tsygankov_a_p_sovremennye_politicheskie_rezhimy_struktura_ti

собственно, и дает характер". Что касается денег, то они выступают в роли своеобразного мерила человеческого отчуждения, ибо сообщают людям качества "одномерности". Не случайно Зиммель усматривает общность имеющихся у денег характеристик с характеристиками другого социального явления — проституции. "Безразличие, с которым они (деньги и проститутки — А.Ц.) предаются всякому новому употреблению, легкость, с которой они покидают любого субъекта, ибо поистине они не связаны ни с одним, исключающая всякое сердечное движение вещность, свойственная им как чистым средствам, — все это заставляет провести роковую аналогию между деньгами и проституцией". В "Философии денег" и ряде других работ немецкий социолог дал впечатляющее описание социально-культурных противоречий индустриальной цивилизации. Таким образом, он, во-первых, существенно пополнил дюркгеймовское описание трудностей перехода к современному индустриальному обществу, а во-вторых, продолжил, хотя и весьма своеобразно, идущую от Маркса традицию конфликтного анализа. В отличие от Дюркгейма, зиммелевские исследования рассматривают конфликт не столько как отклонение от социального порядка, сколько как неотъемлемую от общества характеристику.

Новейшие направления социологического теоретизирования

XX век дал мощный толчок развитию теоретической социологии. Число имеющихся сегодня социологических направлений и школ едва ли поддается какому-либо подсчету. Мы не можем претендовать на сколько-нибудь полное (или даже просто систематическое) описание того, что они собой представляют сегодня. Наша цель иная — выделить принципиальные подходы, позволявшие социологам—теоретикам изучать проблему социального порядка, показать различие этих подходов и возможность использования полученных социологами результатов в теории политических режимов. Поэтому мы сможем упомянуть лишь о некоторых из современных направлений мировой социологии.

Прежде всего, необходимо сказать о символическом интеракционизме, направлении, сформировавшимся в начале столетия и тесно связанным с именами Дж. Мида и Г. Блумера. Вобрав в себя ряд идей функционалистов и представителей ролевой теории, интеракционисты сосредоточились на символических аспектах социального взаимодействия. Поскольку же в социальной жизни символы выступают как выразительная (хотя и предельно формализованная) возможность социальной коммуникации, закрепления массовых представлений и получения новых знаний об обществе (отсюда "посредническая", по словам Т. Парсонса, роль, которая принадлежит языку, власти, деньгам), то тем самым они способствуют и разрешению интересующей нас

проблемы порядка. Проблема значений, символов, полагают представители интеракционистской социологии, фундаментально важна для функционирования общества, ведь в соответствии с ее решением в значительной мере происходит и перераспределение социальных ролей, формирование новых социальных структур. Но значения не возникают из небытия. Их источник — взаимодействие индивидов и социальных групп. "Человеческие существа...живут в мире значимых объектов.., — писал Г. Блумер, — Этот мир имеет полностью социальное происхождение, ибо значения возникают в процессе социального взаимодействия. Различные группы вырабатывают различные миры, и эти миры меняются, когда объекты, их составляющие, меняют свои значения".

Интеракционисты обратили внимание на символическую основу социального порядка, увидели, что этот порядок в немалой степени слагается из устойчивых и взаимосогласующихся образов, складывающихся в сознании людей. Разрушение и структурирование таких образов и составляет символическую основу социального мира, учитывать которую необходимо и в политическом анализе. Ведь такие символы способны, например, играть политически стабилизирующую или, напротив, деструктивную роль. Думается, что проблема согласования наличной политической и символической структуры вполне достойна стать предметом рассмотрения политологов и исследователей режимов.

Теории обмена и бихевиористская социология (Дж. Хоманс, П. Блау и др.) рассматривают не столько внутренний мир индивидов (например, структуру их образов и восприятий общества, как это делают интеракционисты) или способы субъектного конструирования социальной реальности, но само поведение индивидов и те факторы, которые оказывают на него влияние. Эти факторы (так называемые "подкрепители"), возникающие из окружающей индивидов среды, распадаются на вознаграждения ("позитивные подкрепители") и наказания ("негативные подкрепители"), которые соответственно увеличивают и уменьшают вероятность повторения поступка индивида в будущем. Например, в качестве позитивных подкрепителей выступают деньги и поддержание социального порядка. Решающим для индивидуального поступка, утверждал, в частности, Дж. Хоманс, полемизируя с функционалистскими позициями Дюркгейма, являются не макросоциальные факторы, а поведение индивида, подчиненное закону вознаграждения. И если Дюркгейм и Леви-Стросс верили в приоритетную значимость коллективного сознания и коллективного бессознательного, то Хоманс, отрицая их существование, исходил из принципиального сходства людей с животными. Поэтому социальное общение, обмен рассматривались им как процесс, исключающий всякое

52

посредничество надиндивидуальных структур и связанный исключительно с факторами индивидуального вознаграждения или наказания. Любое явление, будь то заключение брака или увеличение прибыли в производстве хлопка, Хоманс связывал с действием индивидуальных, психологических в своей основе факторов.

П. Блау попытался преодолеть ограниченность теории Хоманса, особенно отчетливо представшую в критике функционалистов, и показал, что социальная и политическая структура тесно соприкасается с индивидуальными отношениями (обменом). Он показал, что хотя индивидуальное поведение подчинено поиску вознаграждения, индивиды не существуют сами по себе, а социально организуются, причем, в соответствии с теми же самыми стимулами — надеждой получить большее вознаграждение. Постепенно, говорит Блау, в группе выделяются тс, кто извлекают из пребывания в ней наибольшие выгоды (лидеры). Происходит дифференциация статуса и власти* (см. схему 1), а впоследствии — новая интеграция и потенциальные изменения. Блау, тем самым, сохранив обменную ориентацию, ввел совершенно новые образцы обмена. Например, он рассматривал возможность обмена по линии "индивид—коллектив", а в своих рассуждениях о различиях малой и большой группы и о необходимости учета признаваемых обществом ценностей и социальных норм приблизился к совершенно иной парадигме — структурно-функциональному анализу. Заслуги его перед теоретиками политических режимов, как видим, весьма значительны. Особенно это касается вклада Блау в изучение способов обеспечения общественного консенсуса и, прежде всего, имеющего ценностную основу. Социолог высказывался об этом следующим образом: "Консенсус в вопросе о социальных ценностях служит основой для выведения социальных взаимодействий за рамки прямых социальных контактов и для установления социальных структур на период более долговечный, чем протяженность человеческой жизни". Блау создал свою типологию ценностей — партикуляристские, универсалистские, ценности легитимного авторитета и оппозиции — закладывающую серьезную основу для изучения вопроса о стабильности политической системы.

* Ист.: История социологии в Западной Европе и США. М., 1993. С.297

53

Одно из интереснейших направлений — этнометодология (Г. Гарфинкель, Г. Закс и др.), которая совершенно особым образом ставит проблему социального порядка. Для нее социальный порядок — результат повседневных, обыденных, практических действий людей и тех методов, которыми они пользуются для осуществления управляемости той или иной жизненной ситуацией (ethno, т.е. народ или люди + method, методы). Если для интеракционистов общество возможно в силу взаимодействия индивидов и порожденных в результате символов, для теоретиков обмена важнейшим является общение с целью отыскания вознаграждения, то для представителей этнометодологии рождение порядка связано с индивидуальными стратегиями, которые каждый раз различны и которые объединяет лишь то, что они рождаются как результат повседневного практического действия. Одним из классических для Гарфинкеля примеров является очередь, плод ситуационного совпадения индивидуальных методов. Вообще специфика этнометодологического подхода, по мнению английского исследователя Э. Ливингстона, может быть суммирована в следующих пунктах, Этнометодолог подразумевает, что речь идет о деятельности, которая: 1) ординарна (обычна, узнаваема всеми); 2) организована (обладает определенным, специфическим именно для этой деятельности порядком своего осуществления); 3) организована локально (сиюминутна, ситуационна); 4) организована естественно (ее специфическая организация есть ее неотъемлемая часть, то, что делает эту специфическую деятельность тем, чем она является); 5) рефлексивна (т.е. объяснима именно тем специфическим для нее образом, каковым она производится как специфическая деятельность) (52). Этнометодология, таким образом, попыталась выявить наиболее, может быть, фундаментальные основы социального, а следовательно, отчасти и политического порядка.

Но, пожалуй, наибольшей для теории режимов значимостью обладают различные версии структуралистской и структурно-функцио- нальной версий социологии. В этот ряд социологического теоретизирования по большому счету могут быть зачислены не только "система социального действия" Т. Парсонса и его последователей, но и достижения марксистской (и неомарксистской) социологии, которую едва ли справедливо было бы противопоставлять функциональному анализу. На некорректность такого противопоставления справедливо указывал С.М. Липсет, отмечавший, что методологически Марксов подход был, как и функционалистский, обращен к анализу механизмов поддержания общественного консенсуса (53). Марксизм же, в свою оче-

54

группу исследований в принципе можно зачислить и "интегральную социологию" П. Сорокина, уделявшего огромное внимание осмыслению социальных и культурных структур в их статическом и динамическом преломлении. Понимаемое столь широко структурно-функци- ональное направление внесло без преувеличения огромный вклад в развитие политологических исследований вообще и политических режимов в частности.

Во-первых, в рамках этого направления были разносторонне осмыслены социальные основания политики и функционирования политических систем. Идеи Сорокина и Дарендорфа о социальной мобильности между правящим и управляемым классами, теории стратификации и мобильности в разработке П. Сорокина, введенные Дарендорфом и Козером понятия "встроенного социального конфликта", "функций социального конфликта" могут с полным правом войти и в арсенал теории режимов.

Во-вторых, "структуралисты", хотя и не всегда точно указывали на действительные причины происходящих в обществе изменений, достаточно разносторонне описали сами эти изменения. Развернутая теория Парсонса представила общество как сложнейшую систему, состоящую из ряда подсистем, каждая из которых наделена своими собственными функциями, подчиняется своей собственной логике и находится в комплексном соподчинении с другими подсистемами. Причем именно парсоновская конструкция продемонстрировала возможность осуществления впечатляющего синтеза в корне различающихся философских и социологических построений. Идеи Дюркгейма и Вебера соседствовали в его теории с понятиями и концепциями Фрейда, Мида, Джеймса, Парето, Тенниса и многих других.

В-третьих, не уделив достаточного внимания (исключая работы П.Сорокина, связанные с анализом "социологии революции") анализу структуры самого переходного процесса, структурно-функциональ- ный анализ создал уникальный по своей эвристической ценности набор идеальных типов и классификаций обществ и социальных форм, показал если не саму динамику их смены, то, по крайней мере, направленность трансформации этих форм, выявил, "от чего к чему" происходят социальные сдвиги.

Идея порядка и теория политических режимов

Таким образом, социологи теоретики уделили в своих исследованиях огромное внимание разработке проблемы социального порядка. Собственно говоря, само возникновение некоторых социологических направлений следует напрямую связывать с необходимостью решения этой проблемы. Но что особенно важно, принимая во внимание цели

55

данной работы, так это отметить, что сам способ исследования проблемы порядка вполне позволяет предпринимать усилия по соединению разработок теоретической социологии с теорией политических режимов.

Заслуга социологов заключается, с нашей точки зрения, в следующем. Во-первых, была по-новому, по сравнению с политической философией, поставлена и решена проблема взаимосвязей общества и государства. Это во многом связано с тем, что сама социология как наука о социальной интеграции появляется тогда, когда понятие "общество" уже отличается от понятия "государство". Политическая социология (во всяком случае, ее теоретические разработки), берущая свое начало, вероятно, от текстов Ш. Монтескье, приобретает при усилии социологов вполне устойчивое, респектабельное положение. Макроструктуры общества, которые оказываются предметом внимания Дюркгейма, Тенниса, Зиммеля и других социологов задают исследователю совершенно особенный, не знакомый философам угол зрения, позволяющий увидеть государство и политические институты сквозь призму организмической, системной теории. Вооруженные таким взглядом, социологи легко выявляли взаимосвязь политических факторов с социальными структурами, типами массового и индивидуального восприятия, культурными нормами и системой ролей.

Во-вторых, проблема порядка изучалась социологами не только функционально-методологически, но и функционально-типологиче- ски. Социологи дали прекрасные образцы идеальных типов ("военное" и "индустриальное" общество у Г. Спенсера, "община" и "общество" у Ф. Тенниса, "органическая" и "механическая" солидарность у Э. Дюркгейма, типы "социальных систем" Т. Парсонса), изучили символические, поведенческие и ценностные структуры, способствующие упорядочению и разрушению социальных связей и отношений. Немалая заслуга принадлежит здесь конфликтной школе социального анализа (марксистской, немарксистской и неомарксистской), поставившей в центр своего рассмотрения те социальные структуры и процессы, которые побуждают общества к изменению.

Наконец, в-третьих, для социологии оказался характерен особый взгляд на проблематику перехода и социальной динамики. Начиная с Конта социальная динамика рассматривалась как полноправная сфера исследования, хотя нередко и вытекающая из более широкой и значимой проблемы порядка. К анализу этой проблематики в равной степени причастны и макро, и микросоциологи (бихевиористы, интеракционисты, этнометодологи). И если первые выявили возможные алгоритмы действия перехода и изменения, то вторые показали его действительные стимулы и конкретное содержание.

56

В результате усилиями теоретической социологии существенно обогатилась и сама идея социального порядка. В современной социологии термин "социальный порядок" имеет целый ряд логически связанных между собой значений. Английский социолог П. Коэн перечисляет главные из них. Во-первых, "порядок" относится к существованию определенных ограничений, запретов, контроля в общественной жизни. Во-вторых, — указывает на существование взаимности в ней: поведение каждого индивида не случайно и беспорядочно, но отвечает взаимностью или дополняет поведение других. В-третьих, — улавливает элемент предсказуемости и повторяемости в общественной жизни: люди могут действовать социально только в том случае, если они знают, чего ожидают друг от друга. В-четвертых, — может означать определенную согласованность, непротиворечивость компонентов социальной жизни, и, наконец, в-пятых, — устойчивость, более или менее длительное сохранение се форм. Такая разработка проблемы порядка, несомненно, вносит свой вклад и в осмысление многоаспектной проблематики политических режимов.

5. XX ВЕК: М. ВЕБЕР И ШКОЛА "ЭЛИТОЛОГИИ"

Теория элит и политические исследования М. Вебера существенно отличаются от подходов политической философии и теоретической социологии. Думается, что это отличие в принципе может быть представлено как синтез философского и социологического подходов: у политической философии элитисты унаследовали интерес к изучению политики, а у социологии — специфический метод исследования, связанный с отказом от нормативности и попытками преодолеть влияние субъективных установок на результаты анализа. Строго говоря, теория элит — это не философия и не социология. Ее положение промежуточно, но именно этот "промежуток" и представляется особенно важным для целей нашей работы.

Теория элит — это политическая социология, и ее основные достижения, несомненно, следует включить в арсенал теории политических режимов. О важности разработок "элитологии" свидетельствует, например, тот факт, что некоторые исследователи само содержание режима увязывают с взаимоотношениями масс и элит (54).

Классическая "элитология"

Классики теории элит представлены именами итальянцев Гаэтано Моска (1858—1941), Вильфредо Парето (1848—1923) и немецкого ученого Роберта Михельса (1876—1936).

57

Важнейшие заслуги в области политической науки принадлежат Г. Моске (55), сделавшем упор в своей теоретической деятельности на изучение политических форм, режимов, способов правления. Моска посвятил этому всю свою жизнь и в работах "Теория правления и парламентского правления", "Основы политической науки" фактически первым использовал понятие режима в близком к современному смысле. Коротко рассмотрим его позиции в сложившейся уже последовательности: структура и функции, типология, динамика политических режимов.

Главный его вклад — формулирование и развитие представлений о внеинституциональных субъектах политики, прежде всего, о тех, что находятся у власти. Он впервые взглянул на властвующую элиту как на относительно целостную, сплоченную в рамках политического класса группу, обладающую особыми социальными и духовными качествами. Управление обществом, заявил Моска, в принципе не может осуществляться большинством, как полагали многие философы Античности и Нового Времени. Но и в тех случаях, когда формально вся полнота власти принадлежит монарху или герою (персонажу работ Карлейля, Лебона, Ницше и других), реально властью наделен и осуществляет ее политический, а точнее "господствующий класс". Общество поэтому распадается не просто на героев и толпу, массу, но на управляющих и управляемых. "Среди постоянных тенденций и фактов, которые обнаруживаются во всех политических организмах, — писал Моска, — может быть легко продемонстрировано всем следующее: во всех обществах, начиная с самых среднеразвитых и едва достигших зачатков цивилизации и кончая просвещенными и мощными, существуют два класса лиц: класс управляющих и класс управляемых. Первый, всегда менее многочисленный, осуществляет все политические функции, монополизирует власть и пользуется присущими ему преимуществами, в то время как второй, более многочисленный, управляется и регулируется первым, более или менее законным образом или же более или менее произвольно и насильственно и поставляет ему, хотя бы по видимости, материальные средства поддержки, необходимые для жизнеспособности политического организма".

Элита, полагал Моска, осуществляет свою власть в соответствие с имеющейся идеологией ("политической формулой") и выработанным юридическим соглашением. По своей внутренней организации элита делится на закрытую (аристократическую) и открытую (демократическую), в соответствии с чем ее обновление происходит каждый раз по-разному — через наследование или выборы. Но так или иначе доступ в элиту открывается лишь тем, кто обладает комбинацией трех качеств: военной доблести, богатства или священства. Поэтому власт-

58

вующая элита пополняется, прежде всего, за счет выходцев из военной, финансовой и церковной элиты.

Моска различал четыре типа политической организации по их внутренней прочности и способам осуществления управления: город— государство, феодальное государство, бюрократическое или абсолютистское и современное представительное государство. Но особый интерес представляет его типология режимов на основании принципа передачи политической власти по социальной лестнице. Если власть передается сверху вниз так, что выбор низшего функционера предоставляется высшему, то речь должна идти о режиме "автократическом". Если же власть делегируется снизу, то режим следует называть "либеральным". Вполне возможны и смешанные формы. Автократический режим предполагает существование автократа, т.е. "личности, которая персонифицирует институт, от имени которого действуют все те, кто наделяется частью или частицей публичной власти". Наоборот, либеральный режим функционирует на основе более или менее совершенной организации избирательной системы.

Моска убежден, что оба рассмотренных режима не могли бы функционировать без решающей роли элиты, господствующего класса. Существенно и то, что хотя его симпатии связаны в целом скорее с либеральным или, по крайней мере, смешанным режимом, Моска стремится объективно оценить достоинства и недостатки обоих режимов. Он полагает, например, что автократические режимы обладают большей "выносливостью", чем либеральные, т.к. последние могут "функционировать только в подходящих условиях, предпочтительно в периоды экономического процветания и большого интеллектуального расцвета". Вклад итальянского ученого в разработку типологии режимов связан, таким образом, во-первых, с выделением аристократического и демократического режимов (на основании принципов рекрутирования господствующего класса), а во-вторых, — режима автократического и либерального (на основании принципов осуществления власти в обществе). Возникает, кстати говоря, удачная и уже использованная в ряде работ возможность (56) для создания более универсальной типологии политических режимов.

Моска также высказал ряд важных положений относительно причин и условий политической трансформации. Начало кризиса он связывал в одних случаях с внешними нашествиями, в других — с политическим упадком среднего класса, в третьих — с устареванием "политической формулы" правящего класса. Так происходит обновление правящего класса. Но так могут происходить и революции. "Французская революция произошла, когда большинство французов перестало верить в божественные права королей. Русская революция наступила,

59

когда фактически вся интеллигенция, а может быть также большинство русских рабочих, перестали верить в то, что царь получил от бога право самодержавно управлять Святой Русью". Поэтому политическая трансформация может протекать в различных формах и с различными последствиями для удерживаемых господствующим классом позиций. Соответственно, в качестве способов предотвращения революционных событий Моска рассматривает своевременное обновление "политической формулы", а также обеспечение оптимального управления, связанного с выбором правильного механизма обновления правящей элиты.

Позиции Моски во многом независимо от него повторил, уточнил и развил другой итальянский исследователь В.Парето, автор объемного трехтомного труда "Трактат по общей социологии" (1915—1918). Принципиальная установка Парето связана с его взглядом на общество как целостную социальную систему, находящуюся в состоянии равновесия, которое является результатом воздействия и противодействия различных социальных сил. Эта система психологически преломляется внутри каждого индивида, и потому сама представляет собой совокупное взаимодействие человеческих чувств.

В социальном же отношении общество состоит из элиты, контрэлиты и неэлиты (см. схему 2). Парето разработал десятибалльную квалификационную шкалу, применение которой позволяет выявить имеющуюся в любой социальной группе элиту. К элите, в том числе правящей, следует относить тех, чьи баллы являются наивысшими. Правящая элита — те, кто осуществляет управление обществом. Контрэлита — люди, обладающие индивидуальными способностями для того, чтобы войти в элиту, но объективно не располагающие такими возможностями (например, в силу имеющихся разногласий с элитой). Наконец, неэлита — это те, кто не располагает ни субъективными, ни

ще можно рассматривать как "кладбище элит" и их соответствующую регенерацию. В зависимости от ситуации элита может обновляться как в поступательной, так и обвальной формах. В первом случае сохраняется общественная стабильность, а элита не деградирует, постоянно совершенствуя свое качественное содержание. Элита здесь обладает ка-

60