1. Жанроведение в начале XXI века

Восемь лет назад один из авторов этой статьи писал: “Судьба «теории» (не обойтись без кавычек) речевых жанров сложилась драматично – не менее, чем судьба ее родоначальника” [Дементьев 1997: 37], не зная, насколько будущее подтвердит эти горькие слова…

Последние 10-15 лет, когда отечественная теория речевых жанров активно развивалась, практически во всех исследованиях общего характера и обзорах исследований по данной проблеме ([Вежбицка 1997; Федосюк 1997; Шмелева 1997; Долинин 1998; Дённингхаус 2002; Салимовский 2002] и мн. др.) в каком-то смысле стало традицией подчеркивать именно трудный путь развития ТРЖ, отсутствие так необходимого “ровного пути” (“и широкую, ясную…”) с постепенным осмыслением многообразного языкового и речевого материала, с обогащением данной теории благодаря привлечению положений других концепций и благотворным влиянием на них, с постепенным доведением до совершенства своей методики и терминологии (“тонкий, звонкий, прозрачный…”).

Приходится констатировать, что изучение речевых жанров, в котором часто видели важнейшую часть общего изучения речи в России и даже важнейшее направление современной лингвистики в целом, сейчас переживает не лучшие времена.

Вот что пишет об этом в 2004 году Т.В. Шмелева: “Речевые жанры <…> активно изуча­ются, однако здесь наметился определенный застой, по­скольку программные идеи уже высказаны, «открытия» наиболее эффектных жанров состоялись, на создание же энциклопедии жанров пока никто не решается. <…> Пока же она выглядит «собраньем пестрых глав», посвящен­ных полемике вокруг и наблюдениям над отдельными жанрами” [Шмелева 2004: 30].

Нельзя не признать справедливость слов Т.В. Шмелевой о застое в жанроведении: уже по количеству исследований по речевым жанрам, диссертаций, защитившихся по жанрам за последние два-три года, хорошо видно, что общий интерес к РЖ в лингвистике действительно сильно уменьшился. В то же время это кажется совершенно несправедливым, особенно на фоне растущего в отечественной и зарубежной лингвистике рубежа веков интереса к функционированию языка, человеческому фактору в языке. Продолжим цитату из Т.В. Шмелевой: “Обращение к речи – это не очередной всплеск лингвистической моды, а действительно настоятельнейшая потребность. С отрадой воспринимая этот поворот, трудно не испытывать и тревоги: поговорим, и все останется по-прежнему (как произошло с семантическим синтаксисом, текстом, – где многообещающие перспективы, обсуждав­шиеся в 1970-е?)” [там же].

В действительности, конечно, жанроведческие исследования не перестали быть актуальными просто потому, что жанры существуют и до сих пор исследованы недостаточно.

Сейчас трудно даже предположить, какого рода идеи должны быть положены в основу будущих исследований.

Объективная сложность речевых жанров – единиц гораздо менее четких и определенных, чем единицы и нормы языка, их близость к единицам непрямой коммуникации, в которой понимание высказывания требует дополнительных интерпретативных усилий со стороны адресата, обусловливает невозможность их адекватного описания в ставшей традиционной в лингвистике конца ХХ века системно-структурной терминологии.

До сих пор далеко не ясны механизмы, которые помогают носителю языка ориентироваться в бесконечно многообразных ситуациях общения, правильно понимать содержательные позиции собеседников в тех случаях, когда ни конкретная языковая форма реплик, ни их последовательность не имеют ничего общего с теми, с которыми он уже сталкивался в своей речевой практике. Часто высказываемая лингвистами идея “ключевых” слов, опорных реплик или типических интенций не может быть эффективно применена во многих случаях, поскольку известные заранее “ключевые” конструкции и речевые фигуры могут вообще не встретиться во вполне гладко протекающем речевом общении.

Не решена принципиальная для жанроведа-лингвиста проблема соотношения речевых жанров и языка. В частности, неясна роль имен жанров: распространенная в жанроведении точка зрения состоит в том, что речевой жанр Х есть в коммуникативной компетенции человека, если человек, услышав определенное высказывание, может сказать: “Это – Х” (где Х – имя жанра); однако в системе представлений современной ТРЖ пока невозможно объяснить тот факт, что выражения фатическая речь и small talk, используемые лингвистами в качестве базовых терминов для основных фатических интенций, неизвестны наивным носителям русского языка (что уж говорить о предлагаемых разными авторами заменителях типа неинформативная беседа, разговор ни о чём, экзистенциальный разговор, гедонистическое общение, которые могут поставить в тупик как наивного носителя языка, так и лингвиста), что почему-то нисколько не мешает данным типам общения быть очень широко распространенными, узнаваемыми, успешными.

Наконец, многие коммуникативные смыслы не поддаются полному исчислению и обычно “ускользают” при системно-структурном лингвистическом анализе – это могут быть не только какие-то маргинальные семантические компоненты, дополнительные коннотации и т.п., но и принципиально важные для общения смыслы. Часто адекватная интерпретация коммуникации невозможна без учета эстетической значимости речи, а теория речевых жанров пересекается с поэтикой человеческого общения¹.

Конечно, мы перечислили далеко не все нерешенные проблемы теории речевых жанров – ср. рассуждения Б.М. Гаспарова [1996] о современной научной парадигме в лингвистике, в которой, с точки зрения ученого, пока что отсутствуют эффективные объясняющие модели для осмысления многообразного “языкового существования”.

Теория речевых жанров предлагает – хотя бы в потенции – именно универсальный подход к речевому поведению человека, механизмам порождения и интерпретации речи. ТРЖ берется за решение самой трудной задачи в лингвистике речи – найти единую плоскость для систематического анализа наиболее хаотического в лингвистике материала на базе модели речевого жанра, сформулированной М.М. Бахтиным.

В настоящей статье мы хотим поговорить о некоторых возможных путях развития ТРЖ на новом этапе.

В современных исследованиях само понятие “жанр” в значительной степени сместилось на периферию, вытесненное очень активно развивающимися ориентированными на западные традиции концепциями, прежде всего когнитивными и лингвокультурологическими.

О сложных отношениях “восточной” теории речевых жанров и “западной” теории речевых актов уже говорилось немало, в свое время один из авторов принял участие в этой дискуссии [Дементьев 1999]; см. также статью В.П. Москвина в настоящем сборнике. Как известно, ТРЖ успешно использовала разработанную методику и терминологию ТРА, однако попытки их взаимовыгодной интеграции в качественно новую концепцию, которая обладала бы на порядок более высоким объяснительным потенциалом, чем каждая из них в отдельности, столкнулись с очень большими (и, конечно, совершенно объективными) сложностями.

В каком-то смысле похожее состояние переживает теория речевых жанров начала XXI века; при этом, естественно, найти подходящее место для РЖ в уже сложившейся, изначально ориентированной на другие приоритеты и задачи когнитивной теории, осмыслить их генетическую связь и интегрировать существующие системы представлений намного сложнее, чем интегрировать теорию речевых жанров и теорию речевых актов. Проще некритично принять хорошо зарекомендовавшую себя (для своих целей), да еще модную когнитивную методику…

Теория речевых жанров и лингвокультурология (вместе с теорией концептов), в их современном виде, суть проявления двух глобальных тенденций общей научной парадигмы в языкознании конца ХХ – начала ХХI веков: с одной стороны, это функциональный подход к языку (см.: [Туманян 1985; Функциональная стратификация языка 1985; Личностные аспекты языкового общения 1989; Баранникова 1995]), с другой стороны, – когнитивный подход (см.: [Петров, Герасимов 1988; Кибрик 1994; Кубрякова 1994; Рахилина 2000]). Попытки увидеть общее в двух разных научных подходах, особенно в один исторический период, конечно, занятие настолько же естественное, насколько порочное (как пытались и пытаются найти общее в концепциях В. Гумбольдта и Ф. Боппа, Л. Блумфилда и Э. Сепира, В.В. Виноградова и М.М. Бахтина…). В нашем случае, однако, вопрос интеграции является более естественным, закономерным и актуальным. Кстати, оба подхода – функциональный и когнитивный – нередко объединяются как проявления общей антропологической научной парадигмы в языкознании [Человеческий фактор в языке 1991; 1992; Язык и общество 1995; Языковая личность 1996; 2001; Вопросы стилистики 1999].

Если не говорить о модных и немодных терминах, и теория речевых жанров, и теория концептов в равной степени отвечают общей семантизации современной лингвистики: естественно, концепт есть содержательно ориентированная единица, а изучение концептов на современном этапе есть не что иное, как изучение – в наиболее общем виде – плана содержания языковых единиц (в том числе лексико-семантического, грамматического, а также коннотативного, стилистического и функционально-стилистического, коммуникативно-прагматического и ассоциативного компонентов плана содержания).

Но жанр тоже содержательно ориентированная единица. Жанры почти невозможно изучать иначе: использование только формальных моделей (в частности, монологически-логико-грамматической методологии теории речевых актов) при изучении естественного речевого общения часто оказывается несостоятельным. Забегая несколько вперед, добавим, что жанры составляют важную часть тех смыслов, которые включаются в концепт.

Несомненно, использование когнитивной методики было бы полезно для объяснения жанров, а использование понятия речевого (коммуникативного) жанра, в свою очередь, было бы полезно для объяснения коммуникативных концептов. Собственно говоря, без использования понятия речевого жанра когнитивная лингвистика не может выполнить свою главную задачу – осмысление языкового и коммуникативно-речевого сознания.

Исследования такого рода осуществляются (хотя их не так уж много); в одних интеграция проводится более успешно и выглядит более естественной (например, понятие жанра успешно используется в лингвокультурологических концепциях В.И. Карасика, А.В. Кравченко, М.Л. Макарова, Г.Г. Слышкина, И.А. Стернина), в других – менее успешно.

Одним из наиболее удачных опытов интегративного подхода нам представляется докторская диссертация Г.Г. Слышкина, в которой развивается концепция жанровой картины мира. Г.Г. Слышкин исследует разные жанровые картины мира внутри общей национально-культурной КМ. Понимая речевой жанр как “поле реализации определенного спектра социальных ценностей и основанных на них лингвокультурных концептов” [2004: 178], ученый доказывает, что концептуальная насыщенность, или спектр ценностей, реализуемых в рамках данного речевого жанра, достигает максимального уровня, когда в картину мира, конструируемую в текстах данного жанра, входят определенная фактуальная информация о самом жанре и ценностное отношение к нему. Такие жанры “концентрируют в себе аксиологически полярные пласты человеческого сознания – научную и утилитарно-бытовую картины мира” [там же: 180]. (См. статью Г.Г. Слышкина в настоящем сборнике.)

В некоторых исследованиях (например, [Маркова 2003; Кусов 2004]) объясняющие потенции ТРЖ при изучении концептов используются, на наш взгляд, недостаточно – по сути можно говорить лишь о частичных дополнениях к основному (“чисто” концептологическому) анализу.

Так, в кандидатской диссертации Л.Ф. Марковой “Когнитивная идентификация речевого жанра” ставится цель “выявить признаки для построения типологии речевых жанров на основе когнитивных критериев”. Однако заявленная, очень важная (кроме того, красиво и модно звучащая и как будто бы никем ранее не ставившаяся) задача едва ли решена Л.Ф. Марковой полностью: вместо того чтобы привлекать действительно новые, не использовавшиеся ранее когнитивные идеи, автор предлагает использовать при изучении РЖ модели, действительно базовые в концептологии (например, фрейм-модель), но совершенно не новые и даже ключевые в ТРЖ. Уже начиная с М.М. Бахтина, давшего определение жанра как типичной формы высказывания, проблема когнитивного моделирования РЖ, жанровых знаний, компетенции, интерпретации стала одной из центральных в изучении речевых жанров (Г.И. Богин, Ст. Гайда, К.А. Долинин, М.Ю. Федосюк). В современной теории речевых жанров также очень широко используются модели фреймового типа (А.Г. Баранов, И.Н. Борисова, К.Ф. Седов; см. статью А.Г. Баранова в настоящем сборнике).

В докторской диссертации А.В. Олянича [2004], в которой разрабатываются основы презентационной теории дискурса, концепт фактически понимается лишь как то, что транспортируется в дискурс для повышения его воздейственности.

В целом идеи интеграционного жанр-концептологического (или дискурс-концептологического) характера еще не оформились в единую концепцию, отношения жанра и концепта часто понимаются по-разному. В настоящем сборнике также оказались представлены разные подходы; с некоторыми нам довольно трудно согласиться (например, когнитивно-прагматическим подходом к жанру, представленным в статье О.С. Иссерс и О.Г. Никоноровой).