С.Е.НИКИТИНА

УСТНАЯ НАРОДНАЯ КУЛЬТУРА

И

ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ

Введение

Предлагаемая книга выросла на материале двух авторских иссле- дований. Первое — ведущееся в течение многих лет полевое изу- чение устной народной традиции в конфессиональной среде, в основном в среде русского старообрядчества. Второе — работа по созданию словаря-тезауруса языка русского фольклора. Казалось бы, что обе работы самостоятельны и нет смысла соединять их; в одну книгу. Однако с самого начала между ними существовала связь. В полевых исследованиях ставилась цель описать традиционные тексты устно-письменной природы, главным образом духовные стихи, и современной народной культуре. Эта же область народной поэзии стала главным материалом при разработке словаря, причем тезаурус языка духовных стихов строился в большой степени на текстах, полученных в экспедициях. Первая часть книги описывает жизнь текстов в культуре, вторая — через тезаурус — жизнь слова в тексте, или, иначе, в книге описываются тексты в мире и мир в тексте.

Однако не только материал объединяет оба раздела книги. Ва- жен подход, который сказался на выработке концептуального ап- парата, приложимого к книге в целом. И для первой, и для второй части существенными оказались понятия устной народной культуры, народного менталитета, или народного сознания, языковой личности, и частности коллективной языковой личности, языкового сознания и самосознания, речевого поведения, тезауруса, языкового стереотипа, народной аксиологии, или ценностной картины мира.

Автор относит свою работу к сфере этнолингвистики, главная задача которой — описание народного менталитета через язык и тексты народной культуры. Здесь неизменно значимыми были работы по этнолингвистике, ведущиеся под руководством Н.И. Толстого. Лингвосемиотический подход к явлениям культуры, детальная раз- работка методики полевых исследований, словарный способ представ- ления научных результатов — все это было образцом, с которым автор соотносил свои собственные исследования и в поле, и за письменным столом¹.

Большая часть полевых работ была осуществлена в рамках комплексных археографических экспедиций МГУ под руководством И.В. Поздеевой. Именно в этих экспедициях автору посчастливи-

лось наблюдать, как до сих пор в сознании людей продолжают жить представления переломного для истории Руси времени — сере- дины XVII в., эпохи церковного раскола; представления, определя- ющие восприятие жизни, священных книг и культурных текстов, живущих в устной и письменной традиции, церковных и светских напевов и, конечно, сердцевины культуры — языка.

Каждая из частей книги представляет своеобразное введение в целые циклы исследований. В первой части проблема взаимодей- ствия устных и письменных форм в народной культуре, осознания своих традиционных текстов ставится на материале разных локаль- ных культур, каждая из которых достойна отдельного монографи- ческого описания. Полевые исследования в Приуралье и на Средней Волге в среде старообрядцев поморского согласия показали, как могут способствовать сохранению традиций внутриконфсссиональные противостояния; наблюдения над взаимоотношениями коренных жи- телей Полесья — полешуков и старообрядцев Ветки—Стародуба дали обильный материал для размышления о видах лингвокультур- ных контактов; закавказские духоборцы продемонстрировали порази- тельные образцы коллективной устной памяти, сохранившей мно- жество текстов религиозного и светского фольклора.

Вторая часть книги — изложение принципов описания языке фольклора и демонстрация возможностей такого описания — вво- дит в работу над словарем — работу, выполнить которую в пол- ном объеме под силу только большому коллективу. Книга имеет и третью часть — Приложение, состоящее из двух разделов.

Весьма существенно, что основная масса материала, используемая в книге, была собрана в экспедициях последних пятнадцати лет. Это значит, что речь идет о пока еще живой культуре, носителями кото- рой являются люди старшего поколения.

Одна из информанток, характеризуя современное состояние старо- обрядчества, сказала: "Раньше была культура, теперь — мода". Эта хлесткая характеристика емка и точна: мощная культурная тра- диция, определявшая стиль жизни, уступает место непрочным, недол- говременным, сиюминутным тенденциям, легко сменяющим друг друга, будь то имена, одежда, песни и сам образ жизни и мыслей. Характерен ответ одной старообрядки на мое замечание о том, как много пословиц, загадок, стихов знает ее соседка: "А как же! Он! ведь втупорушняя!" И еще одно, многократно повторяемое: "Все истекает у нас ныне... Старики-то помрут, как дальше будет?".

Пытаясь решить научные проблемы языкового сознания в народ ной культуре, автор постоянно помнил об этих словах, выражающие сегодняшнее культурное самосознание народа; передать его, а также языковую сопричастность описываемой культуры всем нам было одним из главных мотивов, подвигнувших автора на написание этой книги.

Часть I

СОЗНАНИЕ И САМОСОЗНАНИЕ

В ВЕРБАЛЬНОЙ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЕ

________________________________________________________________

Глава 1

ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ В НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЕ

О ПОНЯТИЯХ УСТНОЙ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ,

ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ И ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ

Под устной народной культурой мы понимаем совокупность кол- лективных и индивидуальных устных текстов, а также способы их функционирования в народной культуре. Коллективные тексты чаще всего бывают традиционными. Индивидуальные тексты — это прежде всегo бытовая речь, однако индивидуальные тексты могут реализо- вывать традиционные культурные сюжеты (например, пересказы фольклорных произведений, былички и т.д.).

Таким образом, понятие "устная народная культура" вмещает в себя и устное народное творчество (фольклор), и область диалектной ре- чи, и тайные профессиональные языки, бытующие в народной среде [см.: Бондалетов, 1987; Грица, 1989]. Устная культура вклю- чает в себя и словесную, и музыкальную культуру — ведь то и другое воспринимается слухом. К сфере устной культуры нужно от- нести ритуальное молчание, звукоподражательные крики, т.е. нере- чевые тексты, воспринимаемые слухом. Устная народная культура противопоставлена письменной — вместе они образуют то, что называлось раньше "народной словесностью". В народной культуре следует различать тексты и метатексты, или тексты о текстах, что существенно при исследовании культурных текстов.

Важными для нашей работы являются понятия устности, тради- ции и языкового сознания. Обратимся к ним.

Об устной речи и шире — устной культуре в последние годы пи- салось очень много. Противопоставление устный—письменный оказы- вается таким глубоким, что определяет тип культуры в целом. Ю.М. Лотман, указывая на две формы коллективной памяти — уст- ную и письменную, — связывает с ними самые существенные приз- наки культуры. Так, "...для письменного сознания характерно внима- ние к причинно-следственным связям... и результативности действий... С этим же связано и обостренное отношение к времени, и, как следствие, возникновение представления об истории... Устная культура, ориентированная не на умножение числа текстов, а на повторное воспроизведение текстов, тесно связана с ритуалом... Письменная культура ориентирована на прошлое, устная — на будущее: огром- ную роль в ней играют предсказания, гадания и пророчества...

Благодаря этому бесписьменная культура переносит выбор поведения во внеличностную область" [Лотман, 1987, 3—12].

Любая традиционная народная словесная культура либо исклю- чительно, либо преимущественно устная. Понятие "устная речь" или "устные тексты" относится к очень широкому набору явлений. Устной называется и спонтанная разговорная речь, и чтение научного докла- да на конференции, и фольклорные тексты. Объединяет их только то, что они все воспринимаются на слух. Иными словами, здесь можно говорить только об устной форме воспроизведения текста. Однако уже и с устной формой связаны два признака устности — необратимость и многоканальность [Гаспаров, I978], В слуховом вос- приятии участвуют по меньшей мере два канала вербальный и мелодический, или просодический, последний включает интонацию, тембр, регистр, агогику. К ним часто подключается третий канал — визуальный (мимика, жесты), и восприятие устной речи становится комплексным, а устное слово – мощным средством эмоциональ- ного воздействия.

Однако эталонная устная речь характеризуется еще несколькими признаками, такими, как контактность, спонтанность, определенность адресата. Очевидно, что эти признаки в совокупности присущи толь- ко разговорной речи. Как показала С.М. Толстая, шкала "устная речь—письменная речь" градуирована: по ряду признаков устные по форме тексты ближе к эталонным письменным, чем некоторые фор- мы письменной речи; ср. поэтические фольклерные тексты, практи- чески лишенные спонтанности и определенного адресата, и тексты писем, адресованные определенному лицу и часто близкие к раз- говорной речи [Толстая, 1991].

Идея градуироваиности устной речи развивается и Е. Бартминским [1988]. Это концепция устности как комплекса признаков, из кото- рых только один — звуковое воспроизведение — является дихото- мическим, а остальные — диалогическое начало, связанное с при- сутствием адресата и возможностью обена с ним ролями, исполь- зование жеста и мимики, наличие просодического кода, контекста и определенных выражений, характерных для устной речи, — явля- ются градуированными, т.е. могут присутствовать в большей или меньшей степени.

В устной народной культуре мы имеем дело с разного рода уст- ностъю: со спонтанной разговорной диалектной речью, целиком определяемой ситуацией, и неспонтанными, живущим в традиции фольклорным текстом, по степени обработанности приближающимся к литературному тексту, потенциально имеющему множество адре- сатов. Правда, для обрядового фольклора в соответствующей си- туации адресат может стать вполне конкретным (например, адре- сатом становится в свадебном обряде совершенно конкретное лицо — жених, невеста, дружка и пр.).

Проблемы соотношения устной разговорной речи и фольклорных текстов привлекали внимание и лингвистов, и фольклоритов [Ар- теменко, 1977; 1988; Никитина, 1982; Чистов, 1978, 1983, 1988; Bartmihski, 1973]. Были отмечены такие общие черты, как формуль-

ность, наличие повторов, речевых зачинов, диалогичность, контами- нации, ассоциативность, диффузность семантики, наличие паратакси- ческих конструкций в синтаксисе. Е.Б. Артеменко назвала народно- разговорную речь "генетической основой песенного текстообразова- ния" [Артеменко, 1988, 11].

По-видимому, некоторые признаки фольклорных текстов связаны со свойствами устного воспроизведения, т.е. с тем, как устроена память отправителя сообщения — исполнителя. К таким признакам относится глобальное, фундаментальное свойство фольклора — его вариантность и конкретнее — способы варьирования. Другие приз- наки ориентированы на восприятие и запоминание, т.е. на слу- шателя; таковы, например, повторы, компенсирующие необрати- мость устного текста, хотя функции повторов этим не ограни- чиваются.

Кроме перечисленных общих признаков, бытовые и фольклор- ные тексты роднит то, что последние являются в диалектном оде- янии. Соотношению диалекта и языка фольклора на русском ма- териале посвящено много работ [Оссовецкий, 1952, 1958, 1975; Евгеньева, 1963; Баранникова, 1965; Богатырев, 1962, 1973; Богослов- ская, 1981]. Здесь мы отметим, что экспансия диалекта в фольк- лорную речь осуществляется в разных жанрах и на разных язы- ковых уровнях в различной степени. Однако нет ни одного закон- ченного научного сопоставления языка фольклорных текстов и говора какого-нибудь определенного региона или хотя бы одной деревни по всем языковым уровням — эта работа еще впереди.

Поскольку мы имеем дело с традиционными текстами, то одним из важнейших понятий, употребляемых в работе, является понятие традиции. Под традицией применительно к предмету нашего ис- следования мы понимаем способы хранения, передачи (в частности, обучения) и регулярного воспроизведения определенного круга текс- тов, осуществляемые от поколения к поколению. При этом тексты могут быть весьма различного объема — от традиционного одно- словного наименования до произведений, включающих несколько тысяч слов. Понятие традиции применительно к нашему материалу семантически близко понятию культуры и образует вокруг себя обширное смысловое поле. Оно связано с понятиями социальной, этнической и конфессиональной группы носителей традиции, стату- сов отдельных личностей и разных типов текстов. В смысловое поле "традиции" попадают понятия жизненного уклада, или образа жизни, системы ценностей (народной аксиологии), воспитания и обу- чения, лингвистические понятия стиля, структуры и функции текста.

Ю. Пентикяйнен [1987] предложил включить в аппарат иссле- дования передачи устной традиции 17 понятий, или величин, многие из которых совпадают с перечисленными.

Исследование текстов народной культуры, так же как и изучение традиции, их сохраняющей и воспроизводящей, может иметь различ- ную направленность. Так, описание географического распределения традиционных текстов может проводиться без рассмотрения лич- ности носителей. Исследование же взаимодействия разных типов

текстов в культуре, возникновения метатекстов, объясняющих и оце- нивающих другие тексты, наконец, анализ семантики текстов тре буют обращения к менталитету представителей исследуемой куль- туры. Понятия модели мира, или картины мира, в том числе язы- ковой картины мира, строятся на изучении представлений человека о мире. Эти сведения могут быть получены разными путями — и через анализ традиционных текстов, и путем интервью с информан- тами и посредством психолингвистических текстов. В любом слу- чае исследователь обращается к личности.

Понятие языковой личности, рожденное в отечественной лингви- стике В. В. Виноградовым, почившее в эпоху "бесчеловечной" линг- вистики и вновь расцветшее в последние годы [Караулов, 1987; Язык и личность, 1989], отражает общую тенденцию в социальных и гуманитарных науках, коррелируя с понятием personality и life- historical method в культурной антропологии. Описание мировиде- ния носителя народной культуры через исследование истории жиз- ни, религиозных воззрений, фольклорный репертуар и высказывания о нем стало предметом фундаментальной работы Ю. Пентикяй- нена [1987]. Само же понятие личности, в частности языковой лич- ности, может прилагаться как к отдельному определенному инди- видууму (для Ю. Пентикяйнена это финская сказительница и ис- полнительница плачей Марина Такало), так и к типизированному образу как воплощению национального сознания [Караулов, 1987]. Недаром Н.С. Трубецкой еще в 1927 г. указывал, что понятие лич- ности — одно из самых важных в исследовании культуры, что личностью "является не только отдельный человек, но и народ" [Тру- бецкой, 1927, 3—5].

Как известно из психологии, главным признаком личности явля- ется сознание и самосознание. Тогда главный признак языковой лич- ности — языковое сознание и языковое самосознание. Языковое соз- нание рождает тексты, языковое самосознание — метаязык и ме- татексты.

Понятие языкового сознания весьма неопределенно. Его сближают с такими понятиями, как языковая картина мира, стратегия и такти- ка речевого поведения. В любом случае языковое сознание реали- зуется в речевом поведении. Поэтому, говоря о языковом сознании личности, мы должны иметь в виду те особенности речевого пове- дения индивидуума, которые определяются коммуникативной ситуа- цией, его языковым и культурным статусом, социальной принад- лежностью, полом, возрастом, психологическим типом, мировоззре- нием, особенностями биографии и другими константными и пере- менными параметрами личности.

Языковое сознание личности включает в себя неосознанное и осоз- нанное. И в выборе языковых средств, и в процессах понимания текста участвуют как бессознательные механизмы, так и осознанные действия. Граница между осознанным и неосознанным индивидуальна и ситуативно обусловлена. Личность, как правило, осознает лишь небольшую часть своего языкового поведения.

Будем употреблять термины "осознание", "самосознание" как сино нимы. Действительно, осознание своего языкового поведения и есть самосознание. Правда, осознавать можно не только свое, но и чу- жое языковое поведение (например, оценивать). Однако и в том, и в другом случае мы подразумеваем способность квалифициро- вать и интерпретировать элементы языкового сознания. Заметим, что этим же занимается лингвистика, одна из задач которой — научное осознание и описание языкового сознания.

Языковое самосознание можно считать частью языкового созна- ния, его верхним автономным слоем. Если объектом языкового сознания является весь универсум, то объектом языкового самосоз- нания — язык в целом и его отдельные элементы, языковое пове- дение и его продукт — Тексты. Как мы отметили, языковое созна- ние реализуется в вербальном поведении. Способы же реализации языкового самосознания могут быть разными — вербальными и невербальными. Именно в первом случае мы говорим о метаязы- ковой функции.

Как писал Р. Якобсон, "...метаязыковые операции составляют важ- нейшую и неотъемлемую часть речевой деятельности, позволяя при помощи парафразы, синонимики или же посредством эксплицитной расшифровки эллиптичных форм обеспечить полноту и точность общения между собеседниками. Взамен бессознательно организован- ных способов выражения метаязыковая функция вносит осознание речевых компонентов и их отношений" [Якобсон, 1977, 162—163].

В дальнейшем мы будем придерживаться именно этого широкого понимания метаязыковой функции и метатекстов, позволяющего назвать метатекстом не только высказывания о тексте, но и пересказ текста (в отличие от интерпретации метатекста А. Вежбицкой [1978]). При таком подходе становится очевидным, что существуют различ- ные уровни "метатекстовости", или языкового самосознания.

Действительно, уровни осознания элементов языка при языковой игре со звуковой оболочкой и в попытках описать смысл слова или выбор адекватного замыслу языкового выражения весьма раз- личны (о "словесном самомоделировании" см.: [Ляпон, 1989]).

Языковое самосознание может выражаться и невербальными спосо- бами. Так, определенные языковые выражения люди квалифицируют как ругательства и реагируют на них поведением, далеко не всегда вербальным (например, брезгливым или возмущенным взглядом, жестом и т.д.).

Языковое самосознание — часть культурного самосознания. Между осознанием элементов языка и других элементов культуры нет четко выраженной границы. Достаточно напомнить, что в переломные исторические эпохи родной язык становится символом националь- ного самосознания. Существенно также, что осознание элементов языка или языковой структуры текстов совершается теми средствами и идет по тем путям, которые предоставляет личности культура. На примере языковой ситуации в средневековой Польше С.М. Толстая показала, насколько неотделимо средневековое языковое сознание от культурного [Толстая, 1989].

Языковое народное сознание — воплощение народного миропо-

нимания в языковой форме, в языковых стереотипах, из которых строятся тексты малых и больших жанров фольклора, участвующих в вербальной коммуникации. Таким образом, лингвистический анализ фольклорных текстов и их функционирования входит в сферу ис- следования народного языкового сознания (см., например: [Славян- ский и балканский фольклор, 1978, 1981, 1984]). Так, было отмечено, что некоторые социолингвистические правила могут распространяться не только на бытовое речевое поведение, но и на функциониро- вание фольклорных текстов. В этом отношении примечательно ис- следование Р. Баумана о взаимосвязях языкового и фольклорного сознания в среде американских квакеров [Bauman, 1974]. Автором были замечены такие особенности речевого поведения, как семанти- чески нагруженное молчание в ритуальной практике, отказ от име- нования дней недели, замена их названий на числовые обозна- чения, отказ от местоимения Вы при обращении к лицу. Эти рече- вые особенности связаны с самосознанием квакеров: они ощущают свою особую миссию в мире. Стержневой принцип культуры кваке- ров — говорить только правду (truth). Нельзя тратить время на глу- пую болтовню (foolish talking). Нормы речевого поведения, реали- зующиеся в многочисленных запретах, переносятся на фольклорные произведения: осуждается пение светских песен, рассказывание фольк- лорных прозаических произведений с игривым сюжетом. Автор ци- тирует "Правила разговора" Вильяма Пенна, где дается наставление: "В компании разговаривай мало и говори последним". Однако при- ветствуются пословицы, ибо они соответствуют правилам истинности, мудрости, пользы и экономности. Сугубо отрицательным было от- ношение к анекдотам и шуткам, однако в квакерской культуре возникла парадоксальная ситуация, когда именно шутки и анекдоты существенным образом повлияли на языковое поведение. Томами шуток и анекдотов стали различные образцы квакерской речи и неукоснительное следование букве предписаний и норм. Эти Шутки и анекдоты возникли в тот период развития квакерской культуры, когда в нее влились новые молодые силы. Они не хотели мириться с формализмом, который в ту пору сменил первоначальную эпоху глубокой религиозности. В результате появления шуток и анекдотов изменились социолингвистические правила, управлявшие речевым по- ведением квакеров.

Описанные выше факты лингвокультурного сознания определяют- ся ценностной ориентацией культуры. К этой проблеме Мы будем возвращаться еще не раз.