49 (Lì 2). Гегель — нитхаммеру

Бамберг, 22 января 1808 г.

[...] Я напряг все свои силы, чтобы, воспроизведя в памяти свое последнее письмо, как-то представить себе, было ли оно достаточно недвусмысленно в том, что касается Якобп, чтобы можно было его показать ему. Я рад, что мое письмо имело хорошие последствия. Вы пишете, что из Мюнхена не последовало никакого ответа на тот патриотический порыв 1. У них не было, по-видимому, средств отвечать. Якобп, пожалуй, не может пли не мог сам ответить, он не мог также написать об этом брошюру, рецензия же в какой-нибудь рядовой литературной газете — дело приватное, и упомянутый молодой человек сможет опять ответить на это вовсе по-мужицки. У Вас отсутствует нужное средство отвечать субъекту, у которого чешется спина, так как у Вас нет «Moniteur» 2. Французский «Moniteur» по той

289

причине, что публикуемые в нем рецензии (содержание которых не имеет официального характера) выдержаны в обстоятельном, учитывающем и уважающем общественное положение писателя тоне, имеет то преимущество, что заставляет уважать себя невежественных грубиянов, которым грозит опасность попасть на ее страницы, π своим авторитетом обуздывает хамов, закрывая им грязные уста. Эта сторона такой рецензии могла бы дать повод крикам о подавлении свободы мысли и печати, о том, что в области науки не должно быть никаких авторитетов, и т. д. Но в данном случае, как и во всех аналогичных случаях, в которых эти слова рассматриваются как авторитетные, нет ни мысли, ни науки. Эти последние не имеют никакого отношения к желторотому юнцу, которому подходят только такие слова и которому можно внушить уважение к другим только с помощью авторитета того или иного рода Кроме того, мы должны исходить из авторитета, т. е. из убеждения, что Платон и Аристотель благодаря их славе, другие же благодаря их известности в государстве заслуживают больше доверия, чем наши собственные мысли, даже если мы не понимаем [указанных лиц], т. е. рассматриваем как нечто негодное то, что они говорили, и наши мысли противоположны их мыслям. Литературную сторону газеты «Moniteur» можно вообще-то рассматривать как нечто второстепенное, главным же должна оставаться внутренняя и внешняя политика, что π создает видимость авторитета. Но у Вас нет и политического «Moniteur» [...]. У Вас есть свобода печати (чуть было не сказал пожрати) 3, но нет гласности, т. е. того, чтобы государство доводило до сведения своего народа состояние государства, докладывало народу о том, как применяются государственные финансы, в каком состоянии образование, организация государственного аппарата и т. д. Эта беседа правительства с народом об их обоюдных интересах — один из могущественных элементов силы французского и английского народов. Для такой беседы с народом требуется многое, но прежде всего — мужество. При предстоящей реорганизации многое из этого, несомненно, осуществится. Здесь известно, или по крайней мере гово-

290

рят, о двенадцати префектах. Может быть, будет создан и государственный совет? И народное представительство? [...]

00.htm - glava38

50 (117). ГЕГЕЛЬ — НИТХАММЕРУ

Бамберг, 11 февраля 1808 г.

[...] Однако Вы пишете и о другой книге, о «Кодексе» Наполеона, — это, конечно, приглашение, содержащее в себе угрозу. Судя по Вашему письму, приглашение это оказалось неожиданным. При загадочности многих вещей и лиц это вполне понятно. Полгода назад я подтрунивал над господином фон Вельденом в связи с введением «Кодекса» Наполеона, которого он имел основания бояться как землевладелец. Я говорил ему, что немецкие князья вряд ли найдут в себе достаточно чувства приличия, чтобы признать и воспринять произведение, над которым работал сам император, и оказать ему тем самым любезность, особенно после того как этот «Кодекс» был так великолепно и подробно разъяснен в преамбуле. Но немцы еще слепы так же, как двадцать лет тому назад. Заслуга, grace милость], которую можно было бы себе приписать, теперь совершенно отпадает. Однако важность «Кодекса» не идет ни в какое сравнение с важностью надежды на то, что будут введены в действие хотя бы некоторые незначительные части французской или вестфальской конституций. Добровольно это вряд ли случится; из собственных побуждений и соображений тоже, ибо откуда же они возьмутся? Это произойдет лишь в том случае, если на то будет воля неба, т. е. французского императора, и если исчезнут прежние характерные разновидности централизации и организации, в которых нет ни справедливости, ни гарантии, ни популярности, но лишь произвол и мудрствование отдельного лица. Я не знаю, захотите ли Вы рассматривать это как особый пункт при ответе на данные вопросы. Но я очень прошу Вас ·— спрашивая Вас с надеждой, не ждать ли нам еще чего-то, чему надо будет подражать, — рассматривать все это как небольшой пункт, с которым

10* 291

связаны все мои убеждения. В моей газете один сведущий человек уже опубликовал сообщение, в котором говорилось о чем-то в этом роде ' {...].

51 (119). ГЕГЕЛЬ — НИТХАММЕРУ

Бамберг, 28 марта 1808 г.

[...] Без тревог и осложнений, спокойно движется моя жизнь в газете, в которой я прозябаю. Беспокойство, вызванное инсинуированным вчера рескриптом пли генералами, господин фон Байярд вновь уладил; доброжелательность его всегда помогает выпутываться из трудных отношений газет с властями. О если бы он занимал такую же позицию в науке! Но тут, пожалуй, он нетерпим.

Между прочим, не совпадает ли новая форма организации французских императорских университетов с Вашим проектом? Зайдет ли столь далеко подражание? Господин фон Байярд, человек политически достаточно прозорливый, убежден в том, что мы получим больше, чем «Кодекс» Наполеона [...].