказах выглядит как черта всеобщая, бытийная и вневременная.
Липовецкий М. Русский постмодернизм. — Екатеринбург> 1997
На самом деле пресловутая загадочность русской души разгадывается очень просто: в русской душе есть все: и созидательное начало, и дух всеотрицания, и экономический задор, и восьмая нота, и чувство национального достоинства, и витание в облаках. Особенно хорошо у нас почему-то сложилось с витанием в облаках.
Пьецух В. Центрально-Ермолаевская война. —М., 1989