Литература

О. В. Афанасьева, И.В. Михеева. Английский язык. М., «Просвещение», 2000.

С. И. Ожегов. Словарь русского языка. М., «Русский язык», 1984.

A. Doff, C. Jones. Language in use.  Cambridge University Press, 1996.

R. Murphy. Essential English Grammar in use. Cambridge University Press, 1990.

Longman Dictionary of Contemporary English. Longman, 2001.

Cambridge Advanced Learner’s Dictionary. Cambridge, 2006.

Collins Cobuild Student’s Dictionary, Birmingham, HarperCollins Publishers, 1998.

 

 

В.Д. Горбенко

(Санкт-Петербург, tory82@rambler.ru)

НЕВЕРБАЛЬНЫЕ КОМПОНЕНТЫ КОММУНИКАЦИИ КАК СРЕДСТВО ВЫРАЖЕНИЯ МОДАЛЬНОГО ЗНАЧЕНИЯ

 

В лингвистических исследованиях, связанных с вопросами коммуникации, уже давно высказывается положение о том, что между процессами восприятия речи на слух и при наличии визуально воспринимаемого говорящего существует весьма важное различие^[1], в результате чего представляется важным и необходимым уделить внимание проблеме понимания невербальной коммуникации.

Настоящий доклад посвящен рассмотрению модального потенциала невербальных компонентов коммуникации на примере категории достоверности.

Рассматривая оценку степени соответствия высказывания говорящего действительности с учетом участия в коммуникативном акте невербальных средств, на наш взгляд, можно выделить модальную категорию достоверности, которая выражает данную оценку высказывания говорящего или самим говорящим, или его собеседником.

Согласно определению поля достоверности, данному Е.И. Беляевой^[2], под модальностью достоверности мы понимаем определяемое с точки зрения говорящего соответствие содержания своего высказывания действительности в рамках двоичной системы «истина – ложь», а также определяемое  с точки зрения слушающего соответствие содержания высказывания говорящего действительности в рамках двоичной системы «истина – ложь».

Обратимся к подтверждению нашего положения на материале русских художественных текстов ХХ века.

Рассмотрим пример высказывания, в котором вербальная и невербальная части не согласуются друг с другом. В данных условиях, при которых происходит совмещение противоречащих друг другу значений, передающихся по разным каналам (вербальному и невербальному), реализуется выражение невербальным компонентом истинной информации на фоне ложной информации, эксплицированной вербально:

То есть сначала он увидел старый потертый футляр, но инвалид  неловко открыл футляр, альт и обнаружился.

— А платок где  –– заикаясь, спросил Данилов.

— Какой платок? Какой еще платок? –– удивился инвалид, но отвел глаза.

— Там платок был, –– сказал Данилов, стараясь говорить спокойнее.

— Никакого платка! Никакого платка! –– сердито забормотал  инвалид. — Не хочешь скрипку брать –– не бери!

Было ясно, что инвалид завладел платком, но теперь он, ворча, стал закрывать футляр, да и о платке ли стоило беспокоиться Данилову! [В. Орлов. Альтист Данилов]

В приведенной ситуации вербальный компонент (Какой платок? Какой еще платок?) выражает отсутствие у говорящего информации о предмете разговора, в то время как невербальный компонент (отвел глаза) реализует противоположный смысл. Содержание всего высказывания, несмотря на ложный характер вербального компонента, принимает значение истинного за счет «положительного» потенциала невербального компонента.

В следующем примере в условиях замещения вербального компонента невербальным, слушающий посредством мимического знакового элемента (усмехнулась грустновато) оценивает содержание высказывания говорящего как не соответствующее действительности, как ложное:

Перед отъездом он купил духи за шесть рублей и коробку конфет. Пришлось сказать дома, что это просили девушки из энерголаборатории <…>. Жена ничего не ответила, усмехнулась грустновато. <…> Усмешка ее была слишком заметна, и он знал, что она знает, что он обратил внимание на эту усмешку, так что промолчать было нельзя. [Д. Гранин. Дождь в чужом городе]

Таким образом, можно констатировать, что невербальное коммуникативное поведение говорящего и слушающего способно выражать оценку соответствия содержания высказывания говорящего действительности с точки зрения критериев «истина – ложь», т.е. функционирует в качестве средства выражения модального значения.

В докладе будут приведены примеры выражения модальности достоверности невербальными компонентами коммуникации в различных условиях соотношения вербальной и невербальной частей высказывания: согласования, противоречия, дополнения и замещения.

 

 

В.З. Демьянков

(Москва, vdem@srcc.msu.su)

ТЕХНИКИ ПОНИМАНИЯ ИМПЛИЦИТНОСТИ, ЭКСПЛИЦИТНОСТИ И СВЕРХЭКСПЛИЦИТНОСТИ

 

Имплицитность и эксплицитность речи – термины, определяемые через термин понимание.

Интерпретируя высказывание как имплицитное, полагают, что говорящий чего-то «недовложил» в свою речь, которую, тем не менее, адресат способен понять и «доинтерпретировать». Техника пониманияимплицитности состоит в установлении того, что же недовложено и как следует восполнить этот пробел, опираясь на сам текст, на обстоятельства его восприятия, а иногда даже на знание жизненного пути автора речи.

Эксплицитность же речи связывают, среди прочего, со следующими взаимозависимыми моментами:

– упоминание чего-либо хотя бы намеком, не обязательно явно; то есть, наличие в речи знака чего-либо; такая эксплицитность противопоставлена неупоминанию, забвению или эллипсису;

– очерченность границ при этом упоминании, легкое вычисление того, о ком или о чем идет речь – когда называется некоторое имя или дается описание;

– степень конкретности (specificity), уместная и нормативная в конкретном контексте упоминания.

Сверхэксплицитность – избыток того или иного качества эксплицитности: например, назойливое повторение знака одного и того же предмета, избыточная очерченность границ между предметами, избыточная – неуместная в рамках данных культуры или контекста – конкретность в обрисовывании тех или иных сторон предмета и т.п. Языки и культуры варьируются в этом отношении.

Различные человеческие сообщества используют различные наборы техник интерпретирования, составляющие «стили интерпретации» и «культуры интерпретации». Имеется универсальное ядро таких техник: возможно, максимы П. Грайса формулируют часть такого ядра. Однако, кроме этого универсального ядра, есть еще и переменные параметры, характеризующие только отдельные культуры и стили интерпретации.

Например, в разных интерпретативных культурах предполагается разная степень доверия к интерпретаторскому мастерству реального и/или потенциального адресата. Именно поэтому в разных языковых сообществах различаются стандарты эксплицитности как в переходе от одной реплики к другой и в подаче иллокуции, так и в технике подачи отдельных пропозиций и связей между ними в дискурсе.

Так, предложениям, в которых по-русски нет указания на то, кто является обладателем какой-либо части тела, соответствуют английские предложения с обязательным таким указанием. Типичная ошибка иностранцев,говорящих по-английски: * In the hands he was holding a small bird. Правильно по-английски сказать: In his hands he was holding a small bird. По-русски же здесь говорят: В руках он держал маленькую птичку. Предложение В своих руках он держал маленькую птицу звучит так, как будто бы говорящий сомневается, поймут ли его правильно, если он не укажет, в чьих руках. Однако оснований для таких сомнений вроде бы и нет: ведь предложение В моих руках он держал маленькую птичку звучит абсурдно и не заслуживает внимания в качестве альтернативы, отсекаемой переводом с местоимением своих.

Впрочем, в следующем случае по-русски свои столь же уместно, что и по-английски: She took him in herarms – Она приняла его в свои объятия. Хотя предложение Она приняла его в мои объятия звучало бы дико, носвои здесь – почти обязательно, и в русском словаре только в таком виде и указывается: «принять кого-л. в свои объятия». Аналогично – в выражениях типа: на свою (седую) голову – но не * (жить) на свою широкую ногу.

Другой пример – употребление в современной обыденной речи сочетания наречий всегда и обычно. Например: Обычно всегда удавалось решить проблему, сделав взаимные уступки и спрямляя линию границы(Н.С. Хрущев. Время. Люди. Власть, Кн.2, Ч.3). При внимательном рассмотрении подобное предложение кажется нелогичным. Ведь если нечто происходит или обладает некоторым качеством обычно, значит иногда бывают случаи, когда это не так, и поэтому случается не всегда. Но тогда зачем всегда после обычно? Но при втором прочтении у интерпретатора возникает подозрение все-таки о нормальности таких словосочетаний.

Аналогично воспринимаются и другие подобные сочетания, например:

– обычно и никогда: Сын прибавлял в весе, и родители начали даже распускать слух о том, что он якобы сказал «агу», чего с двухнедельным младенцем обычно никогда не бывает (И.Ильф, Е.Петров. Счастливый отец); … от волнения он даже вставляет не совсем приличные слова, чего обычно никогда не делает(А.Я.Бруштейн. Дорога уходит в даль...: Кн.2. В рассветный час. 1957-58); Чик хорошо знал последовательность его действий. Они обычно никогда не менялись (Ф.Искандер. Рассказы о Чике);Юмористы обычно никогда не бывают главными, а если они становятся главными, то они уже обычно не юмористы (Ф.Кривин. Изобретатель вечности: Повести, рассказы, очерки. 1985); Но вдруг, как в замороченном каком-то колесе, стала история повторяться, как она обычно никогда не повторяется – как ещё раз бы насмешливо просила всех актёров переиграть, попытаться лучше, – через 6 лет снова так же нависала Австрия над Сербией, только ещё несправедливее, – и снова держал Николай телеграмму Вильгельма... (А.И.Солженицын. Август Четырнадцатого); … опьянеть Вера не боялась – сколько бы она ни пила, пьянойобычно никогда не бывала, вокруг все хмелели, и здоровые мужики тоже, а она, выпив с ними наравне, всегда оставалась почти трезвой (В.В.Орлов. Происшествие в Никольском. 1969-72);

– обычно и как правило: Это обычно был моряк в свитере, пришедший сюда прямо с корабля в короткую минуту стоянки, с двумя девушками – как правило, именно с двумя (Ю.Семенов. Дунечка и Никита); Онобычно-то, как правило, автовокзал этот новый стороной обходил (А.Хургин. Какая-то ерунда); Совсем неожиданно для отца он попросил с ним встретиться, хотя, как правило, на такие встречи у него обычно не хватало времени – настолько он всегда был занят (Э.Малышев. Властелины Галактики); Но, как правило, эти появления обычно заканчивались тем, что у Ива появлялась некая информация, о существовании которой он до того момента даже не подозревал (Р.Злотников. И пришел многоликий). Очень часто возникает подозрение о неполной редакторской выверенности этих предложений – даже в деловой речи, например: К сожалению, как правило, работодатели обычно стремятся расстаться как с виновником конфликта, так и с его жертвой (Т.Ю. Базаров, Б.Л. Еремин, ред. Управление персоналом, 2002); кроме того, между обычно и как правило в рамках простого предложения идут чаще всего еще какие-нибудь члены предложения;

– как правило и всегда: Как правило, всегда бывает наоборот (С.Агаев. Седьмой совершенный); Среди собак-ищеек у дамочек нюх, как правило, тоже всегда лучше, чем у кобелей (Г.П.Климов. Протоколы советских мудрецов); в следующем предложении – в отличие от предыдущих – сочетание это сравнительно легко объяснимо: Половина посетителей в «Арене» обычно иностранцы, которые, как правило, всегдаподозревают, что их обслуживают не так, как надо (С.Гансовский. Дом с золотыми окошками).

Показывается, что понимая имплицитный смысл «сверхэксплицитных» выражений, далеко не всегда приходят к тому, что хотел сказать автор речи, или к тому смыслу, под которым он подписался бы, если бы проанализировал свою речь в соответствии с правилами логики.

 

 

Н.М. Джусупов

(Ташкент, nursultan79@mail.ru)

ЛИНГВОКОГНИТИВНАЯ МОДЕЛЬ ОПИСАНИЯ ЕДИНИЦЫ МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОГО ХАРАКТЕРА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕСТЕ

 

В аспекте интенсивного развития когнитивно-ориентированной языковедческой парадигмы рассмотрение различных стилистически значимых единиц [Лузина, 2000; Ашурова; 2003], в нашем случае, междисциплинарного характера (знак, образ, символ, концепт и т.д.), широко функционирующих в художественном тексте, служит весьма  привлекательным и вместе с тем наиболее продуктивным средством для решения вопросов, касающихся особенностей отражения универсальных категорий и понятий в системе языка и речи. 

Исходя из этого для раскрытия когнитивной природы и определения  функциональных (внутритекстовых) особенностей стилистически значимых междисциплинарных единиц художественного текста нами разработана и предложена  комплексная лингвокогнитивная модель описания/анализа (на материале символа) [Джусупов, 2006]. Предложенная модель основана прежде всего на взаимосвязанном использовании ключевых положений когнитивной лингвистики и лингвостилистики и соответственно включает различные факторы (условия) для выявления и определения их когнитивных и функциональных компонентов. Отличительной особенностью представленной модели описания является то, что она предполагает интегрированную активизацию языковых и внеязыковых структур знаний и положений когнитивно-концептуального анализа языка, что, несомненно, способствует более полной трансляции поликонцептуальной семантической природы междисциплинарной единицы.

Обязательное освещение лингвостилистических данных в процессе анализа междисциплинарной единицы объясняется непосредственно самим языковым материалом, т.е. художественным текстом. Предложенная модель также предполагает широкое оперирование такими ключевыми междисциплинарными по содержанию понятиями, как когнитивный стиль, концептуальная система, картина мира,  национально-культурная специфика и т.д.

Лингвокогнитивную модель описания междисциплинарной единицы в художественном тексте представим на примере анализа функционирования символа. Основополагающая цель данного анализа заключается в выработке определенной когнитивной модели декодирования символа в художественном контексте. В соответствии с когнитивной   спецификой и контекстуальными характеристиками символа модель его описания должна основываться на освещении следующих ключевых факторов: 1) фактор рекурренции; 2) фактор акцентирования; 3) фактор репрезентации структур знаний; 4) фактор концептуализации.

Данные факторы в совокупности способствуют выявлению символов в тексте и наиболее адекватному определению их концептуальной природы, включая универсальные и национально-культурные свойства, контекстуальные и индивидуально-авторские особенности. 

Каждый фактор в процессе лингвокогнитивного анализа имеет соответствующие задачи по выявлению отдельных сторон презентации символа в тексте: 

– фактор рекурренции ориентирован на экспликацию частотности употребления символа и подтверждение его количественных  характеристик функционирования в художественном тексте;

– фактор акцентирования направлен на выявление различных стилистически значимых языковых и речевых средств акцентирования символической единицы, обусловленных особенностями когнитивного стиля автора, и учитывает возможность и эффективность раскрытия их прагматических характеристик в процессе исследования текста;

– фактор репрезентации структур знаний имеет целью выявление многопланового характера символа через применение существенных и важных для определения его общей смысловой природы когнитивных данных (на основе когнитивного принципа распределения информации относительно функционирования символа);

– фактор концептуализации является итогом когнитивной модели рассмотрения символа в соответствии с его главной целью – определение концептов в общей семантической природе символа, функционирующего в художественном тексте. Фактор концептуализации основан на использовании результатов предшествующих факторов и отдельных общеязыковых, внеязыковых и собственно контекстуальных информативных данных относительно лексической единицы в тексте, которая предстает в качестве символа. Наиболее удобным и эффективным способом презентации всех этих данных является построение когнитивной карты символа с учетом тезаурусных данных исходного языкового знака (лексической единицы).

Итак, в результате лингвокогнитивного анализа символа в совокупности определяется его когнитивная модель. Ключевой особенностью данной модели является логическая последовательность и взаимозависимость составляющих его факторов и их направленность на конечное выявление концептов в смысловой (когнитивно-концептуальной) природе символа.   

В целом предложенная лингвокогнитивная модель исследования символа может использоваться в описании других междисциплинарных единиц, представленных в художественном тексте, с учетом особенностей их когнитивной природы и контекстуального функционирования и в соответствии с этим интерпретироваться и модифицироваться.  

Символы на основе предложенной модели рассматриваются на материале художественых текстов английского, русского, казахского языков. Модель основана на выявлении когнитивно-семантических и лингвостилистических особенностей символа в художественном тексте. В кандидатской диссертации автора исследованы символы (или индивидуально-авторские интепретации универсального зоосимвола "волк") на материале произведений Джека Лондона "Белый клык", Ч. Айтматова "Плаха" (волчица Акбара), М. Аузова "Коксерек" (Серый лютый). Также рассмотрены отдельные индивидуально-авторские символы, например, the Wild.