7.3. Диалектический подход к проблеме рациональности

Критика метафизических представлений классической рацио­нальности была предпринята сторонниками немецкой идеалистиче­ской философии, которые сосредоточили свои усилия на анализе развития самой идеи рациональности. Кант одним из первых ввел четкое различие между категориями рассудка и разума, которые он стал рассматривать как две необходимые и взаимосвязанные формы рациональности. «Всякое наше знание, — писал он, — начинается с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме, выше которого нет в нас ничего для обработки материала созерцаний и для подведения его под высшее единство мышления»¹.

Рассудок, по мнению Канта, вносит форму в наши знания, со­держание которых составляют чувственные созерцания. Поэтому оно служит лишь для упорядочения и систематизации результатов чувственного знания. Но поскольку эти результаты имеют ограни­ченный характер, то рассудок также всегда имеет дело с конечным и ограниченным знанием. Однако мышление не может остановить­ся на анализе результатов конечного, ограниченного чувственного опыта. Оно стремится выйти за рамки такого опыта, перейти от ко­нечного, частного и относительного к бесконечному, универсаль­ному и абсолютному знанию. Но разум не достигает здесь реализа­ции своих целей из-за возникающих глубоких противоречий или антиномий. Например, такие утверждения, как мир конечен и бес­конечен в пространстве, имеет начало во времени и не имеет такого начала и т.п., являются такими антиномиями, в которых запутыва­ется разум при попытке выйти за рамки понятий рассудка, которые противопоставляются друг другу.

Гегель отказался от такого противопоставления рассудка разуму и стал рассматривать их как определенные стадии в становлении рационального мышления: рассудок он определяет как низшую сту­пень рациональности, а разум — как высшую ее ступень. Конечный характер рассудка, обусловленный ограниченностью его определения, не дает ему возможность выйти за пределы его содержания. Гегель в отличие от Канта указывал, что возможности мышления здесь не исчерпываются, потому что разум способен преодолевать абстрактность и односторонность отдельных определений мысли рамках их синтеза. В этом смысле, по-видимому, можно говорить направляющей роли разума на пути к синтезу конкретного знаний. Такой синтез представляет собой способ восхождения от абстрактного, одностороннего, ограниченного знания к знанию единому целостному и конкретному. Но у Гегеля, как идеалиста, этот способ приобретает мистический характер, как самостоятельного движения мысли, оторванной от реальности.

К. Маркс противопоставил идее Гегеля о создании мыслью конкретного знания свой материалистический метод восхождения абстрактного к конкретному знанию.

«Конкретное, — указывал он, — потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообраз­ного. В мышлении поэтому оно выступает как процесс синтеза, как результат, а не исходный пункт и, вследствие этого, также исход­ный пункт созерцания и представления»¹.

Если у Гегеля конкретное возникает как результат самодвиже­ния мысли, то у Маркса оно представляет собой только способ, при помощи которого мышление духовно воспроизводит конкретное в действительности.

Взаимосвязь рассудка и разума представляет собой частный, но типичный пример диалектики в рамках общей, объединяющей их категории рациональности. Но значительно большую роль играет диалектика в раскрытии взаимоотношения между рациональным и иррациональным, истиной и заблуждением в процессе развития по­знания, а также цели и средств в практической деятельности. По­скольку категория рациональности определяется такими ценност­ными факторами, как истина в познании и польза в практической деятельности, а они не остаются неизменными, то невозможно го­ворить о какой-то абсолютной рациональности. С изменением кон­кретных условий познания и практической деятельности меняются и представления о рациональности. То, что считалось рациональ­ным в одно время, оказывается иррациональным и даже иррацио­нальным в другое время.