4.3. Социальное устройство ямного общества Северо-Западного Причерноморья

Анализ социальной структуры в различных аспектах предполагает рассмотрение трех моделей:

1) функциональной (воины-служители культа - носители производственной функции);  2) потестарной (правители - знать - рядовое население);  3) этносоциальной (соотношение обрядовых групп, выявление их места и роли в социальном устройстве ямной КИО Северо-Западного Причерноморья).

Функциональная структура. Исследователи полагают возможным выделение трифункциональной структуры ямного общества, состоящего из трех сословий: брахманов (жрецов), кшатриев (воинов) и вайшья (рядовых общинников); порой выделяют и сословие ремесленников. Эти вопросы были рассмотрены нами в Главе 1.

Сложность их, а также взаимосвязь с проблемой характера и путей политогенеза, заставляют нас более детально рассмотреть возможность выделения в ямном обществе всех трех социальных групп (сословий).

Прежде, чем перейти к конкретным моментам, отметим, что обычно говорят о трех путях политогенеза, в зависимости от преобладания в них того или иного аспекта общественной деятельности - военном, аристократическом и плутократическом. При первом из них процесс институализации власти идет через резкое возрастание роли военной организации и постепенное превращение военного предводителя в единоличного правителя, а его ближайшего окружения - родственного и неродственного - в привилегированную прослойку, из которой впоследствии вырастала аристократия. Главными механизмами политогенеза при этом служат военно-демократические и военно-иерархические формы организации власти. Становление политической организации по аристократическому пути характеризуется постепенным превращением в правящий класс родоплеменной верхушки, которая сосредоточивает в своих руках руководство всеми без исключения сферами жизни, в том числе и военной. Тем самым, несмотря на высокий общественный престиж военной деятельности и ее материальную выгодность, исключается возможность формирования военной аристократии в качестве самостоятельной группы, которая могла бы претендовать на руководящее положение в обществе. Плутократический путь становления власти означает объединение более или менее крупных групп сторонников и зависимых людей вокруг отдельных индивидов, выделяющихся своим богатством и авторитетом. Эти пути наблюдались этнографами или зафиксированы на материалах многих древних народов мира. Отмечают, что названные пути политогенеза, как правило, редко встречаются в “чистом” виде: обычно, в реальности сочетаются моменты, присущие каким-нибудь двум из них, а то и всем трем, т.е. фиксируется преобладающая тенденция развития (Куббель, 1988, с. 134-135).

Основной критерий фиксации военного пути политогенеза на археологическом материале связан с присутствием инсигний власти в погребениях с оружием. Такие погребения свидетельствуют о выдвижении правителя из среды военной знати. Аристократический путь политогенеза констатируется для тех прослеживаемых археологически обществ, где:

1) отсутствуют социально неординарные погребения с оружием,  2) оружие может сочетаться с жреческими атрибутами, но отсутствует в захоронениях с инсигниями власти,  3) в погребениях с инсигниями власти могут присутствовать жреческие атрибуты,  4) имеются погребения, отражающие наследование социального статуса.

Наличие первого признака не является обязательным, т.к. при аристократическом пути политогенеза военная знать может и существовать, но она недостаточно сильна, чтобы монополизировать отправление властных функций. Важен к тому же четвертый признак, ибо при его отсутствии мы с равной степенью можем допустить плутократический путь политогенеза (Иванова, Цимиданов, 1993).

Носители военной функции. Анализ погребального инвентаря и особенностей обряда позволил прийти к выводу об отсутствии оружия в погребениях с социально-престижными находками, высоким уровнем трудовых затрат, неординарным ритуалом. Исключения составляет захоронение Алкалия 33/3, что, впрочем может объясняться тем положением, согласно которому пути политогенеза, как правило, не фиксируются в чистом виде, о чем мы упоминали выше.

Выявленные данные могут свидетельствовать о том, что в ямном обществе, вероятно, отсутствовала военная знать и сложение воинского сословия не происходит. Тот факт, что с кремневыми топорами (которые мы относим к атрибуту воина) погребались мужчины 35-60 лет (Табл. 10) свидетельствует о том, что воинами было все боеспособное население мужского пола, а не только молодые мужчины, как это характерно для обществ с системой возрастных классов. Из данных этнографии известно, что образование социальной группы воинов, в целом, нетипично для мобильных скотоводов и кочевников. В степных обществах, в качестве основного занятия имеющих скотоводство, на характер воинства накладывает отпечаток тот факт, что скот был легко отчуждаемым продуктом. В этой ситуации выделение небольшой прослойки воинов-профессионалов неэффективно; воином должен быть каждый мужчина, что наблюдается (при обращении к этнографическим параллелям) во многих обществах мобильных скотоводов. В качестве примера можно привести скотоводов Восточной Африки (Калиновская, 1989, с. 112, 121, 181), печенегов, половцев (Плетнева, 1988, с. 25, 40-41), монголов, казахов, бедуинов (Марков, 1976, с. 76-77, 141, 255, 268).

Служители культа маркированы несколькими категориями погребального инвентаря, а также особенностями в ритуале. Прежде всего упомянем ритуальный набор из медных ножа и шила; предполагают, как мы отмечали в предыдущей главе, что захоронения с ними принадлежат профессиональным служителям культа, шаманам, жрецам (Бесстужев, 1987, с. 14) или вождям-жрецам (Синюк, 1996, с. 10). Отметим также ритуальные украшения - подвески из зубов животных, которые, по мнению исследователей, позволяют считать покойных причастными к охотничьему промыслу и культу (Ковалева, 1989, с. 50). В состав ожерелья из клыков могут входить и молоточковидные булавки. В Северо-Западном Причерноморье такого сочетания не наблюдается; находки их единичны. Об их семантике существуют разные точки зрения: полагают, что булавка свидетельствует о сакральной выделенности лиц, с нею погребенных (шаманы, жрецы, колдуны). В то же время существует мнение, что булавка - индивидуальный фетиш, который маркирует приверженность к определенной религии (Кияшко, 1992, с. 8), т.е. как знак служителя культа вряд ли может использоваться. Однако, находки в регионе в одном комплексе с булавками ножа и шила (Тирасполь 193/4), погребение в каменном ящике (со стелой и молоточковидной булавкой) указывает на ритуальную окраску артефакта. Известные в захоронениях костяные трубочки (для доения) маркируют, на наш взгляд, лиц, имеющих отношение к скотоводческому культу. Ритуальный аспект игры в астрагалы, применение их для гадания отмечались; погребенные с астрагалами, видимо, являлись гадателями, имели отношение к культу. С гаданием связывают авторы раскопок набор разноцветных расписных деревянных палочек из Велико-Зиминово 1/1 (Рис. 23, 2). Скорее всего, имеет отношение к культу и погребенный с дудочкой из человеческой кости в захоронении Вишневое 13/6. К ритуалам, связанным с нейтрализацией враждебных сил, мы отнесли и найденные в захоронениях мотыги. Возможно, и лица, с ними погребенные, относятся к служителям культа. Видимо, с этой же группой связан захороненный молодой мужчина с набором из лопатки животного и костяными “штампами” на ней, сосудом с охрой (Оланешты 8/7). Ритуальным инвентарем являются растиральники из фрагментов топоров, а также, видимо, часть обычных растиральников: на некоторых из них имеются следы охры (Балабанешты 1/3, Траповка 10/22), поэтому лица, погребенные с ними, также имеют отношение к культу. И, наконец, некоторые захоронения с особенностями в ритуале также можно полагать принадлежащими служителям культа. Так, существует точка зрения об отнесении к ним погребенных в каменных ящиках. С этим предположением согласуется и роспись стен некоторых из них, и найденные в инвентаре палочки для гадания, молоточковидная булавка. Пожалуй, лишь погребение с булавой из Алкалии 33/3 значительно отличается от остальных и является воинским.

В интерпретации антропоморфных стел чаще всего отмечают именно культовый аспект, видя в них изображение божества, обожествляемых предков, родоначальников и т.п. Была предложена интерпретация погребенных со стелами как определенной социальной группы вождей-жрецов и их семей (Новицкий, 1990, с. 73). В этом контексте отметим точку зрения Д.С. Раевского, согласно которой антропоморфные изваяния являются одним из предметных воплощений космического столпа как олицетворения миропорядка (Раевский, 1985, с. 144-145). Воздвижение его на могиле человека, смерть которого нарушила установленный миропорядок, является действием, ведущим к устранению нанесенного смертью урона. Мы полагаем возможным предположить, что лица, погребенные со стелами, могли иметь отношение к культу.

Неоднородность группы служителей культа, куда входили лица, вероятно, специализирующиеся на различных ритуальных операциях, не должна удивлять. Так, отличительной чертой, к примеру, древневедического общества было господство жрецов, которые делились на 16 категорий с брахманами во главе (Шарма, 1987, с. 203). Отличаясь не только особенностями погребального инвентаря и ритуала, но и уровнем трудовых затрат, погребения служителей культа, видимо, неоднородны в социальном плане. В предыдущей главе мы рассматривали тенденцию признака по различным уровням трудовых затрат в тех или иных группах захоронений. Из них выделяются погребения, сопровождающиеся набором металлических ножа и шила, с мотыгами, фрагментами топоров, подвесками из зубов животных. В этих группах захоронений наблюдалась повышенная тенденция одного или двух признаков, характеризующих трудовые затраты. Характерно, что не во всех группах служителей культа имеются детские захоронения; так, они отсутствуют среди погребений с ножом и шилом, с булавками. Связано ли это с малочисленностью находок или тем, что некоторые ритуальные функции были недоступны детям, трудно решить однозначно.

Всего к служителям культа мы относим 148 погребений, или 6,7%. Относительно небольшое их количество может объясняться отсутствием четких однозначных критериев выделения захоронений этой социальной группы. Возможно, существуют захоронения учеников, не маркированные ритуальным инвентарем, а также другие категории, которые мы пока не в состоянии выделить. Вероятно существование лиц, сопричастных культу, но не являющихся жрецами.

Лица, занятые в хозяйственно-производственной деятельности, являлись основной социальной группой ямного общества. Функционально-производственные группы населения были, вероятно, такими же, как и у других скотоводческих народов. Однако, отличия между ними получили слабое отражение в археологических реалиях. В целом, социальные роли индивидов определялись социально-экономическим укладом общества, который мы рассмотрели в начале главы. Реконструкция этих ролей довольно проблематична - в одних обществах инвентарь и обряды отражали прижизненную специализацию умерших, в других такого отражения не происходило (Бочкарев, 1978; Черных, 1998). Как мы уже отмечали, помимо скотоводства, ямные племена были знакомы с земледелием, различными видами специализированной деятельности. Уход за скотом, организация быта, подвижный образ жизни сочетались тем не менее с “непроизводственной деятельностью” (строительство курганов, участием в ритуалах). При этом естественно, что все аспекты были подчинены основному - обеспечению оптимальных условий для жизнедеятельности социума. Характеристика орудий труда, найденных в ямных погребениях региона, освещает некоторые вопросы, связанные с хозяйством и бытом ямных племен. При этом безынвентарные захоронения, составляющие основную часть захоронений, скорее всего, связаны с непосредственными производителями.

Исследователи отмечают существование в ямном обществе лиц, связанных с медициной (Марина, 1995) и врачеванием животных (Новицкий, 1990), однако однозначно определить, связаны эти социальные роли с хозяйственной деятельностью или культами, затруднительно.

Что касается потестарной структуры (правители - знать - рядовое население), отметим прежде всего наличие двух категорий правителей. В первую очередь, это погребенные с повозками, принадлежность которых к социальной верхушке общества не вызывает сомнения среди исследователей. Как было показано выше, захоронения с целыми проушными топорами мы также склонны трактовать как погребения лиц, связанных с властной функцией.

Ни в одном погребении не зафиксировано сочетание повозки с топором. Обе категории находок распространены в регионе довольно равномерно, так что соотносить их с какими-то территориальными группами вряд ли правомерно (Рис. 10); кроме того, известно их нахождение в рамках одного могильника (Саратены). Скорее всего, не следует говорить о хронологическом разрыве между этими группами захоронений (и, следовательно, изменении атрибута правителя) - в каждой группе есть и более ранние, и более поздние погребения.

При этом, захоронения, сопровождающиеся повозками, несомненно, связаны с большими трудовыми затратами (Табл. 5, 6). Имеются отличия в инвентаре двух рассматриваемых групп: в погребениях с повозками присутствуют преимущественно серебряные украшения, найдены металлические ножи. В погребениях с топорами, напротив, доминируют украшения из меди, а найденные ножи-кинжалы изготовлены из кремня. Среди комплексов с повозками известны захоронения как мужчин, так и женщин, и детей. Погребения детей, сопровождающихся топорами, отсутствуют. Создается впечатление, что лица, сопровождающиеся повозками, занимали в структуре ямного общества более высокую позицию. Существенным, на наш взгляд, являются отличия в позах погребенных: среди правителей, маркированных повозками, преобладают захоронения 1-ой обрядовой группы, остальные представлены единичными случаями. Напротив, сопровождающиеся топорами расположены чаще всего на левом боку или с наклоном влево, в двух случаях - скорченно на спине. То есть, несмотря на некоторую взаимосвязь, их принадлежность к разным обрядовым группам указывает, скорее всего, на соотнесение разных категорий правителей с различными этносоциальными образованиями, которые мы, вслед за другими исследователями, полагаем возможным считать демосоциальными организмами (Семенов, 1966; Рычков, 1990). Возможно, следует говорить и о разделении властных функций правителей, отраженном в погребальном ритуале, инвентаре. Тенденция разделения власти на несколько ее видов характерна для древних обществ (Куббель, 1988, с. 83-85). Отметим, что погребения с повозками проявляют взаимосвязь с теми группами захоронений, погребенные в которых выделяются своим социальным положением. В четырех комплексах с повозками найдены серебряные височные спирали, в семи - ямки от кольев на дне могилы, в одном - антропоморфная стела. Захоронения детей к тому же указывают на наследование социального статуса в рассматриваемой группе правителей. Отсутствие оружия в инвентаре указывает, что ни правителей, ни связанные с ними социальные группы, нельзя однозначно относить к военной знати: скорее, они соединяли управленческие и сакральные функции, либо все три аспекта властных функций.

Прежде чем перейти к рассмотрению погребений знати, отметим тот факт, что, по этнографическим данным, выдвижение индивидуального вождя неразрывно соединено со складыванием привилегированного положения в обществе и той группы, к которой вождь принадлежал по происхождению, т.е. группы, связанной с ним узами родства, пусть во многих случаях родства фиктивного. Возникновение системы наследования (в широком смысле, не обязательно прямым наследованием от отца к сыну) носителей власти, сложение наследственных статусов вело к формированию наследственной аристократии, которая в итоге сосредоточила в своих руках руководство всеми сферами общественной жизни. Это было равнозначно превращению, в конечном счете, самого права доступа к руководству и власти в любой из таких сфер в своего рода корпоративную собственность сложившейся знати. Нормы рекрутирования носителей верховной власти, перехода власти от одного лица к другому или от одной группы к другой устанавливались так или иначе по отношению к генеалогическому статусу таких лиц или групп лиц, при всех возможных различиях в способах определения конкретного носителя этой власти. При этом генеалогия отличается редкой гибкостью и приспособляемостью к конкретной потестарной обстановке. В этом нет ничего удивительного: в условиях первобытного общества родство, запечатленное в генеалогии, представляло важнейший вид социальных связей, без которых вообще немыслимо проявление властных отношений. Наследование социального статуса отображает взаимную обусловленность двух процессов: выдвижение единоличного руководителя в обществе должно быть в такой же степени результатом возвышения родственной группы, как и предпосылкой этого возвышения (Куббель, 1988, с. 58-59, 98-99, 106-107, 154-155).

Мы полагаем возможным отнесение к знати нескольких групп захоронений, в которых, на наш взгляд, погребены лица, занимавшие в обществе высокое социальное положение. При этом знать может быть связана с обеими функциональными группами - и служителей культа, и участвующих в хозяйственно-производственной деятельности. Прежде всего, это - захоронения с серебряными височными подвесками в инвентаре, с антропоморфными стелами и “домиками мертвых” (ямками от жердей и кольев). Характерно, что эти три группы проявляют взаимосвязь между собой в силу взаимовстречаемости маркеров (а две из них, как отмечалось выше, - с категорией правителей, сопровождающихся повозками).

Исследователи отмечают, что на протяжении эпохи раннего металла знать в большой мере монополизировала использование металла; он в основном, функционировал в социально-престижной сфере и был доступен лишь немногим (Шнирельман, 1988, с. 75-76). Поэтому к группе знати мы отнесли прежде всего погребения с металлическими артефактами (как с орудиями, так и украшениями). Помимо отмеченных выше групп захоронений (с ямками на дне, антропоморфными стелами), мы полагаем возможным соотнести со знатью погребенных в каменных ящиках; возможно, к ним примыкают захоронения с каменными надмогильными конструкциями. Более сложен вопрос с основными подкурганными погребениями. С одной стороны, курганная насыпь определенно фиксирует наследуемое социальное положение. С другой стороны, воспринимать ее лишь как показатель вложенных в ритуал трудовых затрат было бы чересчур прямолинейно. Отмечают отражение в курганной насыпи сложных космогонических (Белов, Ляшко, 1988), мифологических (Ковалева, 1989) представлений. Тот общеисторический аспект, согласно которому территория считается обжитой, когда на ней есть могилы предков, может указывать на восприятие курганной насыпи как маркера освоения новых территорий. Также неоднозначны в социальной структуре общества группы погребений, окруженных рвами. Они в какой-то степени проявляют взаимосвязь с захоронениями знати: дважды найдены серебряные подвески, по одному разу - бронзовый нож, медные пронизь и обойма. В восьми погребениях зафиксированы ямки на дне. В то же время ров (наряду с кромлехом, обкладкой насыпи) может выполнять магическую, защитную функцию круга, оберегая социум от определенной категории умерших (Топоров, Майлах, 1988, с. 18-19).

Категория знати, в целом, неоднородна: некоторые относимые к ней группы демонстрируют увеличение количества вложенного труда при совершении значительного числа захоронений. Отметим повышенную тенденцию совокупности одного из признаков, характеризующего трудовые затраты в группе захоронений, сопровождающихся серебряными височными подвесками. По двум признакам (наличие уступа и превышение средних размеров) выделяются правители, маркированные повозками. Погребения с ямками от жердей на дне погребальной камеры характеризуются повышенной тенденцией по всем трем признакам (основные погребения, наличие уступа, превышение средних размеров). Причины этого, возможно, следует искать в том, что определенные социальные слои имели больше возможностей для повышения личного (достигаемого) статуса.

В целом, погребения знати в регионе, по нашим подсчетам, составляют 18,7% (397 захоронений). Этот показатель увеличится, если к знати отнести основные захоронения. Относительно высокий процент таких захоронений объясняется, возможно, тем, что в курганах хоронили не всех представителей общества, а определенную ее часть, выделяющуюся своим социальным положением.

Остальные погребения, с инвентарем и без него, мы отнесли к рядовому населению. Эта группа в своем составе неоднородна: при доминировании в ней погребений среднестатистического облика, некоторые захоронения сопровождались инвентарем, другие выделяются уровнем трудовых затрат. Говорить о существовании зависимого населения по имеющимся археологическим данным нет оснований. Возможно, такое население и было, но его не хоронили в курганах.

Отсутствие оружия в захоронениях знати и правителей, наряду с наследованием социального статуса, позволяют нам предположить аристократический путь политогенеза в ямном обществе региона. Заметим, что для восточного ареала ямной КИО предполагается существование вождества (Зданович Д.Г., 1997). Характерно, что при аристократическом пути политогенеза военная знать могла и существовать, но она не являлась настолько сильной, чтобы монополизировать отправление властной функции. В таком обществе военный вид деятельности мог занимать, тем не менее, весьма заметное место, социальный и общественно-психологический статус воина был неизменно высоким (Куббель, 1988а, с. 235).

Отметим, что выделение обрядовых групп в исследованиях по ямной проблематике стало уже традиционным; при этом определенным фактором в таких классификациях является поза погребенного (Яровой, 1985; Дергачев, 1986; Рычков, 1990). Полагают, что в этом признаке отразились различные этнические корни носителей ямной культуры (Рычков, 1988). Заметим, что с этими выводами согласуются некоторые отличия в погребальном инвентаре, ритуале различных обрядовых групп, а также различия в антропологическом облике захороненных скорченно на спине и на боку (Зиневич, 1970; Круц С. И., 1985). Мы полагаем, что переменная стратиграфия, планиграфия, парные и коллективные захоронения (в которых сочетаются практически все варианты) указывают на сосуществование на определенном этапе всех обрядовых групп. При этом наличие среди правителей, знати, служителей культа погребений различных обрядовых групп позволяет предположить формирование в регионе единой потестарной общности, охватывающей носителей всех обрядовых традиций.

Показательно в этом контексте наличие двух категорий правителей, соотносимых, в целом, с разными обрядовыми группами. По всей вероятности, отличны они и по своему социальному положению, что отразилось в характере погребального инвентаря, особенностях ритуала, уровне трудовых затрат. Мы полагаем возможным предположить сложение в Северо-Западном Причерноморье потестарного объединения, союза, причем союза неравноправного. Отмечаются три пути формирования неравноправных союзов:

1) завоевание,  2) приход на территорию, которой владел другой, более мощный организм,  3) в результате добровольного подчинения основному коллективу.

При этом доминирующий компонент превращается в монопольного владельца должности верховного вождя; административные, военные и жреческие функции являются наследственными, причем не обязательно от отца к сыну, а внутри главенствующего коллектива (Берзин, 1966). Таковым, видимо, является этносоциальный организм, с которым соотносятся погребения 1-ой обрядовой группы. В нем сосредоточены в большинстве своем захоронения лиц высокого социального положения, с престижным инвентарем, особенностями в ритуале, значительная часть основных захоронений. Так, с ним соотносятся 81,3% погребенных с повозками, 68,1% - с антропоморфными стелами, 82,0% - с ямками на дне погребальной камеры, 58,9% - с серебряными спиралевидными подвесками, большая часть погребенных с медными ножами и шильями.

На наш взгляд, можно говорить о консолидирующей роли данного этносоциального организма в рамках потестарной общности региона. Мы не располагаем возможностью определить конкретный путь формирования объединения. Не исключено, что эта ситуация объясняется хронологическим приоритетом 1-ой обрядовой группы в освоении территории (Яровой, 1985; Николова, 1992). Учитывая различные этнические корни входящих в объединение этносоциальных организмов, уместно отметить, что связь этнического разделения с социально-потестарной стратификацией вообще была свойственная традиционным обществам различных континентов (Куббель, 1982). Ямное общество Северо-Западного Причерноморья, видимо, не являлось исключением.

Гипотетически в данном союзе видится группа племен, соплеменность. Однако в таком археологическом источнике как подкурганные захоронения слабо отражены основные признаки подобных социальных образований.