2, 1988, Pp. 1--18. См. Также недавнюю работу Джозефа т. Салерно,

выступающего, напротив, за противоположное понимание -- что первоначально

сформулированная Мизесом проблема вычислений отлична от проблемы процесса

открытия, акцентируемого Лавойем и Кирцнером. Joseph T. Salerno, "Ludwig von

Mises as Social Rationalist", ibid., vol. 4, 1990, pp. 26--54.]

Во-вторых, существует утверждение Мизеса, что экономической теории (в отличие

от истории) присущ чисто дедуктивный характер, что она является исключительно

априорной наукой, не требующей эмпирического подтверждения своим выводам.

Ясно, что Хайеку было нелегко принять эту позицию, и временами он доказывал,

что позиция Мизеса на деле более умеренная, а порой он просто дистанцировался

от своего наставника. Во вторичной литературе можно встретить обсуждение

вопроса, представляла собой или нет опубликованная в 1937 году плодотворная

статья Хайека "Экономическая теория и знание" решительный отход от Мизеса в

пользу "фальсификационного" подхода Поппера, в соответствии с которым

эмпирические свидетельства могут быть использованы для того, чтобы

фальсифицировать теорию (но не для того, чтобы с помощью индукции

верифицировать ее). [В пользу того, что 1937 год был и на самом деле ключевым

поворотным моментом смотри Хатчинсона (op. cit., p. 215) и Колдуэлла (op.

cit., p. 528); обратную точку зрения см. и John Gray, Hayek on Liberty (second

edition, Oxford: Basil Blackwell, 1986), pp. 16--21, and Roger W. Garrison and

Israel M. Kirzner, "Hayek, Friedrich August von", in The New Palgrave: A

Dictionary of Economics (London: Macmillan, 1987), vol. 2, pp. 609--614, esp.

p. 610. Сам Хайек в недавних интервью с У.У. Бартли III подтвердил первое

истолкование, заявив, что статьей 1937 года он хотел убедить в первую очередь

самого Мизеса. Если это так, попытка Хайека оказалась поразительно вкрадчивой:

Мизес приветствовал эти аргументы, не отдавая отчета, что они направлены

против него.] Эта статья утверждает, что в то время как экономический анализ

индивидуального действия может быть строго априорным, изучение межличностного

обмена требует эмпирических предположений о процессе обучения и о передаче

знания. Сам Хайек сообщает, что начиная с 1937 года "данный автор, сначала

почти не отдававший себе отчета, что он просто развивает заброшенную часть

менгеровской традиции, утверждал -- <оспаривая "крайний априоризм" Мизеса> --

что хотя и в самом деле чистая логика выбора, с помощью которой австрийская

теория истолковывает индивидуальные действия, является чисто дедуктивной, но

как только объяснению подпадает межличностная активность рынка, решающими

оказываются процессы перемещения информации между людьми, то есть чисто

эмпирические явления (Мизес никогда так и не ответил на эту критику, но уже не

был готов перестраивать вполне завершенную к этому времени систему)". Также

верно и то, что Хайек впервые познакомился с работами Поппера в начале 30-х

годов, и что уже в 1941 году он демонстрировал отход от позиции Мизеса. [Брюс

Колдуэлл описывает рецензию Хайека на magnum opus Мизеса, воспроизводимую в

главе 4 этого тома, как "сокровенную", отмечая при этом вялость его похвал.

"По сравнению с тем, что говорили о Действии человека другие, рецензия Хайека

крайне хвалебна. Она выглядит вялой, когда мы вспоминаем об особых отношениях

Хайека с Мизесом". Caldwell, op. cit., p. 529.] Влияние Поппера начинает

сказываться, как только интересы Хайека сдвигаются от теории ценности к теории

знания; есть предположения, что Хайековская критика центрального планирования

частично связана с попперовской идеей непредсказуемых последствий теории --

попытка планирования оканчивается неудачей, потому что мы не можем заранее

знать все последствия знания, которым мы уже располагаем [об этом смотри W.W.

Bartley III, Unfathomed Knowledge, Unmeasured Wealth (LaSalle, Ill.: Open

Court, 1990)].

Следует также отметить, что позднейшее акцентирование Хайеком эволюции и

спонтанного порядка не разделялось Мизесом, но у Менгера встречались элементы

продвижения в этом направлении. Ключом к этому различию может быть утверждение

Хайека, что "Мизес был в гораздо большей степени наследником

рационалистической традиции просвещения и континентального либерализма, чем

английского ... в отличие от меня" ["Coping with Ignorance", op. cit.]. У

Хайека часты ссылки на два типа либерализма: континентальный либерализм или

утилитаристская традиция, которая подчеркивает рациональность и способность

человека изменять свое окружение, и английская традиция обычного права,

которая акцентирует спонтанные силы эволюции и ограниченность разума. Как

писал Хайек в 1978 году, через пять лет после смерти Мизеса:

Одно из моих различий с Мизесом касается основного философского утверждения,

которое меня всегда смущало. Но только сейчас я в состоянии сформулировать

природу этих проблем. Мизес утверждает в этом отрывке, что либерализм

"рассматривает все виды общественного сотрудничества как воплощение разумного

стремления к полезности, где общественное мнение является источником всякой

власти, а потому не возможны действия, способные помешать свободному принятию

решений мыслящим человеком". Сегодня я полагаю, что неверна только первая

часть этого утверждения. Крайний рационализм этого утверждения, которого он не

мог избежать как истинное дитя своего времени, и с которым он, возможно, так и

не расстался, теперь мне представляется совершенным заблуждением. Бесспорно,

что рыночная экономика стала преобладающей формой не в силу разумного

понимания ее выгод. Мне представляется, что основное в учении Мизеса это

демонстрация того, что мы приняли свободу не потому, что осознали ее

благодетельность; что мы "не изобрели и, конечно же, не были достаточно умны,

чтобы изобрести тот строй жизни, который только сейчас начали слегка

понимать... Человек выбрал его только в том смысле, что он научился

предпочитать нечто уже существовавшее, а по мере улучшения понимания, он смог

и усовершенствовать условия деятельности.

Хайек опасается, что "крайний рационализм" континентального подхода ведет к

тому, что он называет "ошибкой конструктивизма" -- к представлению, что

никакой социальный институт не может быть благотворен, если он не является

результатом сознательного проекта. Ему представляется, что именно это

составляет основу социалистического понимания: поскольку рынки никем не

созданы, сознательно созданная искусственная система, навязанная, как водится,

сверху, сможет функционировать лучше, чем естественная и децентрализованная.

[Интересно, что большая часть современной экономической теории благосостояния

проникнута последовательным "конструктивизмом"; сначала они изобретают

оптимальное "плановое" решение экономических проблем, а затем пытаются

выяснить, смогут ли рынки оказаться столь же эффективными, как благонамеренный

диктатор.]

В результате современная австрийская школа вполне могла расколоться на

противостоящие лагеря: "твердых мизесовцев", являющихся "социальными

рационалистами" и "крайними априористами", и "хайековцами", которые

подчеркивают спонтанность социального порядка и ограничения рациональности.

(Существует также и третья группа "радикальных субъективистов", которые

следуют за Д.Л.С. Шаклем и Людвигом Лахманном, и отрицают возможность какого

бы то ни было экономического порядка.) Различия между группами сохраняются, и

природа взаимоотношений между Мизесом и Хайеком так до конца и не понята.

Остается добавить, что в будущем посмотрим, как все это повлияет в будущем на

жизнеспособность школы 1871 год, когда Менгер опубликовал свою Grundsatze и

была рождена австрийская школа, примечателен и другим: в этом году Бисмарк

создал германский рейх. Хайека глубоко интересовала судьба Германии после

второй мировой войны; он был убежден, что перспективы возрождения либерализма

в международном масштабе решающим образом зависят от восстановления

интеллектуальной жизни в Германии. Расположенные во II части тома эссе

посвящены как раз этим вопросам.

Хайек был убежден в необходимости международной научной организации

либералов, и ради этого в 1947 году он организовал конференцию, которая

заложила основы общества Монт Перелин. Частично его озабоченность объясняется

той ролью, которую играли экономисты во время войны. Впервые в истории,

профессиональные экономисты в целом вошли в состав правительственных

планирующих организаций: контролировать цены, как это делало в Соединенных

Штатах Управление по ценам, возглавлявшееся Леоном Хендерсоном, а потом --

Джоном Кеннетом Гелбрейтом; либо -- изучать военные поставки (позднее стало

известно как "исследование операций"), чем занималась группа статистических

исследований Колумбийского университета; либо -- оказывать всевозможные

консультационные услуги. Все это было совершенно беспрецедентно и очень

встревожило либералов. (Хайек хотя и получил Британское гражданство, не был,

как австриец по рождению, допущен к соответствующим работам).

Интеллектуальный климат этого периода легко представить по реакции

экономистов на решение министра Людвига Эрхарда освободить цены и заработную

плату в только что созданной Западной Германии. Гелбрейт в 1948 году уверял

коллег, что "нет ни малейшей возможности обеспечить восстановление Германии с

помощью полной отмены <контроля и регулирования>". Уолтер Геллер, позднее

ставший председателем Совета экономических экспертов при Джоне Ф. Кеннеди,

двумя годами позже добавил, что "позитивное использование <поддерживаемых

мною> мер фискальной и денежной политики не гармонируют, строго говоря, с

ортодоксальной политикой свободных рынков, которую выбрала нынешняя

администрация Федеративной Германской республики". [John Kenneth Galbraith,

"The German Economy", in Seymour E. Harris, ed., Foreign Economic Policy for

the United States (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1948); Walter

Heller, "The Role of Fiscal-Monetary Policy in German Economic Recovery",

American Economic Review, vol. 40, May 1950, pp. 531--547. Эти и ряд сходных

фактов можно найти у T.W. Hutchinson, "Walter Eucken and the German Social

Market Economy", in his The Politics and Philosophy of Economics, op. cit.,

pp. 155--175.] Хайек приводит воспоминания самого Эрхарда: LОн сам с

ликованием рассказывал мне, как в то самое воскресенье, когда должен был быть

опубликован знаменитый декрет об освобождении цен и введении новой немецкой

марки, командующий американскими войсками в Германии генерал Клэй позвонил ему

по телефону и сказал: "Профессор Эрхард, мои советники утверждают, что вы

делаете грандиозную ошибку", -- на что, по его собственным словам, Эрхард

ответил: "Мои говорят точно то же самое".v [Нынешний интеллектуальный климат

совсем не таков. См. Amity Shales, "Germany needs Another Erhard", The Wall

Street Journal, April 13, 1991, p. A18.]

Для противодействия всему этому Хайек собрал на первую встречу в Монт Перелин

замечательную группу либералов, большей частью людей, работавших в изоляции.

Группа включала международно известных ученых в области экономической теории,

политологии, философии (четверо из экономистов, участвовавших в этой первой

встрече, позднее были удостоены Нобелевской премии); двое из участников --

Вальтер Эйкен и Вильгельм Р°пке -- были одними из главных архитекторов

послевоенного немецкого экономического чуда. Задачей Хайека было создать

условия для процветания либеральных тенденций в науке в надежде на то, что это

привлечет общественное мнение. "Ведь распространенная иллюзия, что свобода

может быть предоставлена сверху, представляет собой действительную проблему,

-- замечает он, -- Необходимо понимание, что должны быть созданы условия,

которые бы позволяли людям творить собственную судьбу."

Влияние Хайека оказалось глубоким и длительным: созданное им общество

по-прежнему существует, а кроме этого были основаны и другие организации со

схожими целями, особенно после начала возрождения австрийской школы. К этим

организациям принадлежат институт экономических дел в Лондоне; институт

исследований человека в университете Джорджа Мейсона, Фэрфакс, Виргиния;

институт Катона в Вашингтоне, округ Колумбия; институт Людвига фон Мизеса в

университет Аубурна, Алабама. Все эти группы внесли решающий вклад в

возрождение либеральной мысли в Соединенных Штатах и в Европе.

Нам не нужно другого доказательства либерального возрождения, чем включения

бывшей Восточной Германии в 1989 году в состав Западной Германии; для

Восточной Германии это было "новым открытием свободы", то, возникновению чего

за 40 лет до этого в Западной Германии помог Хайек. И хотя было бы дерзостью

называть Хайека пророком, главы 8, 10 и 11 содержат немало высказываний о

природе немцев и германского народа, которые верны и поныне.

Как-то Хайек с одобрением процитировал знаменитый пассаж из Общей теории

Кейнса о влиянии абстрактных идей на реальный ходе дел. "И верные и ошибочные

идеи экономистов и политических философов гораздо могущественнее, чем принято

думать. На деле мир подчиняется почти исключительно им." [John Maynard Keynes,

The General Theory of Employment, Interest and Money (London: Macmillan,