1.1 Виды городских зрелищных форм искусства

1.1.1 Медвежья комедия

Среди ярморочных увеселений самой старой из всех забав была медвежья потеха. Этот жанр испокон веков был востребован: ни один праздник не обходился без танцев козы с косматым мишкой. Популярное увеселение нашло отражение и в лубочных картинках, которые в огромном количестве распространялись по России и охотно раскупались.

Медвежья комедия появилась не в городской среде. Считается, что первыми «медведчиками» [1c.54] были скоморохи новгородских земель. Сохранилось множество записок с XVI века, рассказывающих, что потомственные вожаки представляли питомцев по всей России, показывая свое искусство на крупных ярмарках во время народных гуляний (рис.1). Однако, с потерей Новгородом независимости, и как следствие, гонением простого люда и ремесленников, медвежье дело сходит на нет. Зафиксировано и осуждающее упоминание о медвежьих танцах в «Домострое»: там эта забава названа «богомерзким делом»[6c.35]. А указы 1640-х годов вообще направлены против всех видов развлечений игрового, массового характера. Следующим местом, где возродится эта забава, станет Александро-Невская лавра в Петербурге. Архимандрит Феодосий специально обучал маленьких подопечных ходить и плясать на задних лапах для императрицы Елизаветы Петровны. Таким образом, несмотря на запреты и гонения, медвежья потеха с XVIII вновь продолжит радовать крестьян и вельмож, старых да малых, простых ремесленников и царей [1].

Зрители во все времена относились с огромным почтением к выученному медведю, и это отношение – отголосок еще с тех времен, когда в языческом культе косматое животное считалось прародителем, от него зависело здоровье и благополучие людей. В декоративно-прикладном искусстве сохранилось достаточно изобразительных фактов, подтверждающих его чудесную силу. Так, в лубочном сюжете «Коза и медведь», при всей его комичности, очевидно, что мастер – гравер, очень внимательно прорабатывая силуэт, делая фигуру мишки крупнее и краше в сравнении с другими, видит своего героя как некое олицетворение волшебно-героического русского характера, защитника от всякого рода нечистой силы (рис.2).

Да и сами вожаки считались кудесникам и лекарями, охотно предлагали помощь: «У кого спина болит – спину помнет, у кого живот болит – горшки накинет, а у кого в боках колотья, он их приколет»[1c.73].

Уважение, которое испытывали к лесному артисту зрители, видно и из устных сохранившихся текстовых свидетельств и подписей к народным гравированным листам: «Михайло Потапыч» или «Матрена Ивановна», «почтенный Михайло Иваныч, господин Топтыгин». Конечно, и тут можно провести параллель с древним запретом на произнесение настоящего прозвища, чтобы не спугнуть удачу. Но есть и еще причина: поводыри привязывались к своим питомцам, единственным кормильцам, настолько, что те становились их полноправными членами семьи.

Для потешных выступлений выбирают именно это животное по нескольким причинам. Медведей довольно много в местных окрестностях; издревле было подмечено, что этот лесной житель лучше других поддается дрессировке. К тому же, встав на задние лапы, четвероногий артист становится удивительно похож на человека, что дает повод ко всякого рода аллегориям и потешным сравнениям. Зафиксированы такие слова одного из участников зрелища: «Да и ухватки-то все человечьи! И на лапах-то у него по пяти пальцов, и мычит-то он, словно говорить собирается, а сбоку попристальнее глянешь, словно видал где и человека-то такого»[1c.80] .

Само обучение танцам маленьких питомцев проходило следующим образом: зверят загоняли в медные клетки, в которых нагревали пол, в результате малыши вынуждены были вставать на задние лапы и переступать с места на место, при этом следившие играли на бубне. Через два-три месяца подобных тренировок медведя выводили уже на волю, где он самостоятельно танцевал, продолжая упражняться с бубном. После основного обучения, медведям подпиливали клыки и когти, продевали через нос кольцо для удобства вождения.

Множество раз отрепетированный номер представлял следующее: вначале, для того, чтобы создать доброжелательную атмосферу, медведь кланялся во все стороны, пока морда не упиралась в пыльную землю. Хозяин поздравлял собравшихся с праздником, а потом и сам совершал завершающий поклон вместе с мишкой.

После общего приветствия начиналось сольное выступление четвероного артиста. Вожак, успев натянуть быстро костюм козы, затягивал задорную песню, ритмично стуча по барабану. В текстовом сопровождении к самому известному гравированному рисунку «Медведь с козою прохлаждается» (рис.3) так описан этот номер: «Медведь с козою прохлаждаются, на музыке своей забавляются. И медведь шляпу вздел да в дудку играл. А коза сива в сарафане синем с рожками и с колокольчиками, и с ложками вприсядку пляшет»[1c.83].

Во время танца хозяин же непременно щекопал своего подопечного, тем самым подзадоривая его. Четвероногий артист, отмахиваясь от щекотки, вставал на дыбы, корчился, ходил по кругу и даже приседал. Зрители были чрезвычайно рады и довольны, круг смотрящих все сужался, любопытные напирали, и медведь с козой оказывались внутри сжатого кольца. На лубочных картинках, где изображена эта сцена, видно, насколько тесно артистам.

После вертежа, вожак задает вопросы медведю, а тот отвечает на них своим кривлянием-пантомимой: создается ощущение, что лесной барин прекрасно понимает человеческую речь. А спрашивают Топтыгина вот что: «А как, Михайло Потапыч, бабы на барщину ходят? – выкрикнул хозяин и самодовольно улыбнулся. Михайло Потапыч прихрамывает и, опираясь на палку, подвигается тихонько вперед, наконец, оседлал ее и попятился назад, возбудив неистовый хохот. -А как бабы в гости собираются, на лавку садятся да обуваются? - Мишук садится на корточки и хватается передними лапами за задние" [1c.85].

Благодаря печатным газетным очеркам и лубочным письменным комментариям, известна тематика пантомим особо талантливых мохнатых зверей: вьющийся хмель, сидящие судьи за судейским столом, стреляние из лука, махание саблей, хромание престарелых, любование и прихорашивание девиц перед зеркалом для жениха, воровство гороха, ласкание родных детей и милого мужа, брань падчериц, подкуривание табака, выпивание вина и благодарение за угощение и т.д [1].

После основной части разыгранной комедии, проиллюстрировав все шутки-задумки поводыря, мишка снимал со своего якобы сопротивляющегося комика-партнера «козий наряд», с неприязнью комкал, но в итоге надевал на себя. В завершении представления, косолапого отправляли за сбором, и вот тогда-то в шляпу в медвежьих лапах сыпались яйца, ватрушки, пироги с творогом, гроши и другая посильная оплата.

Со временем, когда перед городскими гуляниями начнут проводить торги за места на площади, станет ясно, насколько тесно медвежьей комедии среди расценок, объявлений. Это зрелище будет устраиваться на окраинах города, среди простого люда или в деревнях. Пантомимы мишек крайне редко будут показывать на сцене балаганов. Все же эта комедия была не чисто ярморочным увеселением: развлечение было близко обрядовому ряжению.

В старину при дворе царя очень любили такую потеху, как медвежья травля. Зрелище это жестокое, спросом пользовалось всегда. Однако, позже в том первоначальном виде сцена не могла быть показана на праздничных ярмарках для публики. И такая придумка, как комическая ненастоящая борьба вожака-козы и подопечного, заменила старинное увеселение.

Хоть, и способы дрессировки были не столь травмирующими, да и травля медведя уже давно запрещена, тем не менее, во второй половине XIX века общество покровительства животных добилось отмены медвежьей комедии. Последних ученых косолапых продают балаганам. Древнее искусство вожаков постепенно забывается. Поводыри со своими питомцами к 1930-м годам исчезли. Так кончилась эпоха медвежьей потехи.