4. Сравнительный анализ стилистики обоих переводов

Стилистические портреты «Таинственного острова» Петрова и «Таинственного острова» Немчиновой и Худадовой богаты на детали и нюансы: однако замечательное их свойство заключается в том, что оба самым явственным образом отражены в первых строках романа, представляющих собой, как известно, следующий диалог.

Оригинал	Пер. Игн. Петрова	Пер. Н. Немчиновой и А. Худадовой
« Remontons-nous ? - Non ! Au contraire ! Nous descendons ! - Pis que cela, monsieur Cyrus ! Nous tombons ! - Pour Dieu ! Jetez du lest ! - Voilà le dernier sac vidé ! - Le ballon se relève-t-il ? - Non ! - J'entends comme un clapotement de vagues ! - La mer est sous la nacelle ! - Elle ne doit pas être à cinq cents pieds de nous ! » Alors une voix puissante déchira l'air, et ces mots retentirent : « Dehors tout ce qui pèse !... tout ! et à la grace de Dieu ! »	«— Мы поднимаемся? — Нет, напротив, опускаемся! — Хуже того, мистер Смит, мы падаем! — Бросайте балласт! — Последний мешок выбросили! — Поднялся ли шар? — Нет! — Мне кажется, я слышу плеск волн. — До моря не больше пятисот футов. Властный голос скомандовал: — Всё тяжёлое — за борт!	— Поднимаемся? — Какое там! Книзу идём! — Хуже, мистер Сайрес! Падаем! — Боже мой! Балласт за борт! — Последний мешок сбросили! — Как теперь? Поднимаемся? — Нет! — Что это? Как будто волны плещут? — Под нами море! — Совсем близко, футов пятьсот. Заглушая вой бури, прозвучал властный голос: — Всё тяжёлое за борт!.. Всё бросай! Господи, спаси нас!

Приведённый выше оригинал диалога и два его перевода, а также последующие примеры свидетельствуют о глубоком различии меж двумя вариантами текста «Таинственного острова».

4.1. Стилевая характеристика перевода Игнатия Петрова

Игнатий Петров конструирует стройное, строго следующее литературной норме единство. Он стремится педантично соблюдать рамки книжной лексики и избегает даже нейтральных эквивалентов, отдавая несомненное предпочтение книжным («напротив» вместо «наоборот»). Игнатий Петров лаконичен, стремится к сокращению форм и синтаксических конструкций, которые, по его мнению, не дополняют смысловую нагрузку и лишь эмоционально окрашивают текст. Также ему свойственно превалирование полных («Бросайте балласт!» вместо «Балласт за борт!») и двусоставных предложений («Поднялся ли шар?» вместо «Поднимаемся?»). Как следствие – происходит понижение драматизма. Текст менее эмоционален за счёт стремления поставить семантику выше эмоциональной окраски («Мне кажется, я слышу плеск волн» вместо «Что это? Как будто волны плещут?»). Здесь же можно заметить предпочтение глагольных существительных собственно глагольным формам. Мы имеем прямой порядок слов, отсутствие инверсии («До моря не больше пятисот футов» вместо «Совсем близко, футов пятьсот»; «Властный голос скомандовал» вместо «Заглушая вой бури, прозвучал властный голос»). Уже упомянутая тенденция сокращать текст до необходимого понятного минимума встречается нам дальше (на «Alors une voix puissante déchira l’air, et ces mots retentirent» дано «властный голос скомандовал», в варианте Немчиновой и Худадовой сохранён элемент борьбы ветра и человеческого голоса: «Заглушая вой бури, прозвучал властный голос…»). Петрову свойственны сдержанные знаки препинания («Всё тяжёлое — за борт!» вместо «Всё тяжёлое за борт!..») и некоторая резкость в них (употребление авторского тире). И, как уже было сказано, любой религиозный мотив должен быть устранён, « et à la grâce de Dieu ! » пропадает. Собственно авторские текстовые изменения, касающиеся преобразования и замены смыслов, делают формальную сторону ещё более строгой и стяжённой, поддерживая тенденцию к сокращению.

Как было сказано выше, Игнатию Петрову свойственно употребление отглагольных существительных, причастий и деепричастий, являющихся прямыми признаками книжной речи и научного стиля. Последняя черта текста Петрова обусловлена тем, что роман «Таинственный остров» содержит множество естественнонаучных сведений, преследуя общую для «Необыкновенных путешествий» цель «поучать развлекая».

Следующие примеры подтверждают необходимость использовать научный функциональный стиль:

«В извести у инженера не было недостатка, но жир, обработанный известью, даёт кальцинированное мыло, не растворимое в воде и, следовательно, негодное к употреблению. Между тем обработка жира содой даёт растворимые мыла, годные для технических и хозяйственных целей».

«Итак, он решил изготовлять и употреблять пироксилин, хоть и признавал довольно крупные его недостатки, а именно: неравномерность действия, быстрая воспламеняемость (при ста семидесяти градусах вместо двухсот сорока) и, наконец, мгновенная вспышка, которая может попортить огнестрельное оружие». 

Однако те же черты строго структурированного и формализованного текста присутствуют в случаях, где подобного не требуется:

«— Его разговор страдает монотонностью, — заметил Гедеон Спилет».

«— Филе кенгуру, зажаренное на вертеле, — ответил Гедеон Спилет, — удивительно вкусно…»

«Но вместо ружья им приходилось пользоваться камнями и палками, а применение этих первобытных видов оружия требует огромной ловкости и длительных упражнений».

«Инженер посоветовал своим спутникам не тревожить его в такие минуты и уважать его стремление к одиночеству».

«Этот вопрос был очень важным, но как Сайрусу Смиту ни хотелось поскорее получить ответ на него, он боялся оказывать какое бы то ни было давление на своего пациента». 

«— Знаете ли, дорогой Сайрус, — сказал журналист, — что данное вами вчера объяснение происшествия с бутылкой совершенно неудовлетворительно?»

«Обшивка бортов уже была полностью закончена, и сейчас подходило к концу крепление перемычек».

Непременно нужно заметить, что среди персонажей романа есть те, кому самый образ предписывает использовать разговорную лексику и даже просторечия. Как же Игнатий Петров справляется с задачей отразить их образование и социальный статус?

«— Так и кажется, что он сейчас скривит рожу! — смеялся моряк».

«— Ах, негодяй! — заревел моряк. — Ну погоди, я тебя накормлю свинцовыми орешками!»

«— Мистер Смит, — обратился как-то Наб к инженеру, — как вы думаете, случилось ли бы всё это, если бы капитан Немо был жив?»

«— Да, хозяин, — ответил Наб. — У входа в грот, в месте, защищённом от дождя и ветра, виден отпечаток ноги на песке. Остальные следы уже, наверное, стёрты ветром и дождём».

«— Я хотел бы, чтобы мы не рассматривали себя как потерпевших крушение. Мы — колонисты, приехавшие сюда, чтобы колонизировать этот остров!» (Пенкроф)

«Пиратов в окрестностях Гранитного дворца не было. Я не двинусь с места. Бедный Герберт! Бедный Айртон!» (Наб, письменная речь)

Как становится видно, Игнатий Петров неровно и не специализированно использует разговорную лексику, не всегда замечая необходимость заменить ею книжную речь. Таким образом, простой и наивный моряк Пенкроф и даже едва грамотный негр Наб порой используют в своих репликах сложные конструкции, не характерные для этих персонажей.

Следует отметить, что самая книжная речь переводчика страдает и от излишней длины слова, и от нанизывания родительных падежей, и от немотивированного обилия составных именных сказуемых. Стиль изложения мысли стремится к канцеляриту. Именно о такой гибельной тенденции Нора Галь скажет: «Канцелярит — это мертвечина. Он проникает и в художественную литературу, и в быт, в устную речь. Даже в детскую. Из официальных материалов, из газет, от радио и телевидения канцелярский язык переходит в повседневную практику. Много лет так читали лекции, так писали учебники и даже буквари. Вскормленные языковой лебедой и мякиной, учителя в свой черёд питают той же сухомяткой чёрствых и мёртвых словес всё новые поколения ни в чём не повинных ребятишек». О пренебрежении глагольными формами она говорит: «Это – вытеснение глагола, то есть движения, действия, причастием, деепричастием, существительным (особенно отглагольным!), а значит – застойность, неподвижность» (Н. Галь, 2007, с. 10). Стиль Петрова действительно весьма статичен, степенен и порой академичен. По всей видимости, это обусловлено стремлением повысить языковую культуру читателя, сблизить широко распространённые книги и элитарную литературу, противопоставить новый перевод прежним, дореволюционным неуклюжим переработкам, не знавшим ни нормы, ни стиля.