§3 (89). Гегель ·

• НИТХАММЕРУ

20 февраля 1807 г.

Дорогой друг!

С очередной почтой я посылаю ответ на Ваше письмо, продиктованное Вашей дружеской благосклонностью и полученное мной сегодня. В первую очередь я очень признателен за предложение, которое идет от Вашей благосклонности и которое я решил принять '. При этом нет никакой необходимости входить в подробности того, как я смотрю на это дело и как я его принимаю, поскольку я целиком согласен с тем, чем была движима Ваша благосклонность ко мне. Именно я не могу рассматривать эту договоренность как нечто окончательное, и так как денежные условия оказались ниже, чем мы с Вами предполагали и надеялись, то и с этой точки зрения я должен смотреть несколько вперед. Ведь на сумму в 540 гульденов, как я точно рассчитал, я не сумею свести концы с концами. Будьте так добры сообщить мне также, какие у Вас перспективы на будущее, чтобы я учел их при составлении и принятии договора, не говоря уж о том, что я желаю их успешного осуществления в первую очередь Вам, затем Баварии и всем Вашим друзьям.

Сами эти дела меня интересуют, поскольку я, как Вы сами знаете, с любопытством слежу за мировыми событиями, и с этой точки зрения я должен был бы скорее опасаться такого своего качества и воздерживаться от проявления его. Я, однако, надеюсь, что быстро во всем сориентируюсь. Какой тон и характер следует придать газете, это следует решить, когда я уже буду на месте. В целом наши газеты, пожалуй, хуже, чем французские, и было бы интересно создать газету по образцу последних или близкую им, не утратив, однако, того, что преимущественно желательно немцу: определенной педантичности и беспристрастности сообщений. Крайне благоприятным будет то обстоятельство, что я буду иметь дело с господином тайным советником Р. фон Байярдом.

Против одной вещи я должен, однако, возразить, а263

именно против того, чтобы вступить на пост редактора в марте месяце. Для этой цели я должен был бы уже в феврале быть у Вас, а более точно — уже завтра сесть в почтовую карету. Вы приставляете мне прямо нож к горлу своим сообщением, что господин фон Байярд в настоящее время сам ведет газету, с тем чтобы оставить незанятой должность редактора. Любое промедление с моей стороны вынудит его дальше нести его бремя, и если мне все же придется несколько промедлить, то лучше, чтобы господин Байярд ничего не знал о том, что это обстоятельство мне известно. Однако в начале марта быть в Бамберге для меня просто невозможно. Я все же сделаю все от меня зависящее.

Как я уже говорил, я должен поставить одно условие, а именно, чтобы в договоре о моей службе не было сказано ничего твердого относительно сроков моего пребывания на этом посту. Это обстоятельство совсем недавно затронули и Вы сами. Я не могу жить совсем без всяких надежд на то, что меня официально пригласят в Гейдельберг или что там появится журнал, редактором которого я хотел бы стать, потому что при этом я бы добился, несомненно, большего, чем при редактировании бамбергской газеты, не говоря уже о том, в каких я окажусь отношениях с университетом. Я говорю об этом Вам откровенно, так как к этому меня обязывает Ваше дружеское расположение ко мне, сам же владелец газеты, с которым я заключаю договор, не должен бы иметь ничего против существа моего условия, если произойдет то, о чем я пишу, то есть если при другом предложении я вскоре оставлю это место. Поэтому нет никакой надобности говорить ему об этом заранее, тем более что это лишь возможность.

Насколько мне известно, из Веймара поступило распоряжение о жалованье Шельвера. Его преемником сделали доктора Фойгта. Генри же получает лишь часть жалованья. Но другие здесь не должны об этом ничего знать, и поэтому я прошу Вас ничего не говорить по этому поводу мадам Фойгт, если она сама Вам не напишет 2.

Точно так же, уезжая отсюда, я буду говорить, что я не заключил еше в Бамберге твердого договора, но что

264

у меня там вообще есть дела, и прошу Вас не писать сюда кому-либо обо мне ничего другого. Ведь мне необходимо избежать до пасхи придирок, о которых я не могу не думать в этот период затруднений с денежными средствами.

Что бы Вы могли сделать для меня доброе и в чем могли бы мне содействовать, об этом поговорим позднее более определенно. Пока же я очень рад тому, что существует возможность Вашего переезда в Мюнхен, рад независимо от моих интересов. Вы даже не представляете себе, какое я принимаю в этом участие. Теперь, когда это учебное бюро распалось3, я могу вновь обрести доверие к научным учреждениям Баварии. Негативная, а затем и позитивная сторона Вашей там службы в свою очередь придаст уважение к Баварии в научном отношении. Недоразумение, возникшее в связи с ликвидацией Баварской Академии в Мюнхене, дало немцам из остальных частей Германии повод еще больше важничать.

То, что Вы вернули в типографию корректуру предисловия [к «Феноменологии духа»], меня нисколько не удивило, ибо просто отвратительно иметь дело с этой типографией.

Сегодня вечером вместе с Вашим письмом я получил также превосходное письмо от Юлиуса 4. Поблагодарите его за приглашение, о котором он пишет. Кланяйтесь госпоже Нитхаммер. В следующий понедельник я Вам напишу еще раз, ибо вижу, что есть еще много побочных обстоятельств, о которых мне нужно поговорить с Вами. Пока же я согласен на сделанное мне предложение и благодарю за сердечную дружбу.

Гегель

34 (90). ГЕГЕЛЬ — ШЕЛЛИНГУ

Иена, 23 февраля 1807 г.

Я искренне тебе обязан, дорогой Шеллинг, за твой дружеский ответ от 11 числа прошлого месяца. Меня искренне обрадовало то, что ты не изменил твоего душевного отношения ко мне. Я узнал это из той откровен-

265

ности, с какой ты изображаешь свое положение в Мюнхене, в то время как я тебе писал о моих поисках места. Ты хотел бы, чтобы я приехал в Мюнхен, бросив север, который уже давно пережил свой период расцвета и блеск которого, созданный пришельцами, также позади. Пока же я намерен вернуться в Бамберг. Там мне сделали предложение заняться делами, которые мне принесут больше, чем пребывание здесь. Сейчас это первое, чем я занят. Хотя эти дела и не совсем мне подходят и даже могут выглядеть не совсем приличными перед светом, они по крайней мере не постыдны. Речь идет о редактировании политической «Бамбергской газеты». Кроме того, что непосредственно связано с этой работой, я вижу и то, что иногда смогу приезжать в Баварию и если не становиться твердой ногой на ее почву, то по крайней мере ступать на нее. Так как моя договоренность не связывает меня на точно определенное время, то я могу в Бамберге давать частные уроки и таким образом заботиться о себе. И все же я прошу тебя пока ни с кем не говорить об этом, так как мой договор еще не вступил в силу, а здешние мои дела — жалованье в 100 талеров — еще не кончены. Есть у меня план, который мне больше по душе: это издание критического журнала немецкой литературы, обо всем наиболее значительном и примечательном в ней '. Возможно, что мне предложат место в Гейдельберге, и я переберусь туда и смогу осуществить свой замысел. Я одержим этой идеей и полагаю, что при определенной помощи мог бы пустить в ход нечто полезное. Немецкая литература подобна цветущей поляне, о которой кто-то сказал, что у него есть желание быть коровой, чтобы полакомиться на ней. Мне кажется вполне назревшей и благородной задачей лишить эту поляну ее дикого вида, выполоть весь сорняк, освободить полезные злаки и вновь придать ей вид полезного для человека земельного участка.

Если бы Баварская Академия хотела иметь такое же положение в обществе, какое имеет, например, Французская Академия, и держать в узде поверхностную болтовню и помпезное невежество, поддерживать лучшее и направлять на него внимание, то было бы, особенно

266

для Баварии, целесообразно, если бы Баварская Академия взялась издавать такой журнал. Не обязательно, чтобы журнал выходил с ее грифом, ее члены должны были бы его поддержать. Отсталость и разнородность составных частей Баварии нуждаются прежде всего в том, чтобы была упразднена анархия в области научных занятий, был создан какой-то центр и внимание публики было обращено на приобретение знаний, в которых ощущается столь заметный недостаток!».].

С большим интересом я прочитал твои сообщения относительно новой, более высокой стороны физических наук2. Между прочим, я сумел подытожить — по меньшей мере в общем виде — больше, пожалуй, свои мысли, чем опыты. Что касается последних, то я не чувствовал нужной для данного случая твердости в руках, и если один какой-нибудь эксперимент мне, казалось, удавался, то тут же возникали другие, которые противоречили ему при аналогичности условий, частично же обнаруживалось колебание и за пределами условий эксперимента, так что это относило удачные опыты за счет нетвердости рук (и ставило их под сомнение). Я должен был, пожалуй, учиться у одного из приобретших у вас опыт экспериментаторов, если вообще, как надеюсь, у меня есть способности к этому, с тем чтобы обрести уверенность в том, что я исключил случайное и механическое, что, как я полагаю, выступает в эксперименте с водяным молотом. Кроме того, насколько я помню, я видел у одного французского эмигранта, лет двенадцать назад, общеизвестный эксперимент, касающийся колебания, с одним, однако, нововведением, которое делало опыт более эффективным. Он повесил золотое кольцо на волоске в стакане, частично наполненном водой, при этом не было заметно никаких вспомогательных движений держащих волос пальцев. Кольцо начало колебаться, и колебания стали столь сильными, что оно ударялось о стенки стакана, и последний стал похож на колокольчик. Если бы этот опыт был обоснован, какая обнаружилась бы связь между слепым инстинктом деления времени — разделения, казалось бы, произвольного — и природой! Что могло бы быть более приятным для Риттера, изучавшего периоды времени? Его опыты,267

однако, становятся часто трансцендентными, и за ними трудно следить. Ему будет нелегко убедить других физиков в правильности и целесообразности применения своей магнитной иглы, изготовленой из двух металлов, о которой ты пишешь в сочинении против Фихте3. По меньшей мере это, судя по тому, что я слышу, вызывает еще много возражений. Что касается сидерических опытов 4, то об этом, как я с удовольствием услышал, он пишет, будто создал прибор, с помощью которого устраняется элемент случайности, который может оказаться в этом эксперименте. Без такого прибора я не смею думать, что мне удался опыт, к тому же, конечно, я применяю свинцовые отвесы, монеты и т. п., но не золотые и серебряные отвесы.

У Гёте я пробудил любопытство к этому, раньше же он шутил по этому поводу. Он трудится дальше над своей историей учений о цвете и печатает сразу две ее части: одну теоретическую, т. е. эмпирическую, и другую — историческую. В каждой части готово уже по двадцать печатных листов5. Я видел одну из частей. Она целиком построена — по причине ненависти к идее, из-за которой другие погубили дело, — на эмпирическом, вместо того чтобы выйти за его пределы к другой его стороне — понятию, которое только и может пролить свет на сущность дела. Одновременно Гёте печатает еще и книгу по морфологии6. Он вообще хочет все дела привести в порядок и свести счеты с земным. Начало этого — новый выпуск его «Метаморфоз растений» без изменений. Что касается его исследований о животном организме, к которому он намерен перейти после предыдущего труда, то это тебе уже известно лучше. Вот все, что я мог бы противопоставить богатству сделанных тобой научных сообщений...].

268

БАМБЕРГ, 1807-1808SS (92). ГЕГЕЛЬ—ГЕТЕ

(Бамберг, март 1807 г.).

Ваше Превосходительство, нет необходимости в пространных объяснениях того, что содержание, которое назначила мне милость Его сиятельства герцога, и жалованье, которое дает мне исполнение моих обязанностей преподавателя, при сложившихся обстоятельствах не составляют достаточных для меня средств существования. Поскольку во время моего пребывания в Бамберге, связанного с литературными делами, мне представилась возможность принять предложение участвовать в одном частном деле, которое является временным и может помочь достигнуть цели материального обеспечения, то я позволил себе обратиться к его превосходительству тайному советнику фон Фойгту с покорнейшей просьбой о том, чтобы Его сиятельство герцог этим летом предоставил мне отпуск, с тем, чтобы я мог вести здесь частные дела и заработать достаточно средств в ожидании счастливого времени, когда я при помощи и поддержке Вашей милости вновь обрету возможность выполнять свои служебные обязанности в университете и добиться этой цели посредством более приятных занятий. Осмелюсь покорнейше обратиться с той же просьбой к благосклонности и доброжелательности Вашего Превосходительства, прося о милостивейшей поддержке Вашего Превосходительства.

Позвольте мне приложить к письму экземпляр моего труда ', вышедшего на прошедшую пасху, выставить его на Ваш суд и засвидетельствовать тем самым мое благоговейное к Вам почтение, с чем я имею честь пребывать

Вашего Превосходительства покорным слугой. Г. В. Ф. Гегель, д-р и проф. философии в Иене.

269

36

(94). ГЕГЕЛЬ - НИТХАММЕРУ

Бамберг, вторник, 7 апреля 1807 г.

Пишу Вам, любезнейший мой друг, из двух соображений.

Прежде всего я не сказал Вам ничего о том, как распоряжаться с экземплярами [«Феноменологии духа»], эти рассуждения я и досылаю в настоящем письме. Из грех сброшюрованных экземпляров один на веленевой бумаге — для Гёте, другой на писчей бумаге — для тайного советника фон Фойгта, третий на веленевой бумаге — для Вас. Из трех несброшюрованных экземпляров пошлите, пожалуйста, один Фромманну. Как Вы знаете, время не позволяло брошюровать или переплетать. Далее, прошу Вас вернуть мне два других непереплетенных экземпляра. Взамен я оставлю здесь распоряжение о том, чтобы Фромманну отправили два экземпляра, которые мне пришлет сегодня Гебхардт. Следите, пожалуйста, за тем, чтобы один из них был передан майору фон Кнебелю, а другой — Зеебеку[...]."