Глава II. Особенности неологизмов, образованных от имен собственных видных политических фигур

…Новое словообразование есть

Всегда начало новых познаний

Андрей Белый

В данной главе будут рассматриваться и анализироваться выделенные лексические единицы. В виду того, что политическая тема весьма обширна, требовалось ограничить область поиска за неимением возможности проанализировать все возможные лексические единицы, поэтому было выделено 20 лексически единиц, которые образованны от имён собственных политических деятелей. Критерием отбора была значимость политической фигуры и частотность их упоминания в прессе на разных временных отрезках в указанный период (15-25 лет). Персона Путина популярна последние 15 лет, и как известно, популярность только прибавляется, а вместе с ним популярны и его последователи, приспешники, антагонисты и оппозиционеры, как следствие – высокая частотность появлений его имени в газетных заголовках и в газетных статьях, поэтому высокая степень обсуждаемости в интернет-сообществах, блогах, на аналитичеких порталах не вызывает удивления.

2.1. Неологизмы – наименования явлений

2.1.1. Лениниана

– словообразовательная модель «Ленин + суфф. –иан(а)», где использованы существительное – фамилия политического лидера – и суффикс, с помощью которого образуются существительные, имеют собирательное значение «совокупность произведений, посвященных историческому лицу, названному мотивирующим словом, а также совокупность изданий сочинений этого лица» (РГ: 196-197). Модель весьма продуктивна, так как наряду с ленинианой существуют и другие слова, мотивированные не только фамилиями политических лидеров (Сталиниана, Брежневиана, Путиниана), но и именами других выдающихся людей: пушкиниана, гоголиана, блоковиана, руставелиана, чайковиана, шекспириана,  тютчевиана, шевченкиана,  гетевиана. Значительную группу составляют и слова – названия циклов музыкальных произведений, созданных по мотивам сочинений одного композитора: «моцартиана», «шопениана», «штраусиана» (РГ: 196-197). Однако если рассматривать данные слова в аспекте стилистического использования, то мы увидим, что именно слова, образованные от фамилий политических лидеров, с течением времени сменили свою стилистическую окраску с нейтральной на ироническую, порой даже саркастическую. Приведем примеры.

● «Телевизионная Лениниана (заголовок) К 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции и 100-летию со дня рождения В.И. Ленина советское телевидение готовит целый ряд фильмов». [А. Никольский. Телевизионная Лениниана // «Советский экран», 1966]² 

● «В 1966 году он издал книгу «Моя зарубежная пушкиниана» – полезный справочник для всех тех, кого интересует судьба творений великого поэта за границей в последнее пятидесятилетие». [И.С. Зильберштейн. Лучшая зарубежная коллекция реликвий русской культуры // «Огонек». №№ 5-6, 1970]

Как пишет Лев Рубинштейн в своей книге «Случаи из языка» (1998), что «отношение к политическим деятелям дрейфовало» от пионерски-почтительного в 50- е годы, до остро-аллегорического в 70-е годы: Кульминацией народной Ленинианы стал 1970 год, год столетия Ильича. Напор агипроповской юбилейной риторики достиг тогда сокрушительно мощи, что до полусмерти интоксицированное население стало извергаться безудержными потоками анектодов. <…> Именно в тот год, как кажется, икона дала заметную трещину по всей своей поверхности».

Далее были годы «застоя», развенчания культа личности Сталина, годы «перестройки», постперестроечные времена: в стране произошли и продолжают происходить большие перемены в общественно-политической жизни общества. Меняется коммуникативная парадигма современного общества: носители языка все больше сознают свое важное место в общественно-политической жизни, формируют собственные оценки происходящих событий, ведут себя в процессе коммуникации в соответствии с собственными целями, мотивами и интересами (Кормилицына2008: 14).

Взрослые современники доперестроечной эпохи конечно вспомнят анекдот, содержавший строки «Дорогой Леонид Ильич слушает» – о Брежневе, который на старости лет, всерьёз поверив «в елейные славословия в свой адрес со стороны любящего народа и аппаратных крючкотворов, подобными словами отвечал на телефонные звонки» (Словарь народной фразеологии)³. Это свидетельство того, как в народе воспринимали и оценивали это поклонение и превознесение не вполне очевидных заслуг политика.

● Пропагандистская машина работала на пределе мыслимых возможностей, пытаясь возвеличить образ четвертого по счету советского генсека: "верный ленинец", "пламенный патриот", "выдающийся борец за мир", "крупнейший государственный деятель современности"... А народ смеялся. Такого обилия анекдотов про главу государства не было у нас ни до, ни после Брежнева. Причем если в анекдотах про Сталина ощущался страх, а про Хрущева – добродушная насмешка, то фольклорная брежневиана (зд., конечно, речь идет о коллекции анекдотов) с годами явно эволюционировала в сторону презрения. Самый первый анекдот, появившийся в 1964 году, когда Брежнев оказался лидером партии, был еще вполне нейтрален: "Леонид Ильич, – спрашивают журналисты, – как вас называть в прессе?" - "Зовите просто: Ильич". А вот последний и самый, пожалуй, злой, возникший в 1982-м, накануне смерти героя: "Товарищи, - говорит генсек, выступая по телевизору, – в Москве пустили слух, что я умер, и всюду вместо меня возят чучело. Это неправда, я жив, и вместо чучела везде возят меня" (Огромная тень пигмея)⁴.

Таковы фольклорные свидетельства и соответствующим образом стилистически окрашенное использование слов. Со временем происходит смена «политических ветров». Если раньше практически безраздельное единовластие и политическое восхваление были почти нормой, то сейчас ситуация изменилась. По мнению ученых, в постсоветский период публицистика начинает играть главную роль в формировании речевого вкуса нашего современника, выработке и становлении норм литературного словоупотребления, отодвинув на второе место художественную литературу, занимавшую доминирующие позиции в советскую эпоху (Петрова, Рацибурская 2011:3-4).

Так, уже в начале нового «миллениума», в российской публицистике появляются новые, переосмысленные, наполненные новым смыслом лексические единицы, отражающие новый взгляд на историю государства и современной ситуации:

● «И это при том, как нам катастрофически не повезло с осмыслением Великой Отечественной: то 8-летний маразм сталинщины, то хрущевская нервическая "оттепель", то, на десерт, вальяжная брежневиана, в сравнении с которой барственная нега Ильи Ильича Обломова покажется кипучей деятельностью» (Георгий Владимов. Прощай, оружие? //«Знамя». 01.05.2000) ⁵. В данном контексте под брежневианой имеются в виду те годы общественно-политического застоя, когда в советской литературе не появлялось произведений на военную тему. Поэтому здесь они по праву соотнесены с литературным персонажем И.И. Обломовым: наложение личностных качеств литературного героя и недееспособного в конце жизни политика.

Также отнюдь не случайны следующие, уже переносные, употребления этого слова, характеризующего совсем иных лидеров. Вот что пишет Борис Акунин о выборах 2012 года:

● «После 24 сентября 2011 года Россия обречена превратиться из страны с авторитарным управлением (каковою она является уже двенадцатый год) в страну с режимом пожизненной личной диктатуры, – ответил Акунин. – Удивительней всего, с какой зевотой отнеслось российское народонаселение к этому водораздельному событию нашей истории. <…> Закончится же эта новая брежневиана, боюсь, подраматичней, чем в 91 году» (Журнал «Город’812», 26.09.2011)⁶. Под режимом пожизненной личной диктатуры здесь понимаются те поправки, внесенные в Конституцию РФ, которые позволят в будущем Путину снова быть переизбранным на президентский пост, да к тому же на несколько сроков подряд. Основополагающее отличие между «той брежневианой» и новой – это то, что задачей «той брежневианы» было поддержание образа политика, ставшего в конце правления марионеткой, в глазах советского народа, а задача «новой» – создание безупречного образа будущего президента, кипенно-белой биографии, ведь именно этим должны заниматься пиарщики и блюстители имиджа политических фигур во время предвыборной кампании.

Интересно, что фигура Путина и освещение его деятельности нередко осуществляется в ключе сопоставления с предшествующими лидерами – с Лениным, Брежневым. Суть этого явления заключается в том, что во многих зарубежных, а потом уже и российских СМИ, Путину приписывают установление нового «российского вождизма», особенно после формирования системы с доминирующей партией власти и возвращения на третий срок президентства (Путин играет мускулами и добивается нового мирового порядка)⁷.

Отсюда и следуют все нынешние аппеляции к советским вождям (Ленину, Сталину, Брежневу) и характерным, нагруженным особым смыслом лексическим единицам, дающим оценку их политической деятельности, во многом переосмысляемую в условиях современных реалий:

● «Путиниана: самая обширная библиография со времен Брежнева (заголовок) Президент России Владимир Путин стал наиболее тиражируемым (после Леонида Брежнева) героем биографической литературы о вождях» (История вопроса// Сайт «News.ru.com». 7.10.2014)⁸ – прямое сопоставление личности Путина и Брежнева.

• «Лениниана — это было очень серьезно, монументально, с индустриальным размахом. Сейчас тот же размах постепенно набирает путиниана. Разница лишь в том, что лениниана была об умершем, а путиниана о живом.<...>В лениниану никогда не включали некоторые детали жизни вождя,<...> ампутировать из ленинианы, например, октябрьский переворот никому и в голову бы не пришло. Из кинематографической путинианы вымарывают целые фундаментальные куски, без которых Путин появляется из ничего и в данный момент тоже находится в каком-то историческом вакууме, в абсолютно стерильной атмосфере полного успеха.» (И. Яковенко. Медиафрения. Путиниана и ослы.)⁹ – сопоставление фигур Ленина и Путина, причём в данном случае, личность Путина и связанная с ней пропаганда преподносится в более критическом виде, так как она направлена не на поддержание памяти о «великом вожде», а на возведении в этот самый статус «пожизненного» вождя безупречного и безукоризненного правителя современной России.

Основываясь на приведенных выше примерах, можно заключить, что экспрессивность лексических единиц, перекочевавших из времен советской пропаганды в современную российскую публицистику, заметно расширилась и обогатилась за счёт наложения исторических, политических и социальных явлений – так называемых экстралингвистических социальных факторов, а также этому способствовали новые политические конфликты и обострения, которые рассматриваются с позиции цикличного, спиралевидного развития истории.