2. Особенные определения архитектонических форм

а) О деревянных и каменных строениях

Уже раньше было упомянуто, что долго спорили о том, следует ли признать исходным пунктом архитектуры деревянные или каменные строения и проистекают ли из этого различия в материале также и различные архитектонические формы. Для подлинного зодчества, поскольку оно делает действительным аспект целесообразности и развивает до совершенной красоты основной тип дома, можно допустить, что первоначальной была деревянная постройка.

Так и считает, следуя Витрувию, Гирт, который подвергся за это многочисленным нападкам. Я хочу в нескольких словах изложить свой взгляд на этот спорный вопрос. Обычный способ рассмотрения заключается в том, чтобы отыскать для некоторого заранее предположенного, преднайденного конкретного предмета абстрактный простой закон. В этом смысле и Гирт отыскивает для греческих зданий основную модель, как бы теорию, анатомическую структуру, и находит ее по форме и связанному с ней материалу в доме, в деревянной постройке.

Правда, дом как таковой строится главным образом как жилище, призванное защищать от бури, дождя, непогоды, животных, людей, и требует полного ограждения, чтобы в нем, отгородившись, могла собраться семья или более крупное сообщество людей и, живя в такой замкнутости, удовлетворять свои потребности и предаваться своим занятиям. Дом есть всецело целесообразное строение, созданное человеком для своих целей. Таким образом, человек при создании дома занимается многими делами, ставит себе много целей. Строение детализируется, становясь связью различных механических операций, при которых его части взаимно прилаживаются и пригоняются для достижения устойчивости и прочности, чтобы, учитывая условия тяжести, сообщить возведенной постройке опору, отгородить ее, подпереть лежащие элементы и не только вообще поддерживать их, но там, где они покоятся горизонтально, сохранять их в этом положении, связывать сходящиеся под углом и т. п.

Дом требует полного ограждения, для которого более всего пригодны и надежны стены. С этой стороны каменная постройка кажется более целесообразной, но ведь стену можно с одинаковым успехом возвести из стоящих рядом столбов, положив на них затем балки, которые будут связывать и укреплять подпирающие и поддерживающие их вертикальные столбы. К этому прибавляются, наконец, потолок и крыша. Кроме того, в храме главное не в том, чтобы создать замкнутое пространство, а в том, чтобы части подпирали и подпирались. Для осуществления этой механической задачи деревянное строение кажется самым подходящим и целесообразным. Ибо столб как несущая опора, нуждающаяся вместе с тем в связующих элементах, имеет их в поперечных балках, — все это и составляет здесь основные определения.

Эта разделенность, связь и целесообразное соединение этих сторон, по существу, свойственны деревянной постройке, которая непосредственно находит необходимый материал в дереве. Дерево, не требуя большой и трудной работы, пригодно и для столба и для балки, поскольку строительный лес сам по себе уже обладает определенным формированием, состоя из линейных, более или менее прямолинейных частей, которые могут быть непосредственно сложены в прямые, равно как в острые и тупые углы и тем самым образовывать угбльные стойки, опоры, поперечные балки и кровлю. Напротив, камень с самого начала не имеет такой твердо определенной формы, а представляет по сравнению с деревом бесформенную массу, которая сначала должна быть целесообразно разделена и обработана, для того чтобы эти отдельные куски можно было класть рядом и друг на друга и снова соединять их. Надо произвести много различных операций, прежде чем камень получит ту форму и ту пригодность, которые с самого начала свойственны дереву.

Кроме того, камни, там, где они образуют крупные массы, более пригодны для выдалбливания; вообще, будучи от природы относительно бесформенными, они способны принимать любой вид, вследствие чего являются подходящим материалом как для символического, так и для романтического зодчества и их фантастических форм. Строительный же лес благодаря своей природной форме прямолинейных стволов непосредственно пригоднее для той более строгой и рассудочной целесообразности, из которой исходит классическое искусство. Вот почему каменные строения преобладают преимущественно в самостоятельном зодчестве, хотя и у египтян в их обложенных плитами колоннадах намечаются потребности, которые деревянные постройки могут удовлетворять легче и более самобытным образом. Но в свою очередь классическая архитектура не останавливается на деревянных постройках. Напротив, там, где она, совершенствуясь, становится прекрасной, она строит свои сооружения из камня, делая это, однако, таким образом, что, с одной стороны, в архитектонических формах все еще можно распознать первоначальный принцип деревянного строения, хотя, с другой стороны, прибавляются и такие черты, которые не принадлежат деревянной постройке как таковой.

b) Особенные формы храма

Что же касается тех главных особенных черт, которыми отличается дом как основной тип храма, то самое существенное, о чем здесь следует упомянуть, сводится вкратце к следующему.

Если рассматривать дом подробнее, в его механическом отношении к себе самому, то, согласно сказанному, мы увидим, с одной стороны, поддерживающие, а с другой стороны, поддерживаемые массы, получившие архитектоническую форму. И те и другие связаны между собой устойчиво и прочно. В-третьих, к этому прибавляется замыкание и ограничение в трех измерениях: в длине, ширине и высоте. Но конструкция, которая в качестве соединения различных элементов представляет собой конкретное целое, должна обнаружить это и в самой себе. Так возникают здесь существенные различия, которые должны выступить как в своем обособлении друг от друга и специфическом развитии, так и в своем определяемом рассудком соединении.

а. Прежде всего важно отметить здесь решение проблемы поддерживания. Как только начинается речь о поддерживающих массах, нам вследствие наших современных потребностей сразу же приходит на ум стена как самое прочное, самое надежное для функций поддерживания. Но стена, как мы уже видели, не имеет своим единственным назначением поддерживание как таковое, а, по существу, служит для создания замкнутого пространства и связывания, почему она и составляет преобладающий момент в романтическом зодчестве. Своеобразие же греческой архитектуры состоит в том, что она формирует это поддерживание как таковое и применяет для этого колонну как основной элемент архитектонической целесообразности и красоты.

аа. Колонна имеет только одно назначение — поддерживание. Хотя ряд колонн, поставленных друг возле друга по прямой линии, фиксирует ограничение, все же он не служит замыканием, ограждением, подобно прочной стене, а нарочито отодвигается от стены в собственном смысле и ставится свободно, сам по себе. Ввиду того что колонна предназначена для единственной цели — служить опорой, здесь прежде всего важно, чтобы колонна, находясь в пропорции с грузом, покоящимся на ней, имела целесообразный вид. Поэтому она не должна быть ни слишком толстой, ни слишком слабой, не должна казаться ни придавленной, ни легко и высоко вздымающейся вверх, как будто она лишь играет своей ношей.

PP. Но точно так же как колонна отличается, с одной стороны, от ограды и стены, она, с другой стороны, отличается и от простого столба. Столб прямо вбит в землю и столь же непосредственно оканчивается там, где на него положен груз. Вследствие этого его определенная длина — то, что он вот здесь начинается и вот там кончается, — представляется лишь отрицательным ограничением посредством чего-то другого, представляется случайной определенностью, не принадлежащей ему самому по себе. Начинаться и завершаться — это определения, которые лежат в самом понятии поддерживающей колонны; поэтому они должны проявляться в ней же самой как ее собственные моменты. Вот основа того, что развитая, прекрасная архитектура наделяет колонну базой и капителью.

Правда, в тосканском ордере нет базы, так что колонна, следовательно, непосредственно выходит из земли. Тогда длина ее является для глаза чем-то случайным; не знаешь, насколько глубоко колонна вдавлена в землю весом поддерживаемой массы. Чтобы начало ее не представлялось неопределенным и случайным, она должна иметь приданное ей основание, на котором она стоит и которое явно дает знать о ее начале как начале. Искусство хочет, с одной стороны, сказать этим: вот здесь начинается колонна, а с другой — оно желает сделать заметной для глаза прочность, уверенную в себе устойчивость и как бы успокоить глаз. Исходя из такого же основания, оно заставляет колонну оканчиваться капителью, которая указывает на то, что собственное назначение колонны заключается в поддерживании, и должна сказать: вот здесь колонна оканчивается.

Это соображение о намеренно созданном начале и конце колонны по-настоящему, глубоко обосновывает существование базы и капители. Дело обстоит так, как в музыке с кадансом, требующим четко обозначенного окончания, или с книгой, которая кончается без точки и начинается без выделения первой буквы, но в которой, в особенности в средние века, в начале ставились большие разукрашенные буквы и такие же украшения давались в конце, чтобы объективировать представление о том, что она начинается и кончается. Поэтому, хотя база и капитель выходят за пределы простой потребности, все же на них нельзя смотреть как на излишнее украшение или выводить их лишь из египетских колонн, якобы служивших им образцом и подражавших растительному миру.

Органические образования, как их изображает скульптура в животном и человеческом облике, имеют свое начало и свой конец в свободных в самих себе контурах, так как разумный организм создает ограничение облика изнутри. Архитектура же для колонны и для ее формы имеет только одно руководящее начало — механическое определение поддерживания и пространственного расстояния от пола до того пункта, где поддерживаемый груз кладет конец колонн. Но искусство должно обнаружить и воплотить особенные стороны, заключенные в этом определении, так как они принадлежат колонне. Ее определенная длина и ее двоякая граница — сверху и снизу, — равно как и ее функция поддерживания, не должны казаться лишь случайными и появляющимися в ней вследствие вмешательства чего-то другого, но должны быть представлены как имманентные ей самой.

Относительно дальнейших особенностей колонны, помимо того что она обладает базой и капителью, надо отметить прежде всего то, что колонна кругла, кругообразна, ибо она должна стоять свободно и замкнуто, сама по себе. Но внутри себя простейшей, замкнутой, рассудочно определенной и наиболее правильной линией является круг. Этим колонна уже в своем облике показывает, что она не предназначена для того, чтобы, поставленная рядом с другими колоннами, образовать одну плоскую поверхность, подобно тому как столбы, обтесанные под прямым углом, поставленные друг возле друга, составляют каменные и деревянные стены; колонны, будучи в самих себе ограниченными, имеют целью нести тяжесть. Поднимаясь вверх, колонна, обычно начиная с трети высоты, становится тоньше, уменьшается в объеме и толщине, потому что нижние части должны в свою очередь поддерживать верхние и выявлять это механическое соотношение колонны в ней же самой. Наконец, на колоннах часто делают отвесные каннелюры, с одной стороны, для того чтобы придать более разнообразный вид простому в самом себе облику, а с другой — чтобы такое деление создавало для колонны иллюзию большей толщины там, где это необходимо.

уу. Хотя колонна поставлена отдельно, сама по себе, однако она должна показывать, что существует не ради себя самой, но ради той массы, которую должна поддерживать. И поскольку дом требует ограждения со всех сторон, то недостаточно отдельной колонны, возле нее ставятся другие, вследствие чего существенным определением становится то, что колонна, умножаясь, образует ряд. Если же многие колонны поддерживают одну и ту же тяжесть, то это сообща поддерживаемое ими, а именно балка, является одновременно тем, что определяет их общую равную высоту и связывает друг с другом. Это приводит нас от несущего как такового к противоположному составному элементу, к поддерживаемому.

р. Колонны поддерживают положенную на них совокупность балок. Ближайшим отношением, которое получает здесь место, является прямоугольник. Поддерживающий элемент должен образовать прямой угол как с почвой, так и с балками, потому что горизонтальное положение согласно закону тяжести единственно надежно и соразмерно в самом себе, прямой же угол единственно твердо определен; напротив, острый и тупой углы неопределенны в своих размерах, изменчивы и случайны.

Составные части балок более детально расчленяются следующим образом.

act. На колоннах одинаковой высоты, поставленных друг возле друга по прямой линии, непосредственно покоится архитрав, главная балка, связывающая колонны между собой и лежащая на всех них сообща своей тяжестью. В качестве простой балки она нуждается лишь в форме четырех плоских, прямоугольно прилаженных друг к другу по всем измерениям поверхностей и в их абстрактной правильности. Но так как архитрав, с одной стороны, поддерживается колоннами, а с другой стороны, на нем лежат все прочие балки, которые в свою очередь возлагают на него задачу поддерживания, то более развитая архитектура выявляет в главной балке и это двоякое назначение, обозначая на верхней части функцию поддерживания посредством выступающих вперед листелей и т. д. Они, следовательно, показывают, что главная балка находится в отношении не только с поддерживающими колоннами, но также и с лежащими на ней другими тяжестями.

pp. Эти тяжести образуют прежде всего фриз. Фриз состоит, с одной стороны, из концов потолочных балок, лежащих на главной балке, а с другой — из промежутков между ними. Поэтому фриз уже получает внутри себя более существенные различия, чем архитрав. Он должен подчеркивать их в более резких обозначениях, главным образом в тех случаях, когда архитектура, хотя и создает свои произведения из камня, все еще строго следует основному типу деревянного сооружения. Так возникают различия триглифов и метопов. А именно, триглифы — это концы балок, на которых делали три нареза, а метопы — четырехугольные промежутки между отдельными триглифами. В более ранние времена их, вероятно, оставляли пустыми, но в более позднее время они заполнялись и их даже покрывали и украшали рельефами.

уу. Фриз же, покоящийся на главной балке, в свою очередь поддерживает венец, или карниз. Назначение последнего — поддерживать крышу, которая завершает целое сверху. Здесь сразу возникает вопрос, какого рода должно быть это ограничение. Ибо в этом отношении могут быть двоякого рода ограничения — граница прямоугольно-горизонтальная и с наклоном под острым или тупым углом. Если обращать внимание только на потребности, то, по-видимому, нужно будет сказать, что южане, мало страдая от дождя и сильного ветра и нуждаясь только в защите от солнца, могут удовлетвориться горизонтальным покрытием дома под прямым углом. Обитателям же северных стран приходится защищаться от дождя, который должен стекать, от снега, который не должен ложиться слишком тяжелым грузом; поэтому им нужны покатые крыши.

Однако в искусстве зодчества одна только потребность не может быть решающим фактором; в качестве искусства оно должно удовлетворять и более глубоким требованиям красоты и вкуса. То, что поднимается от земли вверх, должно иметь базу, подставку, на которой оно стоит и которая служит ему опорой; кроме того, колонны и стены архитектуры в собственном смысле этого слова Дают нам материальное зрительное впечатление поддерживания. Напротив, верхнее перекрытие должно уже не поддерживать, а быть лишь поддерживаемым, и это свое назначение, заключающееся в том, что ему уже не надо поддерживать, оно должно выявлять в себе самом; то есть оно должно обладать свойством, согласно которому оно больше не может поддерживать и потому должно заканчиваться острым или тупым углом.

Древние храмы не имеют горизонтальных крыш; крыши образуют две плоские поверхности, встречающиеся под тупым углом. Подобное завершение здания красиво, ибо горизонтальные поверхности крыш не доставляют взору вида некоего законченного в себе целого; горизонтальная плоскость наверху все еще способна выдерживать, однако это уже невозможно более для линии, в которой смыкаются наклонные поверхности крыши. В этом отношении, например, и в живописи при группировке фигур нас удовлетворяет пирамидальная форма.

у. Последнее определение, которое нам еще осталось рассмотреть, касается замыкания — внешних и внутренних стен. Колонны поддерживают и ограничивают. Но они не служат замыканием, а представляют как раз противоположность внутреннему пространству, кругом замкнутому стенами. Поэтому, если хотят достигнуть полного замыкания, надо возводить толстые, плотные стены. Это действительно и происходит при постройке храмов.

асе. Относительно этих стен приходится только сказать, что они должны быть поставлены прямолинейно, образовывать перпендикулярные плоскости, так как криво, под острым или тупым углом поднимающиеся стены создают зрительное впечатление угрозы обвала; они не имеют раз и навсегда определенного направления. Ведь может казаться случайным, что они поднимаются в том или другом направлении, образуют такой-то, а не более острый или более тупой угол. Рассудочная правильность и целесообразность требуют и здесь прямого угла.

pp. Ввиду того что стены могут служить для создания замкнутого пространства и выполнять функцию поддерживания, между тем как мы возложили ее на одни только колонны, напрашивается мысль, что там, где должны быть удовлетворены обе различные потребности — ив поддерживании и в создании замкнутого пространства, — можно ставить колонны и соединять их между собой толстой каменной оградой, так что из них получатся стены; так возникают полуколонны. Например, Гирт, следуя Витрувию, начинает свою первоначальную конструкцию четырьмя угловыми столбами. Чтобы удовлетворить потребность в создании замкнутого пространства при одновременном желании иметь колонны, приходится объединять их со стеной. Действительно, можно показать, что полуколонны существовали уже в очень глубокой древности. Гирт, например («Строительное искусство согласно принципам древних», Берлин, 1809, с. 111), говорит, что применение полуколонн столь же древнее, как само зодчество. Он выводит их возникновение из того факта, что колонны и столбы подпирали и поддерживали перекрытия и крыши, однако необходимо было поставить стены для защиты от дождя и непогоды. Но так как колонны уже сами по себе достаточно подпирали здание, то не было необходимости возводить стены ни такими толстыми, ни из такого прочного материала, как колонны, почему последние обычно и выдаются вовне.

Это основание возникновения полуколонн, может быть, указано и правильно, однако полуколонны следует признать безусловно неподходящими, ибо в них сочетаются без всякой внутренней необходимости и смешиваются одна с другой противоположные цели. Можно, разумеется, защищать полуколонны, если и при вопросе о возведении колонн так строго исходить из деревянной постройки, что даже считать их основным средством для создания замкнутого пространства. Однако при толстых стенах колонна больше уже не имеет смысла и превращается в столб. Ибо настоящая колонна, по существу, является круглой, внутри себя вполне законченной и этой замкнутостью явно выражает то, что она противится всякому продолжению, превращающему ее в плоскую поверхность, а потому и всякому соединению со стеной. Поэтому, если при наличии каменных стен желательно иметь опоры, эти опоры должны быть не круглыми колоннами, а поверхностями, которые, будучи плоскими, могут быть продолжены так, что образуют стену.

Уже Гёте в своей юношеской статье «О немецком зодчестве», написанной в 1773 году, задорно восклицает: «Что нам в том, о ты, знаток, философствующий на модный французский манер, — что первый изобретательный в удовлетворении своей потребности человек вбил в землю четыре столба, связал над ними четыре жерди и накрыл их ветками и мхом... Да к тому же и неверно, что твоя хижина была первенцем в мире. Две скрещивающиеся в своей вершине жерди спереди, две сзади и одна жердь поперек сверху конька — вот что, как ты можешь ежедневно убедиться в этом на примере шалашей, устраиваемых сторожами полей и виноградников, было и остается несравненно более первобытным изобретением, из которого ты не мог извлечь образца даже для твоих свинарников».

Гёте хочет доказать, что колонны, соединенные со стеной в зданиях, имеющих, как утверждают, своей существенной целью лишь создание замкнутого пространства, представляют собой бессмыслицу. Он не отрицает красоты колонн. Напротив, он ее превозносит. «Только остерегайтесь, — прибавляет он, — применять их неподходящим образом: они по природе стоят свободно. Горе несчастным, приковавшим стройные станы колонн к неуклюжей стене». Отсюда он переходит к собственно средневековому и современному зодчеству и говорит: «Колонна отнюдь не является составной частью наших жилищ, она, наоборот, противоречит сущности всех наших построек. Наши дома не возникают из четырех колонн, поставленных в четырех углах; они возникают из четырех стен на четырех сторонах. Эти стены заменяют и исключают всякие колонны; там, где их все же поставили, они — излишнее нагромождение. Это относится и ко всем нашим дворцам и церквам, за исключением немногих примеров, о которых не стоит и упоминать».

Здесь, в этом высказывании, являющемся плодом свободного, соответствующего существу дела созерцания, выражен правильный принцип колонны. Колонна должна ставить свою подставку перед стеной и выступать независимо от нее, сама по себе. Правда, в новейшей архитектуре часто применялись пилястры; однако они рассматривались как повторение силуэта передних колонн, и их делали не круглыми, а плоскими.

уу. Из этого явствует, что хотя стены также могут служить опорой, тем не менее, ввиду того что функция поддерживания уже выполняется колоннами, они со своей стороны, главным образом в развитой классической архитектуре, должны избрать своей целью лишь создание замкнутого пространства. Если они, подобно колоннам, несут крышу, то указанные сами по себе различные определения не осуществляются так, как это следует, а именно в виде различных частей; тогда представление о том, для чего должны предназначаться стены, становится смутным и запутанным. Поэтому и в храме мы находим, что средняя галерея, где стояло изображение божества, вокруг которого требовалось создать замкнутое пространство, часто оставалась открытой сверху. Но если требуется перекрытие, то будет более красивым, когда оно поддерживается особо. Ибо непосредственная кладка балок и крыши на замыкающие стены обусловливается лишь нуждой и потребностью, а не свободной архитектонической красотой. В классическом зодчестве стены не используются для поддерживания. Наоборот, они были бы нецелесообразны, требуя, как мы уже видели и выше, больше приспособлений и затраты сил для поддерживания, чем это нужно.

Таковы те главные определения, которые в классической архитектуре должны выступить в их обособлении.

с) Классический храм как целое

Хотя, с одной стороны, мы можем выставить как основной закон положение, согласно которому различия, только что упомянутые, обязательно должны обнаружиться в процессе их различения, все же, с другой стороны, необходимо, чтобы они соединились в одно целое. В заключение бросим взгляд на это единство, которое в архитектуре может быть лишь сочетанием, сплетением и всесторонней эвритмией меры.

В общем греческие храмовые сооружения представляют нашему взору удовлетворяющее, так сказать, насыщающее его зрелище.

а. В них ничто не устремлено ввысь, а целое растягивается в ширину и простирается, не возвышаясь. Чтобы обозреть фронтон, глаз почти не нуждается в преднамеренном направлении взора вверх, наоборот, он оказывается влекомым вширь, между тем как средневековое немецкое зодчество почти безмерно стремится ввысь. У античных народов главным является ширина как прочное, удобное обоснование на земле. Образцом высоты служит человеческий рост, и она увеличивается соответственно увеличивающейся ширине и длине здания.

р. Далее, украшения расположены так, что они не наносят ущерба впечатлению простоты. Ведь многое зависит и от способа украшения. Древние, главным образом греки, соблюдают в этом отношении прекраснейшую меру. Например, совершенно простые большие поверхности и линии не кажутся в этой нераздельной про- стоте столь большими, когда в них вносится некоторое многообразие, расчленение; только благодаря этому глаз воспринимает более определенную меру. Если же это деление и связанная с ним орнаментация доходят до мелочей, так что глаз имеет перед собой лишь множество украшений и их мелкие подробности, то самые величественные пропорции и размеры дробятся и впечатление от них нарушается.

Древние вообще не стремятся к тому, чтобы сооружения и их пропорции казались с помощью таких средств значительно большими, чем они являются на самом деле. Они не дробят целое посредством расчленения и украшений так, что при малом размере всех частей целое кажется маленьким; в таком случае отсутствует связующее, всепроникающее единство. Их совершенные, прекрасные произведения не являются массивными и придавленными к земле, они и не громоздятся непомерно вверх по сравнению с их шириной. Соблюдая прекрасную середину, при всей своей простоте они дают вместе с тем необходимый простор исполненному меры разнообразию. Но прежде всего везде самым ясным образом проглядывает основной мотив целого и его простых особенностей. Он покоряет себе индивидуальные черты формообразования совершенно так же, как в классическом идеале всеобщая субстанция господствует и приводит в гармонию с собой те случайные и частные элементы, в которых она обретает свою жизненность.

у. Что же касается расположения и членения храма, то тут, с одной стороны, можно заметить большое число ступеней развития, а с другой — много традиционного. Основные определения, которые могут нас здесь интересовать, — это окруженная стеной целла храма (va6c,), в которой помещалось изображение божества, далее передний зал (rcpovaoc,), задний зал (бтгаЭобоцос,) и идущие вокруг всего здания колоннады. Передний и задний залы с выступающим вперед рядом колонн представляли сначала тот вид зданий, который Витрувий называет амфипростилем, к нему в периптере прибавляется затем ряд колонн с каждой стороны; наконец, достигнув высшего усиления в диптере, этот ряд колонн удваивается вокруг всего храма, а в гиптере и внутри целлы храма добавляются аллеи из колонн, поставленных по две. Они отходят от стен для свободного хождения между ними, как это сделано и для внешних колоннад. В качестве образца этого вида храмов Витрувий указывает восьмиколонный храм Минервы в Афинах и десятиколонный храм олимпийского Юпитера (Гирт, «История строительного искусства у древних», II, с. 151; III, с. 14—18).

Мы не будем здесь касаться более частных различий числа колонн, равно как и их расстояний друг от друга и от стен. Надо обратить внимание лишь на своеобразное значение, которое имеют для греческого храма ряды колонн, портики и т. п.

В простилях и амфипростилях, этих простых и удвоенных колоннадах, непосредственно ведущих на простор, мы видим людей, свободно гуляющих, расходящихся, случайно соединяющихся в группы, ибо колонны вообще не замыкают, а ограничивают. Поэтому вполне можно проходить между ними так, что оказываешься одновременно внутри и вне здания; во всяком случае, повсюду можно непосредственно выходить на свободу. Равным образом длинные стены позади колонн не допускают теснящуюся толпу к центру, куда мог бы направляться взор, когда аллеи полны. Напротив, глаз, скорее, отвлекается от такого пункта единства во все стороны; вместо представления о собрании людей, осуществляющих некоторую цель, мы видим направленность вовне и получаем лишь представление о людях, гуляющих без всякой тени серьезности, весело и праздно. Правда, внутри замкнутого пространства чувствуется более глубокая серьезность, но и здесь мы находим более или менее открытое (а в наиболее тщательно отделанных сооружениях совершенно открытое) окружение, которое указывает, что эту серьезность не следует принимать слишком строго. Таким образом, этот храм оставляет впечатление не только простоты и величия, но наряду с этим ясности, открытости и удобства, ибо все сооружение больше приспособлено к тому, чтобы люди стояли вокруг него, разгуливали, приходили и уходили, чем к концентрированной внутренней сосредоточенности замкнутого, отрешенного от внешнего мира собрания.