- •1 Июня 42 г.
- •13 Июня 42 г.
- •20 Июня 42 г.
- •6 Июля 42 г.
- •13 Июля 42 г.
- •6 Августа 42 г.
- •8 Августа 42 г.
- •22 Августа 42 г.
- •26 Августа 42 г.
- •10 Сентября 42 г.
- •10 Сентября 42 г.
- •15 Сентября 42 г.
- •20 Сентября 42 г
- •25 Сентября 42 г.
- •30 Сентября 42 г.
- •5 Октября 42 г.
- •18 Октября 42 г.
- •19 Октября 42 г.
- •24 Октября 42 г.
- •25 Октября 42 г.
- •25 Октября 42 г.
- •30 Октября 42 г.
- •30 Октября 42 г.
- •6 Ноября 42 г.
- •6 Ноября 42 г.
- •9 Ноября 42 г.
- •12 Ноября 42 г.
- •13 Ноября 42 г.
- •13 Ноября 42 г.
- •13 Ноября 42 г.
18 Октября 42 г.
Дорогие мои!
...Очень обрадовалась Ежиным каракулькам. Жду с нетерпением его карточки. Но вы все собираетесь, и никак не вышлите ее мне. Вы все же поспешите. Ведь здесь живешь минутами.
Посылаю вам свою рожицу. Только вы не пугайтесь, я, ей-богу, не такая страшная. Этот снимок сделан после одного очень горячего боя. Но, как видите, у меня далеко не изможденный вид. Я думала, что на мою полноту хоть бой подействует. Ничего подобного, никакого впечатления. Я часто пою одну песню, очень мне слова нравятся:
Ты теперь далеко, далеко. Между нами поля и леса. До Уфы мне дойти не легко, А до смерти — четыре шага.
Вот и сейчас я сидела и пела ребятам, потом мне принесли открытку. Ветер завывает, свистит. Ночь. Где-то между облаками мелькает луна. Фрицы позабирались в окопы (они ночи боятся, как черт ладана) и для собственного успокоения строчат из автоматов или по звездам, или в пустое пространство, так как не знают, куда стрелять.
Сегодня целый день с ночи сижу в роте, беседую с бойцами. И так как днем сюда подойти невозможно, то открытку мне доставили только сейчас.
Вчера была в деревне. Сидели с одной связисткой в кухоньке. Рядом разорвался снаряд, изрешетил осколками всю кухню. Девушку ранило и все лицо осыпало песком да с такой силой, что он глубоко въелся под кожу. А мне опять ничего. Я прямо удивляюсь. Мне везет, везет, да, кажется, когда-нибудь так повезет, что и света не увижу...
19 Октября 42 г.
Папулька, дорогой! Ты мне писал, что на какой-то неделе не получил от меня ничего, а теперь я тебе пишу, что на этой неделе от тебя ничего нет. Зная твою аккуратность, мне это что-то подозрительно. Получил ли ты мою карточку?
Наконец-то у меня наладилась, конечно, относительная связь с Уфой. Там все в порядке. Еж здоров, бегает, играет, научился драться.
У меня пока ничего нового нет. Все те же бои за каждый вершок Советской земли. О здоровье моем не беспокойся. Я пока совершенно здорова, но что будет в следующую минуту, сказать не могу. Сегодня осенний день, противный, и мне почему-то привязался романс: «Жалобно стонет ветер осенний». Я его сегодня целый день пою. Ужас как воют мины и пули, всем нам уши прожужжали.
Что-то не пишется мне сегодня.
Гуля.
24 Октября 42 г.
Дорогой папочка! За последние дни ничего нового у меня нет. Сейчас маленькое затишье... У нас шел снег, правда, тут же растаял, но все же это был настоящий снег. Какая погода у вас в Москве?
...Да, можешь меня поздравить: меня приняли кандидатом в члены партии. Ты знаешь, я очень, очень люблю свой полк, и куда бы я ни пришла, везде меня встречают с любовью и бойцы, и командиры. Если бы мне пришлось расстаться с полком — это было бы для меня большой трагедией. Я знаю всю жизнь полка до самой мелочи. Волнуюсь за каждую неполадку. И за свой полк, где бы ни шел разговор, как говорится, глаза выдеру.
Есть, папулька, у меня один вопрос. Как тебе и писать, не знаю. Любит меня наш командир. Надо прямо сказать: золотой человек. Я его очень уважаю как человека, ценю и люблю как командира... и все. Но любить я его не люблю. И мне очень тяжело и неприятно. Много раз говорили мы на эту тему. Он мне говорит, что и сам не знает, как это получилось. То ли оттого, что мы с ним часто бывали на волосок от смерти, вместе из-под носа у немцев, из-под града пуль вытаскивали раненого нашего комиссара. «А полюбил я тебя, — говорит, — как настоящую, крепкую подругу». Как ни трудно мне было его обижать, но все же я ему сказала, что я его не люблю, но хорошим товарищем, боевым другом всегда буду... Отпросилась я на передовую в полк и вот тут-то и вздохнула полной грудью.
Тут я почувствовала, что нужна бойцам не только как санинструктор, но и как товарищ. Бойцы и командиры со мной делятся своими радостями и печалями, рассказывают о любимых девушках, просят советов, просят написать письма. Помню, в один из боев пошел сильный дождь. У меня не было плащ-палатки. Когда это увидали, ко мне потянулись десятки рук с плащ-палатками.
Меня каждый день наперебой приглашают куда-нибудь кушать, стараются узнать, что я люблю, и к моему приходу приготовить. Все это внимание мне страшно дорого. Один взвод хвастается перед другим, сколько я у них была, что рассказывала, сколько спела песен. И если я уделю кому-нибудь больше внимания, чем всем остальным, на меня обидятся сотни. Я напоминаю Таню из рассказа Горького «Двадцать шесть и одна», только, конечно, не с такой концовкой.
У нас в полку есть еще три девушки, две — в сан. роте. Они никогда дальше нее не ходят; и третья — связистка, она тоже никуда не ходит и сидит все время на командном пункте. А я все время среди народа, в подразделениях. Но уж если кого отругаю, то он долго потом передо мной извиняется.
Если я день где-нибудь не была, уже звонят по телефону из разных концов. Узнают, что со мной, цела ли.
...Узнав, что меня приняли в кандидаты, все, кого ни встречу, поздравляют. Ты себе не представляешь, как приятно знать, что ты нужна и что тебя любят. Никто во всем полку не позволит по отношению ко мне ни грубого слова, ни вольного движения.