2. Продовольственная проблема

Не менее серьезной проблемой было обеспечение продуктами питания. В первые дни после новороссийской эвакуации в городе нельзя было достать продуктов ни в буфетах, ни в кафе, ни в ресторанах, ни на рынке. Около пекарен стояли колоссальные очереди. Для устранения продовольственного кризиса пытались использовать внутренние резервы: было подсчитано, что при условии расходования не более фунта хлеба в сутки на человек, муки хватит до нового урожая. Большие надежды возлагались на ввоз продовольствия. На деньги, оставшиеся от кредитов деникинскому правительству, срочно закупали в Болгарии и Константинополе мясные консервы, солонину, жиры и т. п.

К концу апреля жизнь стала понемногу налаживаться. Снова открылись кафе, рестораны, магазины. Севастополь производил впечатление цветущего южного города. Об этом примерно одинаково позже вспоминали и никому не известный подросток, и бывший член Государственной Думы и Временного правительства В.В.Шульгин.

Первый оказался в городе вместе с родителями в конце весны. Отец мальчика служил на железной дороге, а 14-летний подросток помогал матери и бабушке управляться с младшими детьми. Довольно часто по хозяйственным делам его посылали в центр, куда он добирался с Корабельной стороны по понтонному мосту. «Там, в городе, было так много интересного! Заходил в книжные и писчебумажные магазины, делал небольшие покупки. Помню один такой магазин — «Книжный и писчебумажный магазин «Ковшанлы». На улицах, на рынке раздавались крики торговцев-татар: «Чебуреки горячие есть!» «Живой камса, живой камса!»

Вопрос: «Камса свежая?» — «Не только свежий, но живой». Продавцов, разных спекулянтов, праздношатающихся, да и военных было множество. Всюду царило оживление».

А вот июльские впечатления В.В.Шульгина: «Улицы полны народом, и каким народом. Прежним и даже как будто похорошевшим. Масса офицеров, часто нарядных, хотя и по-новому нарядных, масса дам — шикарных дам, даже иногда красивых, извозчики, автомобили, объявления концертов, лекций, собраний, меняльные лавки на каждом шагу, скульптурные груды винограда и всяких фруктов, а главное магазины... Роскошь витрин...особенная крымская...и все тут, что угодно... Кафе, рестораны... Свободно, нарядно, шумно, почти весело...».

Действительно, почти... Описанное изобилие мало кому было доступно. Сам Шульгин, которому надобно купить новую одежду, разводит руками: «Обувь — 90 тыс. рублей, рубашка — 30 тыс., брюки холщовые — 40 тыс. Но ведь если купить самое необходимое, то у меня будет несколько миллионов долгу! Я пришел в ужас. Но мне объяснили, что здесь все «миллионеры»... в этом смысле».

Цены росли беспрерывно.

Фунт пшеничного хлеба в апреле стоил 35 рублей в октябре — 500.

Говядины 350 1800

Сахара 1000 9000

Литр молока 2000 2500

3. Доходы населения

При этом доходы населения были очень разными. Максимальная зарплата штаб-офицера в октябре — 132 тыс. рублей, генерала — 240 тыс. Рабочие получали больше, например:

Торгово-промышленные рабочие весной получали 24 тыс. рублей, а в октябре 470 тыс.

Металлисты более 36 тыс. рублей, и соответственно 262 тыс. рублей

Печатники около 31 тыс. рублей, и до 420 тыс. рублей.

Доскато Иван Дмитриевич (1893-1963). Из мещан, уроженец г. Таганрога. С 1914 по 1918 участвовал в 1-й мировой войне в звании фельдфебеля. Был ранен, стал Георгиевским кавалером. С 1919 работал в автошколе шофером. С 1920 — в Севастополе. В 1927-1941 на советской работе. Любопытно, что в книге посетителей Херсонесского музея сохранилась запись от 7.03.1920 под № 376: «Шофер автошколы И.Доскато».

В апреле в портовых мастерских готовилась забастовка в связи с резким ухудшением условий жизни. Врангель, учитывая, что рабочие выполняют важнейшие работы по ремонту орудий, пулеметов, аэропланов, броневых машин и т.п., лично встретился с выборными от производственных коллективов и обещал повышение заработной платы, ее частичную выдачу предметами обмундирования и продовольствием по интендантским ценам. В городе были открыты две казенные лавки, где рабочим отпускались продукты, мануфактура, другие предметы домашнего обихода по льготным ценам. Однако реальная ситуация изменялась очень медленно и забастовка все же была проведена. С 20 по 26 апреля ее поддержали рабочие и служащие железной дороги. По решению профсоюзных комитетов 1 мая было объявлено в Севастополе нерабочим днем. Главнокомандующий наложил запрет на демонстрации и уличные выступления, но был вынужден разрешить собрания в закрытых помещениях. Еще раз рабочие Портового завода бастовали в июне. В отношении бастующих были применены жесткие меры: увольнение и отправка на фронт.

Если заработная плата рабочих, державших предпринимателей и власти под страхом забастовок, более или менее соответствовала росту цен, то служащим и интеллигенции приходилось совсем туго. Председатель Таврической губернской управы В.А.Оболенский получал в два раза меньше, чем наборщик типографии. Вместе с семьей он ютился в сырой квартире на заднем дворе, ни о какой прислуге не было и речи. «Вместо чая пили настой из нами же собранных в горах трав, сахара и масла мы не потребляли совсем, мясо ели не более раза в неделю. Словом, жили так, чтобы не голодать».

А как же выживали те, кто получал оклады в несколько раз меньше? Ответ на этот сакраментальный вопрос находим в «Дневнике чиновника», опубликованном в севастопольской газете « Царь-колокол». Некий мелкий служащий (образ собирательный) рассказывает о своих мытарствах и злоключениях: «Обещают выдать пособие на заготовку теплой одежды в размере месячного оклада. Слава Богу: можно будет хоть немного привести в порядок мой расползающийся костюм. Нижняя часть его пришла в полную негодность: образовалась огромная дыра, которую можно залатать только вставкой величиной с ватрушку. Сделать это трудно, т.к. никакой материи подходящего цвета у меня и у моего квартирного хозяина нет. Протерлись также и локти на пиджаке. Взявши с собой «мануфактуру», полученную мной несколько месяцев тому назад (сейчас у меня за нее производят вычеты), я отправился к портному, рассчитывая в первую очередь заказать костюм на то пособие, которое нам обещано. Пришлось жестоко разочароваться: за шитье портные требуют 175 тыс. рублей, т.е. в два раза больше, чем мне будет выдано на приобретение целого ряда теплых вещей. А я-то рассчитывал, что после костюма я смогу починить и ботинки. Что же делать? Надо будет мою «мануфактуру» отнести на толкучку, продать и на полученные деньги улучшить свое питание...

Туношенский Иван Николаевич (1889-1976). Окончил Воронежский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище (1908), Севастопольскую школу военных летчиков ОВР (3-й выпуск, 1911). Преподавал в этой же школе. Участник 1-й мировой войны. Штабс-капитан. Георгиевский кавалер. В Русской армии Врангеля — помощник нач. авиации. Полковник. В эмиграции жил в Турции, др. странах. С 1945 в США. Умер в Сан-Франциско.

Надо серьезно подумать о моей щепетильности по отношению к предлагаемым мне на службе просителями взяткам. Взятка — понятие относительное, голодное же брюхо — это вещь реальная, наиболее же реальная в мире вещь не вообще брюхо человеческое, мое собственное неотъемлемое брюхо... Я дошел до сухоядения, дошел до того, что только зайцем могу получать культурное развлечение, что я торгую на толчке, что жалею, тьфу, что не остался в совдепии, где я мог бы грабить наравне со всеми совдеповскими деятелями, я дойду и до того, что буду брать налево и направо взятки и делать подлоги».

Заведующим отделом печати при правительстве Врангеля вначале был Г.В.Немирович-Данченко, бывший надворный советник и чиновник министерства земледелия. Он был снят за опубликование в прессе под различными псевдонимами резких статей по поводу работы тыловых учреждений, причем с использованием служебных данных. Позже эту должность занял профессор истории Таврического университета Г.В.Вернадский.