Глава 1. Теоретико-методологические основы исследования феномена идеологии «человека экономического».

1.1. Теоретические подходы социально-философского анализа феномена идеологии.

В интерпретации понятия «идеология» обнаруживается неоднозначность подходов, связанных с многоаспектностью всех смысловых значений. Рамочное ее определение звучит как согласованные между собой относительно тесно и свободно совокупности убеждений, установок и взглядов. Дискуссионность понятия «идеология» связана с тремя возможными ее интерпретациями. Хотя само это понятие возникло сравнительно недавно, это не говорит о том, что идеологических институций общества не существовало, они присутствовали всегда, но их обозначали другими терминологическими коннотациями.

Во-первых, под идеологией понимается какие-либо специфические убеждения; во вторых - идеологии отказывают в праве на истинность интерпретации социального; в третьих, термин «идеология» используют для обозначения любой совокупности убеждений в самых различных сферах - от научного знания до религии и повседневных представлений о надлежащем поведении вне зависимости от того истинны эти убеждения или ложны. В нашем исследовании мы остановимся более подробно на этих трех подходах, что потребует исторической ретроспективы генезиса понятия «идеология». Отметим, что в общем, концепции идеологии могут быть критическими - идеология как «ложное сознание» и нейтральными, в которых идеология рассматривается как неизбежный феномен общества. Ученые термин «идеология» часто употребляют к историческому опыту XVIII века, которому это понятие обязано своим социальным и политическим содержанием. Толковый словарь французского языка «Пти Роббер» датирует первое употребление слова «идеология» 1796 г., а слова «идеолог» - 1800 г. Сознательному введению понятия «идеология» мы обязаны мыслителям французского Просвещения, а именно одному их них - философу и экономисту Дестюту де Траси, который создал группу «первых идеологов», которые должны были в духе обозначенной эпохи сформировать единое и цельное идеологическое пространство, в котором нивелированы религиозные идеи.

В данном исследовании идеологическое пространство идентично идеологии как всеохватывающего дискурса, как своеобразной культуры, внутри которого различные конкурирующие между собой социальные институции религия, политика, экономика, право и их идейные обоснования направлены на создание и трансляцию смыслов. Идеологическое пространство нуждается не только в символах общности, но и в правилах исключения, так как именно инаковость сообщает отличие и особенность собственной культуре. Поэтому это пространство возникает внутри определенных культурно-региональных границ (христианско-европейских, азиатских, панисламистских и т.д.) свидетельствуя о том, что идеология в своем развертывании призвана включить человека в поле культуры как предельно широкое основание социума. Так, экономическое пространство понимается нами не в дисциплинарном, а в идеологическом смысле, выполняет функцию первичного, системообразующего, поглощающего в себя другие идеологические пространства.

Вследствие гуманистически детерминированных институций происходит декларирование абсолютной ценности человеческой природы, что, с одной стороны, закрепляет гедонистические и эвдемонистические изменения в отношении человека к себе и к миру, с другой превращает субъект в активный преобразователь социального бытия, причиной всем этим изменениям является выход социального субъекта из подчинения репрессивных структур высшей реальности. Теперь фундаментальные законы социального бытия коренящийся в надприродном бытие отождествляются с экономико-монистическим идеологическим пространством. Наиболее часто под экономическим пространством подразумеваются некие географические рамки, в которых существует экономическая система. Границы этих рамок у разных авторов простираются по горизонтали от регионального до единого мирового экономического пространства. Идеологическое пространство экономики ее географические рамки в нашем исследовании ограничены европейской культурой, хотя и несут в себе экспансионистские черты. Идеологическое пространство по вертикали имеет иерархическую структуру, что в условиях конкуренции приводит уже не к взаимозависимым соподчинениям разных видов идеологий, а к деформации и поляризации пространства вокруг ведущей идеологии. В поляризованном идеологическом пространстве экономическая идеология устанавливает неравноправные отношения к его идеологическим полюсам, вследствие чего испытывают на себе ее давление или тормозящее воздействие.

Согласно представленному французским философом Дестютом де Траси пятитомном труде «Элементы идеологии» главной функцией идеологии должно было быть изучение механизмов генезиса идей в сознании человека под воздействием внешней среды, а затем использовать их для исправления неправильно образованных идей. Если проследить исторически возникновение первых типов идеологий, то с древних времен в различных своих видах таковым, несомненно, была религиозная идеология. Она, как правило, входила в качестве составной части в теологию или мифологию. И до возникновения понятия «идеология», теология и мифология фактически являлись предпонятием идеологии, выражающим ее сущность.

В новое и новейшее время возникает понятие религиоведение одновременно с понятием «идеология». Промежуточную роль между предпонятием (в форме мифологии и теологии) и понятием идеология занимало понятие «философия религии».

Традиция понимать идеологию как ложное, оторванное от практической жизни знание, для обозначения искаженного, ложного сознания, восходит еще к основоположнику эмпирической философии английскому мыслителю Ф. Бэкону и его учению об идолах разума.

В своей работе «Идеология и утопия» известный западный исследователь идеологического процесса К. Манхейм писал: «Учение Бэкона об идолах может в известной степени рассматриваться как предвосхищение современной концепции идеологии. Для Бэкона идолы - «призраки», «предрассудки». Они являются источником заблуждений... Однако утверждать, что здесь существует реальное соотношение, прямая связь с современным понятием идеи мы не считаем возможным». (1, С. 60) Далее К. Манхейм перечисляет статьи Н. Макиавелли, Д. Юма, в которых можно найти схожее определение идеологии как искаженного сознания.

XVIII век, ознаменованный веком Просвещения, в лице французских просветителей Кондельяка, Дидро, Гольбаха, Гельвеция, Ламетри, которые в своих сочинениях не раз обращались к изучению общественных идей. Так, Кондельяк в своих работах «Трактат об ощущениях», «Трактат о системах» и других разработал учение о двух видах идей - чувственных и интеллектуальных. Их точное определение он считал важнейшей задачей философии.

Гольбах в своем произведении «Система природы» разделяет «истинные» и «ложные» идеи. Первые основаны на человеческой природе, «являются источником человеческого благополучия и добродетели, а вторые, под которыми Гольбах, прежде всего, понимает религиозные заблуждения, являются, по его мнению, источником бедствий человечества и несовершенства общественного устройства. (2, С. 10)

Возвращаясь к уже указанной выше работе «Элементы идеологии» французского идеолога А. Дестюта де Траси, важно указать, что он ставит идеологию на один уровень как науку с такими науками, как физика, математика, зоология и в то же время приравнивает ее к философской науке, анализирующей принципы и законы формирования идей. Идеология учит правильному мышлению, считает де Траси, и поэтому она должна стать фундаментом политической и экономической жизни, а также быть руководством для политической деятельности руководителей государства. (Там же, С. 11) Вся последующая полемика по вопросам идеологических представлений шла в русле, закрепившем за понятием идеология представление как об учении, основанном на ложном знании. Исторически это связано с тем, что в эпоху Реставрации де Траси являлся сенатором при Наполеоне и вел активную оппозиционную деятельность, в результате которой возник неизбежный конфликт между Наполеоном и возглавляемой де Траси группой «идеологов». Наполеон посчитал их виновными за все неудачи и провалы своей внутренней и внешней политики, включая поражение в военных компаниях. Негативное отношение Наполеона Бонапарта к первым идеологам было некритически перенесено на их идеологическое учение. Поэтому с первой половины XIX века под идеологией в науке принято понимать учение, основанное на ложном знании.

Это представление нашло свое выражение в марксизме. Корреляция между общественной практикой и идеологическим феноменами была вскрыта К. Марксом и Ф. Энгельсом в их труде «Немецкая идеология», где они рассматривают идеологию «как превращенную форму сознания, которая выражает точку зрения создающего ее мыслителя, изолированного от реальных общественных связей, но притязающего на объяснение действительности с универсальных позиций». (4, С.8) Марксизм разоблачает «ложность» увековечивания и универсализации идеологического процесса как некой формы, возникшей в результате конкретных исторических обстоятельствах, выдающей себя за вечное и неизменное условие человеческого существования. Любая идеологическая система имеет классовый характер, являясь отражением действительности в сознании определенного класса. Господствующий класс в интересах сохранения своего господства стремится навязать свое ложное видение действительности прочим социальным стратам, поэтому только с исчезновением классового общества перестанет существовать идеология, а ее место займет положительное научное знание.

Последователь марксизма в России В.И. Ленин, являясь не столько теоретиком, сколько практиком революционного преобразования общества, вернул понятию идеологии положительное содержание, введя понятие «научная идеология», понимая ее как марксизм, непосредственно ориентированный на изменение действительности. Основатель большевистской партии отождествлял марксизм с идеологией рабочего класса, с классовой борьбой пролетариата, что подчиняет марксизм общим условиям возникновения, развития и упрочнения идеологии. Впрочем, систематического изложения пролетарской идеологии как теоретической дисциплины он не дал. В.И. Ленин определяет сущность идеологии в рамках марксистского учения как систему теорий, идей и взглядов, отражающих материальную жизнь общества и выражающих интересы того или иного класса. «...Социализм, будучи идеологией классовой борьбы пролетариата, - писал В. И. Ленин, - подчиняется общим условиям возникновения, развития и упрочения идеологии, т. е. он основывается на всем материале человеческого знания, предполагает высокое развитие науки, требует научной работы и т. д. и т. д. В классовую борьбу пролетариата, стихийно развивающуюся на почве капиталистических отношений, социализм вносится идеологами». (5)

Если говорить в целом о работах советских и зарубежных марксистов, то они сводились, как правило, к изучению общественного сознания, его форм, социальной психологии масс и духовной жизни социалистического общества. Появились работы, в которых специально рассматривались проблемы создания марксистского идеологоведения, т.е. науки об идеологии. К этим работам, прежде всего, следует отнести исследования Н.Б. Биккенина, Н.И. Михальченко, В.Ж. Келле, М.Я. Ковальзона, B.F. Тугаринова, В.А. Ядова, В.П. Котенко, М.В. Яковлева Ю.Н. Давыдова, А.Ю. Яковлева, С.М. Митиной, А.И. Чупрынина, В.А. Иванова, Ж.Т. Тощенко, А.К. Уледова, Г.Х. Шахназарова и др. Теоретические положения марксизма через призму изучения феномена идеологии предложил и развил в своих исследованиях упоминавшийся выше основоположник социального знания К. Манхейм. Но в связи с социально-политической ситуацией аспект рассмотрения идеологических феноменов у него остается более политологичным в отличие от марксистов, где он больше социально-экономический. К. Манхейм сохраняет присущее марксизму понимание идеологии как ложного сознания: «Идеологиями мы называем те трансцендентные бытию представления, которые de facto никогда не достигают реализации «своего содержания». (6, С. 166)

Как отмечают современные идеологи П. Бергер и Т. Лукман, главный научный интерес Манхейма был связан с феноменом идеологии. Он различал партикулярное, тотальное и общее понятие идеологии - идеологии, представляющей собой только часть мышления оппонента; идеологии представляющей мышление оппонента целиком (подобно «ложному сознанию» Маркса); идеологии, характеризующей как мышление оппонента, так и наше собственное мышление (здесь, по мнению Манхейма, он шел дальше Маркса). (7, С.22) В итоге, чтобы постичь положительного социального знания следует, во-первых, носителям конкретных идеологий отказаться от стремления к гомогенизации духовной сферы общества на основе своей идеологии и, во-вторых, синтезирование частичных видений действительности, относительность которых была бы ими предварительно осознана.

Таким образом, понимание идеологии как выражение определенного интереса какой-либо социальной группы, а значит имеющие крайне субъективное и одностороннее идеологическое измерение, стало доминирующим в западном обществознании. Прежде всего, речь идет о таких мыслителях, как М. Шелер, Э. Дюркгейм, М. Вебер, П. А. Сорокин, Т. Парсонс и другие.

Один из современных западных исследователей идеологии Ойген Лемберг в своей известной работе «Идеология и общество» характеризует общее для западной концепции понятие идеологии как неистинное или потустороннее, сознательное и несознательное вуалирование и искажение фактов, зачастую обоснованное целью оправдать собственные позиции или опровергнуть позиции противника. Даже если она не является просто ложью, она есть обман как самообман, «ложное сознание». (Цит. по 8, С. 9) О. Лемберг считает разработку теории идеологических систем одной из важнейших задач западной философии и социологии. В указанной работе он неоднократно говорит о необходимости специального проведения анализа идеологии как реальности, исследования ее возникновения и структуры, ее динамики и социальных функций.

Постмодернизм, как известно, возникает на почве кризиса модерна с его недоверием к метанаррациям Просвещения с их универсальностью, навязыванием обществу и культуре определенных мировоззренческих комплексов идей. Постмодернизм, с одной стороны предлагает отказ от поиска тотальных мировоззрений в пользу существования в условиях полной неопределенности, бесцельности, свободы, где упорядоченности идеологий противопоставляется игра различий - с другой стороны, своим релятивизмом он как раз форсировал процесс реидеологизации. Постмодернизм показал, что нет ни реальности самой по себе, ни ее правильного отражения, возможно множество реальностей и множество способов их отражения, другими словами - конструирование. Под воздействием детерминированной, сконструированной социальной реальности у человека формируется ее ложное восприятие. Идеология теперь предстает как способ описания, как вид интерпретации, который может быть использован людьми в зависимости от его доступности им. Абстрактный идеологический ландшафт подменяется виртуальным пространством коммуникации, который выступает как бесформенная трансляция ничего не означающих символов, когниций, лишенных денотата рефлексий. Так, у Бодрийара идеология - симуляционная модель социального, означающее лишь одно, летальный исход социальности, у Р. Барта идеология отождествляется с мифом, но в отличие от традиционного мифа с его логическим и художественно организованным сюжетным построением, современный миф - коннототивная система. Следуя традиции определения знака как единства означаемого и означающего, а языка как системы знаков, Барт определяет мифологию и идеологию как «вторичные семиотические системы», выступающие преградой между человеком и миром. И если в прошлом миф в основе своей постулировал, что есть добро, а что зло, то современный миф устанавливает конвенциональные связи для участников взаимодействия (групп или общества в целом) на основе пустых символов, которые могут наполняться каким угодно содержанием. (9)

Таким образом, вывод Барта фатален, человеческое существование невозможно без знаковой, искусственной реальности, без идеологии т.к. сама действительность является идеологической. Дискредитировав положения привилегированной нейтральной позиции истинно знающего, где каждая позиция - всего лишь «интерпретация», настолько же ложная, настолько и истинная, постмодернисты сами того не желая, сдвинули «с мертвой точки» установки Модерна с его идеалом нейтрального научного разума и противопоставляющими друг другу многочисленными «измами». Конец Метанарративов, о котором столь часто говорят в связи с постмодернизмом, был именно концом Метанарратива Модерна и новым началом для множества иных метанарративов.

Смещение исследовательского акцента с объекта на субъект идеологии позволило говорить о психоаналитическом понимании идеологии. Согласно традиционной критики идеологии, которая «помещает» идеологию в конкретные общественные отношения, цель психоаналитического подхода - идеологический фантазм, присущий самой действительности. Отсюда и понимание идеологии не просто как «ложное сознание», иллюзорная репрезентация действительности, скорее, идеология есть сама эта действительность, которая должна пониматься как «идеологическая». «Идеологическое» не есть «ложное сознание» (социального) бытия, но само это бытие - в той мере, в какой это бытие имеет основание в «ложном сознании». Поэтому функция идеологии в данном подходе состоит не в том, чтобы предложить нам способ ускользнуть от действительности, а в том, чтобы представить саму социальную действительность как укрытие от некой травматической реальной сущности. Известный французский марксист Л. Альтюссер прибегает к типичным для психологии терминам в описании феномена идеологии. Он рассматривает идеологию как структуру представлений, функционирующую на бессознательном уровне, как вечных и неизменных практик, набор иллюзорных представлений о реальности основной функцией которой является социальный контроль. (10)

Среди критиков идеологии особое место занимают представители Франкфуртской школы социальной философии и социологии. Так Г. Маркузе, например, утверждал, что в настоящее время наука и техника полностью превратились в идеологию, а Ю. Хабермас считает, что наука и техника выполняют задачи идеологии, воздействует на развитие общества железной логикой своего господства даже больше, чем прежние идеологии. (11, С. 75) Теперь на место идеологии как политической теории - выражение, часто бессознательных, коллективных интересов пришла вполне сознательная и централизованная манипуляция массовым сознанием. Адорно, Хабермас и др. проводили различие между формой и ролью идеологии в буржуазном обществе XIX в. и позднекапиталистическом обществе. В XIX в. идеология была в первую очередь политической идеологией, когда как современные формы «идеологии», возникают в условиях индустриального общества формируя технократическое сознание. Теперь идеология выступает в форме массовой культуры. Она перестала быть теорией, и все больше сращивается с пропагандой, формируя вкусы массовой личности. Напротив, Э. Валлерстайн вполне определенно увязывает идеологию с политическими целями, в единстве с двумя другими институтами - социальными науками и движениями. Вся эта институциональная триада, не более, чем результат реакции на Французскую революцию. Отсюда и специфическая функция идеологии, заключающаяся в признании нормальности ожидания позитивных изменений. (12)

Авторы «Словаря по правам человека» также рассматривают идеологию как ограниченную определенной позицией: «Идеология это образ мнений и убеждений, которыми люди пользуются для объяснения и оценки мира таким образом, чтобы сформировать, установить, направить и оправдать определенные формы и методы деятельности». (13, С. 34)

Таким образом, можно сделать некоторые выводы в определении понятия идеология. Понятие идеология, обязанное своему рождению веку Просвещения, безусловно, имеет универсальное значение. Она должна была служить формированию истинного мировоззрения с помощью знания генезиса идей, тем самым, исправляя ложные представления, имеющиеся в обществе. Практический характер идеологии направлен на изменение имеющихся и господствующих идей в обществе.

В данном контексте идея рассматривается как некоторый образ действительности, в процессе возникновения которого обнаруживалось его несоответствие объекту. Идея здесь понимается как фрагментарный субъективный образ внешней реальности. (14, С. 11)

Недостатки в определении понятия идеология мыслителями Просвещения сводятся к пониманию идеологии лишь как науки об образовании идей. Подобная позиция заведомо отрицает универсальность и объективность идей, сводит идеологию к фиксированной системе объективного знания.

На самом деле идеология является системой живого знания идей, общественной организации не является статическим знанием, существующим вне пределов жизнедеятельности, а напротив реализуется в опыте целых сообществ и отдельных индивидуумов.

Что касается марксистского определения сущности феномена идеологии, то характеризовалась она основателями марксизма как массовое, иллюзорное и склонное к монополизации всего духовного пространства в антагоничных обществах.

Если выделить основной недочет, то это односторонность в определении понятия идеологии, сводимая лишь к ее классовому характеру в рамках социально-экономического детерминизма. Российские философы П.В. Алексеев и В.С. Барулин считают, что идеология представляет собой духовное явление; следовательно, идеология будет существовать всегда, тогда, как классовая идеология является лишь одним из исторических вариантов идеологии в целом. (15, С. 266)

В центре представлений о феномене идеологии находится понятие ценности, через которое они и определяются. Идеологии - системы ценностей данного общества (Т. Парсонс). Идеология - такая система ценностей, которая легитимирует существующий в данном обществе порядок господства (К. Ленк). Идеологии - такие системы ценностей, которые, выступая в качестве политического мировоззрения, имеющего силу веры, обладают особенно большим ориентационным потенциалом и потому способны обуздывать связанные с кризисом процессы социальной аномии (У. Матц). (16)

К примеру, Матц современный немецкий политолог предложил в конце 80-х гг. очередную «прогрессивную» трактовку идеологии. С его точки зрения, идеологиями являются такие системы ценностей, которые выходят на авансцену во время серьезных общественных кризисов и выступают в качестве политического мировоззрения, имеющего силу веры, обладают особенно большим ориентационным потенциалом. Каждая идеология предлагает свою систему ценностей и смыслов, позволяющих людям ориентироваться в окружающей их действительности и это их сближает с религиозной верой, нормами и установками. Эксплуатируя естественные ожидания каждого поколения людей в достижении светлого будущего. Тем не менее, считает Матц, феномен идеологии явление временное, т.к. не является функционально-необходимым элементом открытого общества. В будущем открытое общество должно окончательно эмансипироваться от этих идеологических суррогатов посредством преодоления конфликтности общества, а также благодаря подлинному гуманизму гражданской веры. (17)

В современной философской мысли Запада сохранилось негативное отношение к идеологии. Отказывая ей, как и прежде, в ненаучности и в нетеоретичности содержания, западные ученые утверждают, что идеология есть субъективная интерпретация действительности в основе, которой эмоциональное отношение к объекту познания. Отрицается и наличие в идеологии познавательных аспектов, что сводит ее содержание исключительно к системе ценностей и к противопоставлению идеологии естественным и социальным наукам.

Подобная ситуация начала складываться к середине XX века, и связано это было с наступлением кризиса либерально-демократической идеологии на Западе. Подобная деидеологизация западного общества и привела к идее отрицания идеологии. В связи с научно-технической революцией, у многих известных представителей западной политической науки возникло убеждение, что век идеологии уходит в прошлое. Американский социолог Э. Шилс выдвинул лозунг «конца идеологий» Авторами концепции «деидеологизации» наряду с Э. Шилсом выступили такие известные ученые, как Д. Белл, издавший в 1960 г. книгу под названием «Конец идеологии» и С. Липсет в США, Р. Арон во Франции. Сторонники концепции «деидеологизации», противопоставляя науку и идеологию, пытались доказать, что наука располагает объективно истинным знанием, в то время как идеологии выражают субъективные, социально-классовые интересы. Согласно С. Липсету, идеологии к середине XX в. якобы утратили, какую бы то ни было идейную состоятельность, современное индустриальное общество способно решать свои проблемы вне идеологических догм. (18) Кризис одной из ее форм восприняли как кризис идеологии в целом. Все типизации идеологий прошлого объявляются западными теоретиками ложными учениями, они по определению губительны, поэтому от них непременно нужно избавиться, и тогда наступит свободное (позитивное) творчество, не стесненное никакими идеологическими рамками. Отсюда и аппелирование к истинным социальным знаниям в противовес ложным идеологическим.

Однако с ростом к концу XX века политических протестов и подъемом новых социальных движений, Д. Белл, С. Липсет и др. признали ошибочность концепции «деидеологизации», а в 70-е гг. как реакция на развернувшиеся в мире различные демократические и освободительные движения возникла концепция «реидеологизации», которая возвеличивала роль и значение идеологии в общественном развитии.

Действительно, концепт «идеология» допускает существование разрыва между социальной реальностью и ее отражением в общественном сознании. Этот разрыв делает возможным существование ложных идей, отражающих эту самую объективную реальность неправильно. Данные ложные идеи вполне могут использоваться власть имущими для обмана масс, что не исключает прямо противоположного - ее истинного отражения и интерпретации.

Более того, социальные науки как были, так и остаются идеологическими дисциплинами. В социальных, естественных и далее в технических науках существуют идеологические проблемы, это так называемые философские проблемы физики, химии, биологии, математики и техники. Идеологический аспект этих наук особенно четко проявляется при рассмотрении фундаментальных проблем, когда анализируются основополагающие научные принципы. (19, С.36) Еще более тесный идеологический характер взаимодействия существует в социально-гуманитарных науках, таких как религиоведение, общая история, философия, этнография. И непосредственно к идеологическим дисциплинам относятся этика, правоведение, политология, политэкономия, общая социология, а так же философия. Более того, для нас является очевидным, что идеология исторически принимала различные формы политические, экономические, правовые, этические, религиозные, эстетические и философские.

Таким образом, в нашем понимании идеология в целом и экономическая в том числе, это определенная система философских, научных, художественных, нравственных, правовых, политических, экономических, социологических знаний и ценностей о мире, обществе, человеке, лежащих в основании формирования и развития общества и личности. (20, С. 40) Также очевидно, что идеологические знания и ценности выполняют важные общественные функции, они организуют, регулируют, направляют и интегрируют деятельность людей в духовной, политической, экономической, социальной и семейно-бытовой сферах жизни общества. Разрушение подобной идеологической структуры социума несет за собой дезорганизованность и дисфункциональность, всех его важнейших сфер, поэтому потребность общества в идеологии всемерно поддерживается, стимулируется и регулируется всей исторически-конкретной системой общественных отношений, обучением, воспитанием, нормами нравственности, общественным мнением, религиозной сферой, искусством, авторитетом и силой государства.

С таким подходом в определении феномена идеологии согласны и некоторые западные философы, в частности - сторонники, структурно-функционального анализа социальных процессов. Так, О. Лемберг отмечает, что если исходить из методологических предпосылок, то можно определить идеологию как систему идей-представлений, истолковывающих мир, и развиваемых из этого ценностей и норм, которые просто побуждают отдельные общественные группы или человеческое общество действовать. (21, С.9) Подобный анализ в подходах по определению феномена идеологии автором был проделан не столько для того, чтобы показать те существующие различные подходы в ее определении, сколько попытаться «реабилитировать» само понятие идеологии, трактуя его в самом широком смысле. Как, это делает, к примеру, христианский теолог Патрик де Лобье считая, что, с одной стороны, под идеологией следует понимать комплекс идей, которые объясняют мир и человеческое существование, а с другой стороны – мотивы действий. (22, С. 412)

Так, известный французский ученый Луи Дюмон в своей книге «НОМО АЕQUАLIS» пишет: «Прежде всего, речь идет об утрате доверия к идеологии вообще: в обиходе в англосаксонской среде мир идей, имплицитно фантастический, противопоставляется «жесткой реальности фактов» (hard facts), и интерес к сфере идей трактуется как пренебрежение к «фактам». (23, С. 9)

Нам видится, что такое негативное отношение к феномену идеологии должно быть переосмыслено. На наш взгляд, «увязывать» идеологию лишь с социально-политическими учениями неверно. Хотя известно, что сам термин возник в ходе социально-политических преобразований, все же он вбирает в себя и выражает собой процессы, которые существовали и до его возникновения. Более того, сама по себе идеология не возникала на «пустом месте», а формировалась в рамках определенной культуры и в определенном смысле транслировала ее коды, делая их более восприимчивыми, получала возможность вовлекать в идеологическое поле как можно большее количество индивидов. «Идеология», в отличие, от «общества», очень похожа на то, что американская антропология называет культурой», но с одной очень важной оговоркой. Действительно, для того чтобы определить отличие идеологии от других категорий, существенно необходимо указать на черты неидеологического свойства, которые в рамках американской концепции соответствовали бы уровню общества, выходя, таким образом, за пределы понятия «культуры».

Одним из таких отличительных свойств идеологии от других категорий является ее направленность в достижении определенных целей и наличие инструментов для их достижения. В целом под идеологией мы понимаем совокупность идей и ценностей, признанных в данном обществе, а также закладуемый в нее идеал, в достижении которого субъект (этнос, класс, индивид и т.д.) видит смысл своей деятельности, а иногда - и всей жизни. Сама возможность возникновения идеала содержится в целеполагающей способности человеческого сознания. С одной стороны, - идеал можно рассматривать как отражение наиболее существенных и значимых сторон общественной практики определенных социальных групп, классов, отражение коренных тенденций, закономерностей и возможностей развития, а с другой - как главную оценочную категорию, определяющую сознательные стимулы, доминирующий мотив. То есть одной из существенных сторон идеологии является ее ценностное содержание, которое обретает своего рода самостоятельное существование в виде социальной нормы. Так уже, к концу XX в. на базе концепции «реидеологизации» вопрос о соотношении науки и идеологии решался в пользу инструменталистского подхода, где ее значение для общества оценивалось исходя из степени воздействия идей на членов общества. Разрабатывается принципиально новый для Запада, конструктивный взгляд на идеологию как явление объективно необходимое, в принципе положительное, а следование идеологическим принципам и ценностям является необходимым условием для решения задач внутренней и внешней политики.

В результате проведенного теоретико-методологического анализа феномена идеологии можно сделать следующий вывод: идеология существовала во всех обществах, на разных ее исторических этапах развития, принимала различные типы и формы и в целом характеризовалось общими чертами, всегда давала целостную картину мира, акцентируя внимание на месте и роли человека в этом мире, стимулируя, направляя человеческое поведение и консолидируя при этом действия людей и общества.

1.2. Сущность и основные этапы становления идеологии «человека экономического».

Общество не является результатом механического редуцирования масс. Исторически люди объединяются по разным основаниям, но глубинным основанием выступают идеологические предпочтения, их различные исторические типы и формы, формирующие содержание сознания, логику личности, нравственные идеалы. Их можно рассматривать как идеологические системы, дающие представления о массовой личности, что не исключает их индивидуального, внутреннего разнообразия.

Что касается производных от форм идеологии - ее идеологических моделей, то они характеризуются сходным идеологии образом. Под социо-антропологической моделью понимается модель не обязательно точно представляющая реальный социальный феномен, скорее упрощающая и облегчающая понимание его характерных основных черт. Подобная социо-антропологическая модель лишь общим порядком направляет человека, открывая перед каждой личностью возможность интерпретировать жизнеспособность данной модели своим особым образом.

Инерционная сила той или иной идеологической формы зависит от связи с сакральным, с вечным идеалом, несущий потенциал наследия осевого времени. Именно отход от нравственных идеалов раскрывает суть идеологической парадигмы, указывающий одновременно как вектор исторически возникающих катастроф, так и вектор поисков их преодоления. В истории цивилизаций достаточно примеров, когда с определенной периодичностью возрастает разрыв между предметной и нравственной составляющих, достигающих критических масштабов.

Различные формы идеологии производят идеологические модели, анализ специфики генезиса, как форм, так и моделей идеологий создает важное звено решения анализируемой проблемы в масштабе общества. В этом смысле социо-антропологические модели сравнимы с моделями жизни, которые в свою очередь тождественны определенной культуре, имеющей свою собственную аксиологическую систему. Это утверждал П.А. Сорокин, когда писал, что: «Именно ценность служит основой и фундаментом всякой культуры». (24, С. 429) По Сорокину эпоха Средневековья, а точнее XII век - начало постепенного заката европейской культуры, ее идеациональной системы культуры. Ее переходная фаза - идеалистическая - продлилась два последующих столетия. Начиная приблизительно с XVI века формируется новый принцип, на основании которого возникает современная чувственная культура. Все они являются «идеальными типами», а значит, в каждый отдельный отрезок времени в той или иной пропорции соседствуют с доминирующей формой культуры. Под исчезновением разных форм культур Сорокин подразумевает их смену одну другой, однако, бесконечность подобной цикличности может стать конечной, когда созидательные силы всех социально-культурных феноменов, составляющих эту культуру как единого целого, исчерпаны и все их ограниченные возможности реализованы.

Всякая культура, ее отдельные периоды несут на себе печать доминирующих черт объединенных единством основополагающего принципа, базисной ценности. В этом смысле все сферы жизнедеятельности - искусство и наука, этика и право, философия и религия, а также основные формы социальной, экономической и политической организации, имеющие хождение обычаи, распространенный тип мышления и в целом образ жизни - все они по-своему выражают этот фундаментальный принцип или ценность.

В нашем случае, исходя из широкого понимания идеологии, совпадающего в своих границах с культурой, в эпоху Средневековья основным аккумулирующим системным признаком была религия, соответственно главной ценностью являлся Бог, что позволяет нам в отличие от П.А. Сорокина дать соответствующие ее значимости название - религиозная идеология (культура), а ее носителю - «человек религиозный».

Как если бы исследуемую нами форму идеологии мы определяли как этническую идеологию (предмет наших будущих исследований), которая, безусловно, как любая другая идеология, рассматривается нами как совокупность идей и ценностей, или репрезентацией, общих для некоторого общества, или имеющих хождение в данной социальной среде (25, С.26), то особенность и специфика этнической идеологии определялась ее целью, а именно при образовании (этногенеза) этнической общности она выступала в качестве основного этноформирующего фактора этнического самосознания (человек этнический). Ее основополагающей ценностью выступает этничность (этническая культура). На наш взгляд, этноидеология в естественноисторическом процессе в период этногенеза практически являлась главной мобилизующей силой в консолидации этнических групп для образования качественно иного таксономического этнического уровня, фактически являясь основанием в образовании этноса.

В дальнейшем этническая идеология представляла собой практическое мировоззрение, в сущности своей являясь этнической системой, возникая для обозначения уже сложившихся внутри этносов представлений о добре и зле, нравственном идеале человеческой жизни, моральной личности, престижном поведении. (26, С. 58)

Приоритет экономической жизни, согласно которому экономика является социальной системой и в качестве таковой должна занимать центральное место во всех сферах общественной жизни, предопределило экономическим явлениям идеологическое измерение. Модель «человека экономического», окончательно сформировавшаяся в эпоху Просвещения персонифицировала попытку экстраполяции новой антитрадиционалистской логики. Актуализация данной модели человека для истории европейской культуры состоит, прежде всего, в том, что с ее помощью политическая экономия избавилась от авторитета религиозных норм и моральной философии, став наукой, предметом которой является деятельность «человека экономического», цель которого развитие индивидуально-экспансионистских потенций на всех социальных уровнях для развития массовых способностей к ответственному, квалифицированному формированию решений, адекватных усложнению общественных проблем. Однако, главная проблема состоит не столько в том, что массовая личность не сумела развить в себе достаточный уровень способностей формулировки и разрешения проблем соответствующей сложности, сколько в том, что у преобладающей части населения присутствует скептицизм к прошлой культурной традиции и нигилизм по отношению к живому религиозному чувству.

Для культуры Средневековой Европы характерна вера в сакральность бытия, где массовая деятельность, массовые решения, в значительной мере детерминированы ценностями традиционализма, обусловленные христианской религией. Эпоха Возрождения постепенно меняет спиритуальный культурно-исторический вектор средневекового общества в сторону рационально-архаичной культуры антропоцентризма, результатом чего явилась неспособность европейского общества преодолеть историческую инерцию потенциала либеральной просвещенческой культуры. Возникшее буржуазное общество с чрезмерным доминированием экономики во всех сферах общества сместило трансцендентное на периферию общественного сознания. Экономическая идеология стремится охватить и подчинить все сферы человеческой активности так, чтобы сделать их частью собственной идеологии.

Мы осознаем в полной мере интеллектуальный масштаб затронутых нами вопросов в рамках данного исследования и не решаемся рассуждать на более сложных уровнях экономической науки. Мы акцентируем внимание на устоявшемся мнении в научной литературе, что с возникновением современной западной цивилизации произошла духовная революция в системе ценностей. Экономика стала доминировать и определять все сферы общественной жизни, породив нездоровую потребность в приобретении все большего количества материальных благ. Так, в большинстве предшествующих цивилизаций отношения между людьми имели большую значимость и более ценились, чем отношения между людьми и вещами. Отличием либерально-капиталистической системы Запада является то, что она сформировала беспрецедентные в истории человечества финансово-экономические отношения, построенные на предпринимательстве и максимальном извлечении прибыли, что впоследствии определило ее экономическое господство над миром. Более того, характерной особенностью такой системы является сложившаяся под влиянием рынка вера людей в то, что именно экономические условия предопределяют исторические события.

Из истории древних цивилизации мы узнаем о возникновении первых торговых отношений, а также их эволюции в формировании и становлении сложной экономической системы мирового хозяйства. Начало торговли положили такие древние государства как Шумерское царство, Ассиро-Вавилония возникших 3,5 тысячелетия до новой эры, включая Древний Египет, Финикию и Карфаген, а также Античную Грецию и Рим, не говоря уже о Средневековой Европе и дальше к временам первоначального накопления капитала.

Культурная ценность и значимость той или иной эпохи раскрывается во всех своих духовных, политических, экономических, социальных, этических, эстетических и других аспектах, но определяющим является то, в какой степени эта эпоха сопряжена с принципами внемирского порядка, т.е. характер ее «непосредственного отношения к Богу», ведь через это отношение каждая эпоха стремится в максимальной степени выразить душевно-духовную целостность своей «личности» в истории и в культуре. Так, начиная с конца XVII начала XVIII века идет процесс подготовки особой интеллектуальной среды, структурным ядром которой становится рацио - «рациональный человек» и его alter ego - «человек экономический», осознающий свою исключительность, цельность, привилегированность, обретший способность изменять условия своего существования, способность управлять и контролировать свое развитие, ставить цели и согласовывать интересы, создавать условия для максимизации творческой деятельности, прежде всего в науке, преисполненный энтузиазма и веры с желанием вытеснить религиозное содержание из социально значимых сфер, в стремлении полностью «расколдовать» сакральность бытия, что стало в итоге одной из главных интенций секуляризационного процесса, приведшего к формированию новых институтов публичного, демократизированного и либерализированного общества, а экономическая свобода и институты «человека экономического» стали в самый центр европейской культуры.

Таким образом, совпали и переплелись две формы тотального кризиса. Технический человек в своей завершающей мегафазе обрел способность тотального разрушения природной среды. Экономический человек в своей «постпроизводительной» фазе способен подорвать морально-социальные опоры цивилизованного существования. (27, С. 35)

Под влиянием «экономической идеологии» в истории европейской культуры постепенно намечается духовный сдвиг, когда отказ от идеи разумности Божественного мироздания воспринимается как показатель ступени человеческого прогресса, а история становления человека есть история его индивидуализации, история его высвобождения из традиционных первичных связей в поступательном движении в направлении автономизации индивида и отрицание, непризнание за человеческой природой иррациональной связи с тем, что можно отнести к высшим принципам и смыслам мира и бытия. Просвещение - это эпохальное культурно-идеологическое течение общественной мысли, которое успешно развило основные традиции Возрождения, связанные как с античными, так и с новоевропейскими течениями материалистической мысли. Эти сменяющие друг друга эпохи можно объединить в общий процесс поэтапного, последовательного перехода от теологии и метафизики к материалистическому, атеистическому воззрению на природу и место человека в ней; процесс, который закончился радикальной просветительской переоценкой религии в интересах прогрессивного социального преобразования, когда в обществе еще признают значимость трансцендентных ценностей, но уже игнорируют смысл трансцендентного бытия. Подобные изменения воспринимаются эволюционно и являются нормальным процессом развития и усвоения идей и смыслов в новых культурно-исторических контекстах.

Лишив веру всех ее метафизических составляющих и устранив из нее все трансцендентные элементы, вера теперь покоится уже не на религиозных, а на чисто психологических основаниях, она возникает из чисто имманентной необходимости человеческой природы. Другими словами, заменив живую веру, на веру по инерции, по привычке. К середине XVII столетия расхождения между разумом и верой отмечены их институциональными нишами. Восемнадцатое столетие ознаменовано приоритетом самостоятельности профессионализма, усиливающее расхождение, с одной стороны - теологов, с другой - ученых, юристов, художников, музыкантов, философов, писателей и других представителей, интеллектуальных и творческих профессий, где их совместное сосуществование уже строилось без учета на соответствие религиозной ортодоксальности. К началу XVIII в. ведущие умы Европы сосредоточивали свое внимание на науках и рационалистической философии, а не на богословии и уже не старались приводить результаты своих поисков в соответствии с христианским учением. (28)

Все это повлекло за собой изменение целевых установок общественного сознания в кардинальном изменении видения и настроя, в новом отношении к бесконечному. Девиз Просвещения - Sapere aude - имей мужество пользоваться собственным умом, что послужило сигналом для целых социальных слоев в формировании своих собственных взглядов и оценок. Данная установка у Канта стала индикатором индивидуальной зрелости, свидетельствующая о том, что институционализация социальных отношений, обеспечивающих удовлетворение общесоциальных потребностей, не происходит рутинно по предопределению, а полна оригинальных частностей, отклонений, сиюминутной специфики.

Адепты Просвещения поставили под сомнения все социально-политические институты, освещенные религией и воспринимая ее наподобие абсолютистской монархической власти, т.е. авторитарно навязанным верованием. «Никаких внешних авторитетов они не признавали. Религия, понимание природы, общество, государственный строй - все это было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него… Все прежние формы общества и государства, все традиционные представления были признаны неразумными и отброшены как старый хлам…». (29)

Эпоха Возрождения заложила основу восприятия мира сквозь призму его овладения и наслаждения его красотой. Гуманизм Возрождения, прежде всего, способствовал утверждению идеи индивидуализма под видом достоинства и силы человеческого гения, но в итоге лишь обнажил неуверенность и отчаяние человеческого существования. Индивидуализм в современном смысле - лишь потенциальная возможность неограниченного выбора жизненных биографий, и в значительной мере эта свобода выбора воображаемая (виртуальная).

Гуманистическая идея, исторически претерпевая те или иные изменения, как и раньше, так и теперь в своем предельном выражении призвана вывести индивидуальную жизнь из физических границ. В отсутствии прочных социальных связей возрастает неуверенность, сомнения и риски где средство избавления человека от сомнений приобретается благодаря потребности к самовыражению, стремлению реализоваться, но ввиду очевидности множественности и различия степени амбиций это явно и скрыто побуждает индивида к желанию добиваться максимального успеха и славы. Современный гуманизм проповедует один продуктивный путь социальной коммуникации - это спонтанная деятельность как творческий труд и эмоциональный обмен как любовь.

В эпоху Возрождения сменился акцент с теоцентризма на антропоцентризм и далее сквозь эпоху Просвещения от теизма, как абсолютной манифестации веры в Бога, к деизму, как весьма условному почтению Божественному началу, и как общий итог духовного преобразования к откровенному атеизму.

Казуистика Просвещения перекроила, таким образом, христианский нарратив так, что основы нравственности и порядка Запада рухнули.

А. Макинтайр указывает на моральную несоизмеримость различных концепций, возникших в век Просвещения, как впрочем, и произошедших различий между значением морального суждения и употреблением его в конкретном социальном контексте. Отсюда проблема фиктивности моральных концепций, когда притязания на права сопоставляются с утверждениями, апеллирующими к полезности, или же когда оба этих типа утверждения сопоставляются с утверждениями, основанными на некоторой традиционной концепции справедливости. Не удивительно, что не существует рационального способа разрешения вопроса о том, какому типу утверждения отдать первенство или как соотносить их друг с другом.

А. Макинтайр начинает одну из глав «Некоторые следствия неудачи проекта Просвещения» своей книги «После добродетели: Исследования теории морали» с диагноза - проблемы, с которыми сталкивается современная моральная теория, возникшая в результате провала проекта Просвещения, с одной стороны, индивидуальный моральный субъект, освобожденный от теократии и телеологии, воспринимает себя и воспринимается моральными философами как суверен в своем моральном авторитете, с другой стороны - унаследованные, частично преобразованные правила морали должны были приобрести новый статус, будучи лишены своего старого телеологического и даже более древнего категорического характера, который свойственен проявлению божественного закона. Если такие правила не могут обрести новый статус, при котором апелляция к ним становится рациональной, эта апелляция будет казаться просто инструментом индивидуальных желаний и воли. Отсюда и давление с целью оправдать правила либо изобретением новой телеологии, либо нахождением для них некоторого нового категорического статуса. Первый проект обусловил важность утилитаризма; второй - важность кантианских попыток представить авторитет апелляции к моральным правилам результатом природы практического разума. (30) Так, Кант хотя и понимает моральные суждения как выражение универсального закона через специфику императива, но это уже не божественный закон с однозначно закрепленными в нем нормами истинного и ложного.

Дискурс морали перешел из состояния порядка в состояние беспорядка, в таких случаях, в чем бы ни состояли метанарративы истины, они утрачивают статус ценности и заменяются психологической эффективностью. «Этот элемент произвола в нашей моральной культуре был представлен как философское открытие - на самом деле, как открытие, приведшее к замешательству, даже шоку, - задолго до того, как оно стало общим местом в повседневном дискурсе». (31)

Именно по причине того, что в западном обществе нет способов установления предпочтений среди моральных требований, моральные аргументы сами по себе кажутся вообще неразрешимыми. От конкурирующих заключений мы можем перейти к конкурирующим посылкам, но на уровне одних лишь посылок исчезает аргумент, и сопоставление посылок становится просто сопоставлением утверждения и контрутверждения. Из этого следует, что в западной культуре не существует рациональной гарантии морального согласия так, что язык и видимость морали продолжают существовать, несмотря на то, что целостная субстанция морали в значительной степени фрагментирована и даже частично разрушена. Общий вывод А. Макинтайра в отношении состояния современной морали таков, что мораль представляет не то, чем она была, но, что более важно, так это то, что было когда-то моралью, до некоторой степени исчезло вообще, и что это означает вырождение, смертельную культурную потерю. Такой деформации морали способствовало традиционное различие между религиозным и эстетическим, которое приняло неясные очертания между этическим и эстетическим именно благодаря секуляризму Просвещения, при котором и изменился сам модус веры. Неудивительно, что в этот период возникают ключевые вопросы об обосновании веры, и больше всего вопросов об обосновании моральной веры. Более того, мораль стала названием той конкретной сферы, в которой правилам поведения, не являющимся ни теологическими, ни правовыми, ни эстетическими, позволено занять принадлежащее им культурное пространство, когда различение морали и теологии, права и эстетики стало общепринятой доктриной, тогда оно начинает занимать автономное положение по отношению ко всем остальным сферам жизнедеятельности. «Проект обеспечения рационального обоснования морали решительно провалился. А поэтому мораль нашей предшествующей культуры - и, следовательно, нашей собственной культуры - лишена какой-либо публичной, общей рациональной основы или обоснования. В мире секулярной рациональности религия больше не дает такого общего фона и основания для морального дискурса и действия; и неудача философии в обеспечении того, что не могла уже сделать больше религия, была важной причиной потери философией ее центральной культурной роли и превращения ее в маргинальную, узко академическую дисциплину». (32)

Таким образом, последствием этики утилитаризма и аналитической моральной философии стала несостоятельность автономного морального субъекта, которая явилась результатом провала проекта Просвещения, а именно - нахождения секулярного рационального обоснования моральных убеждений субъекта. Каждый моральный субъект существует теперь без ограничений, налагавшихся ранее божественным законом, естественной теологией или теократическим авторитетом. Сфера преследования счастья резко отделена от сферы морали, а обе сферы в свою очередь резко отделены от божественной морали и заповедей. Истинные цели человека больше не достигались полностью в ином мире, а могли быть достигнуты уже в этом мире. Другими словами, акцент сместился со смерти на жизнь, теперь именно жизнь должна внести ясность в отличие от религиозного взгляда на смерть как на окончательное понимание жизни. «За четверть века - с 1750-го по 1775 год - перемены происходили одновременно и в области общественной жизни. Освободившись от церковного влияния, христиане отворачиваются не только от католического учения и этики, но и от самих церковных институтов. Первым признаком этого явилось падение престижа духовной карьеры. Во всех или почти во всех епархиях число пострижений в монахи и рукоположений в священники начиная с середины XVIII века уменьшается и в 70-е годы падает как никогда». (33)

Когда процесс еще в самом начале, то он выражает собой прежде единство направления, а уже после единство бытия. Так, когда мы говорим о «духе» эпохи Возрождения и следующей за ней эпохи Просвещения, то мы хотим сказать, что представляющие их значимые люди, великие умы составляют единое целое не потому, что они одинаковы или схожи, но потому, что они работают вместе над единой задачей, которую мы воспринимаем как новую в отношении к христианскому Средневековью и составляющий собственный «смысл» этих эпох.

За всеми экономическими, политическими, культурными и социальными изменениями, вызванными эпохами Возрождения и Просвещения просматриваются изменения в историческом мышлении, требующие с необходимостью делать новые выводы и выдвигать новые идеи, которые открыли перед ним весь горизонт исторического мира.

Если попытаться сформулировать порожденные эпохой Просвещения историософские проекты, то выделить следует особо, во-первых, предложенную Шарлем Луи Монтескье систему «о духе законов», во-вторых, учение Дэвида Юма и его представление о психологии человека, как о конечной онтологической инстанции, из которой следует операционально выводить все интеллектуальные содержания, включая содержания веры. В-третьих, идеи Жан Жака Руссо о «гражданском обществе» и «всеобщей воли» причем с гипертрофированным уклоном на этике суверенного человека, полного Хозяина своей собственной судьбы, и, наконец, идеи Лессинга, а после и Гердера, в которых совмещение исторического процесса и человеческого разума достигает своего апогея, где Разум обретает статус уже этического и нравственного Разума самой истории.

Эпоха Просвещения требовала чего-то более зримого и эмпирически весомого, и в этом смысле наиболее «осязаемым» объектом здесь становится человек. Высшим ценностным критерием выступает его природа, его благо, его счастье. Антропоцентризм - исходная и главная аксиологическая установка просветительского мировоззрения. На человека выходят, на нем, в конечном счете, замыкаются не только политические, правовые, социальные, но также самые отвлеченные онтологические, натурфилософские и гносеологические принципы. Перенос центра тяжести философии с проблем Бога, космоса, природы, субстанции на человека - вот в чем проявился антропоцентризм просветительской философии. Человек представляется им наивысшей ценностью, а борьба за его счастье на земле - высшей целью всего просветительского движения. Новый социальный порядок воспринимался в качестве автономной секулярной целостности.

Именно поэтому Просвещение антропоцентрично, а учение о человеке - центральная часть его доктрины, в том числе философии.

«Отличительной чертой западноевропейской культуры в последние триста столетий, безусловно, является то, что созданная ею наука о человеке была основана на морализации тех сфер, которые прежде считались сакральными». (34)

Антисредневековый, антифеодальный характер мировоззрения просветителей проявился в их свободомыслии, антиклерикализме и антитеологизме. Наиболее последовательные, радикальные просветители доводили свое свободомыслие, антиклерикализм и антитеологизм до атеизма, сползая постепенно к этике, без религии, со временем все больше забывая о морали, грехе, Страшном суде, а через века и вовсе отказавшись от любых форм нормативной этики. Этический тупик просветительской парадигмы связан с отказом от восхождения к «вечным ценностям», к их сознательному упрощению и сужению. Главными добродетелями становятся индивидуалистические ценности: счастье, комфорт, наслаждение, душевный покой, а индивидуальная экономическая инициатива и конкуренция позволяют сформировать новый денежный класс - буржуазию. В этой новой системе организованных социальных пространств происходит тщательная регламентация действия и перемещения социальных субъектов, осуществляющаяся только согласно определенным правилам ролевого соответствия. В этом процессе институционализации возникают и усиливаются расхождения между интересами всего общества и интересами конкретных функциональных субъектов, параллельно возрастает роль экономической сферы с преобладанием чисто утилитарных ценностей.

Традиционные занятия в торговли сокращаются, уступая место совершенно новым видам деятельности, увеличивается присутствие технических новшеств в производстве, в частности, в горнорудном деле, ввоз золота и серебра колоний взвинчивают рост цен, распространяется влияние рыночной экономики в сельском хозяйстве, когда аренда и земля объявляются товаром для купли и продажи уничтожая все традиционные экономические и общественные отношения. Тем самым массовый рынок внес в европейскую экономику элементы сравнительно радикального рационализма. В результате, возможно, впервые за всю цивилизованную историю для абсолютного большинства населения жизнь перестала ограничиваться установленным с незапамятных времен кругом традиционных сельскохозяйственных работ. Взамен пришли взлеты и падения непредсказуемой рыночной экономики, когда кто-то мог разбогатеть, некоторые становились зажиточными людьми, а многие нищими, но при этом и богатые и нищие испытывали неизбежную неуверенность в завтрашнем дне. (35)

В эпоху утверждения буржуазных отношений гедонизм вновь возрождается. Благо частного лица - собственника, предпринимателя, его материальное благополучие становится нравственной основой добродетели.