2. Функционально-прагматический аспект языковой деятельности и феномен языковой игры
Господствующее в течение длительного времени представление о языковых функциях сводилось к утверждению, что язык является прежде всего основным средством коммуникации и передачи информации. С этим мнением отчасти конкурировала точка зрения (берущая начало от В. Гумбольдта), согласно которой в качестве важнейшей выступает познавательная (когнитивная) функция языка, заключающаяся в формировании, выражении или накоплении интеллектуальных данных. Со времени обращения лингвистов к вопросам прагматики представления о функциях языка значительно расширилось; пришло осознание того, что помимо коммуникативной и познавательной существует целая палитра не менее существенных языковых функций.
Вопросы о двух различных способах определения круга лиц, подлежащих призванию к наследованию оснований наследования (кстати, наименование ст. 111 Кодекса). Если наследование — это частный случай универсального правопреемства, то называя «закон» и «завещание» основаниями наследования, мы должны будем признать, что они являются юридическими фактами — основаниями наследственного правопреемства или, по крайней мере, основаниями возникновения наследственного правоотношения. Наличие завещания можно было бы, конечно, рассматривать в качестве юридического факта (правда, не очень понятно, к какой их разновидности относящегося), но как быть с его полным либо частичным отсутствием, а также с наличием обстоятельств, исключающих (полностью или в части) применение содержащихся в нем норм?
В зависимости от доминирующего направления прагматики делается упор на различных функциях языка. Так, при функциональном подходе, разработанном Р. Якобсоном, выделяются такие функции, как информативная, эстетическая, фатическия, метаязыковая и др.; при перформативном подходе, ориентирующемся на иллокутивный аспект дискурса, говорят о констативной, перформативной, промиссивной и т.д. функциях языка (Остин, Строссон, Серль и др.). В новых направлениях прагмалингвистики наблюдается интеграция когнитивных и деятельностных аспектов языка.
Вопросы о двух различных способах определения круга лиц, подлежащих призванию к наследованию оснований наследования (кстати, наименование ст. 111 Кодекса). Если наследование — это частный случай универсального правопреемства, то называя «закон» и «завещание» основаниями наследования, мы должны будем признать, что они являются юридическими фактами — основаниями наследственного правопреемства или, по крайней мере, основаниями возникновения наследственного правоотношения. Наличие завещания можно было бы, конечно, рассматривать в качестве юридического факта (правда, не очень понятно, к какой их разновидности относящегося), но как быть с его полным либо частичным отсутствием, а также с наличием обстоятельств, исключающих (полностью или в части) применение содержащихся в нем норм?
В контексте нашего исследования следует прежде всего обратить внимание на эстетическую функцию языка (часто в аналогичном смысле говорят о поэтической функции). Согласно Р. Якобсону, эта функция характеризуется привлечением внимания к самой языковой форме, к плану выражения; в своем крайнем проявлении она так переориентирует коммуникативные акценты, что реальной целеустановкой дискурса становится языковая форма в ее звуковой, лексической или синтаксической фактуре, в то время как содержание отходит на задний план. Такая расстановка акцентов характерна, например, для некоторых направлений авангардной поэзии; в подавляющем большинстве случаев в художественных дискурсах имеет место скорее диалектическое равновесие удельного веса формы и содержания. [9, c.103]
Вопросы о двух различных способах определения круга лиц, подлежащих призванию к наследованию оснований наследования (кстати, наименование ст. 111 Кодекса). Если наследование — это частный случай универсального правопреемства, то называя «закон» и «завещание» основаниями наследования, мы должны будем признать, что они являются юридическими фактами — основаниями наследственного правопреемства или, по крайней мере, основаниями возникновения наследственного правоотношения. Наличие завещания можно было бы, конечно, рассматривать в качестве юридического факта (правда, не очень понятно, к какой их разновидности относящегося), но как быть с его полным либо частичным отсутствием, а также с наличием обстоятельств, исключающих (полностью или в части) применение содержащихся в нем норм?
Эстетическая (или поэтическая) функция языка в контексте данного исследования релевантна в двояком отношении: во-первых, она обнаруживает родство с метаязыковой функцией, во-вторых, - с феноменом языковой игры, посредством которой часто реализуется эффект деавтоматазащш восприятия текста и привлечения внимания реципиента к самой языковой форме. Рассмотрим вначале в интересующем нас ракурсе концепт метаязыка.
Вопросы о двух различных способах определения круга лиц, подлежащих призванию к наследованию оснований наследования (кстати, наименование ст. 111 Кодекса). Если наследование — это частный случай универсального правопреемства, то называя «закон» и «завещание» основаниями наследования, мы должны будем признать, что они являются юридическими фактами — основаниями наследственного правопреемства или, по крайней мере, основаниями возникновения наследственного правоотношения. Наличие завещания можно было бы, конечно, рассматривать в качестве юридического факта (правда, не очень понятно, к какой их разновидности относящегося), но как быть с его полным либо частичным отсутствием, а также с наличием обстоятельств, исключающих (полностью или в части) применение содержащихся в нем норм?
Понятие метаязыка в лингвистике и в других областях знания, несмотря на свою кажущуюся определенность, декларируемую в соответствующих словарях и справочниках, оказывается на деле весьма проблематичным концептом, порождающим, с одной стороны, ряд очевидно неадекватных истолкований, а с другой стороны, не менее впечатляющее множество интересных и эвристически полезных импликаций, способных значительно расширить привычные представления о сути и функциях языка.
Вопросы о двух различных способах определения круга лиц, подлежащих призванию к наследованию оснований наследования (кстати, наименование ст. 111 Кодекса). Если наследование — это частный случай универсального правопреемства, то называя «закон» и «завещание» основаниями наследования, мы должны будем признать, что они являются юридическими фактами — основаниями наследственного правопреемства или, по крайней мере, основаниями возникновения наследственного правоотношения. Наличие завещания можно было бы, конечно, рассматривать в качестве юридического факта (правда, не очень понятно, к какой их разновидности относящегося), но как быть с его полным либо частичным отсутствием, а также с наличием обстоятельств, исключающих (полностью или в части) применение содержащихся в нем норм?
Лингвистический энциклопедический словарь дает, к примеру, следующее определение данного понятия: «Метаязык - язык "второго порядка", по отношению к которому естественный человеческий язык выступает как "язык-объект", т. е. как предмет языковедческого исследования».
Вопросы о двух различных способах определения круга лиц, подлежащих призванию к наследованию оснований наследования (кстати, наименование ст. 111 Кодекса). Если наследование — это частный случай универсального правопреемства, то называя «закон» и «завещание» основаниями наследования, мы должны будем признать, что они являются юридическими фактами — основаниями наследственного правопреемства или, по крайней мере, основаниями возникновения наследственного правоотношения. Наличие завещания можно было бы, конечно, рассматривать в качестве юридического факта (правда, не очень понятно, к какой их разновидности относящегося), но как быть с его полным либо частичным отсутствием, а также с наличием обстоятельств, исключающих (полностью или в части) применение содержащихся в нем норм?
Совершенно очевидно, что приведенное определение недостаточно хотя бы в том плане, что в нем метаязык трактуется как понятие, релевантное исключительно в рамках языковедческого исследования. Оно не охватывает многие случаи вполне корректного словоупотребления, в которых данное понятие используется совсем в других контекстах.
Вопросы о двух различных способах определения круга лиц, подлежащих призванию к наследованию оснований наследования (кстати, наименование ст. 111 Кодекса). Если наследование — это частный случай универсального правопреемства, то называя «закон» и «завещание» основаниями наследования, мы должны будем признать, что они являются юридическими фактами — основаниями наследственного правопреемства или, по крайней мере, основаниями возникновения наследственного правоотношения. Наличие завещания можно было бы, конечно, рассматривать в качестве юридического факта (правда, не очень понятно, к какой их разновидности относящегося), но как быть с его полным либо частичным отсутствием, а также с наличием обстоятельств, исключающих (полностью или в части) применение содержащихся в нем норм?
Так, едва ли у кого-то возникнет сомнение в правомерности называть метаязыком тексты правой, объяснительной колонки толкового словаря (по отношению к левой), хотя в этом случае мы имеем дело вовсе не с процедурой языковедческого исследования. Словарные единицы в левой колонке здесь действительно выступают в качестве языка-объекта, что и дает нам право говорить здесь о феномене метаязыка. Аналогичные отношения складываются и в разноязычных словарях, а также в практике перевода. Во всех этих случаях областью референции для единиц метаязыкового плана является не внеязыковая реальность сама по себе, но некоторый язык первого уровня, по отношению к которому элементы метаязыка выступают в функции истолкования (интерпретации) или сопоставления. Естественно, при переводах художественного текста функции языка перевода не ограничиваются исключительно референцией к языку оригинала - здесь вступают в силу добавочные критерии социального или эстетического порядка, но суть от этого не меняется.
Вопросы о двух различных способах определения круга лиц, подлежащих призванию к наследованию оснований наследования (кстати, наименование ст. 111 Кодекса). Если наследование — это частный случай универсального правопреемства, то называя «закон» и «завещание» основаниями наследования, мы должны будем признать, что они являются юридическими фактами — основаниями наследственного правопреемства или, по крайней мере, основаниями возникновения наследственного правоотношения. Наличие завещания можно было бы, конечно, рассматривать в качестве юридического факта (правда, не очень понятно, к какой их разновидности относящегося), но как быть с его полным либо частичным отсутствием, а также с наличием обстоятельств, исключающих (полностью или в части) применение содержащихся в нем норм?
Метаязыковая функция - явление относительное и, так сказать, потенциально симметричное: известно, что процедура истолкования в толковых словарях строится по "круговому" принципу, т.е. словарные единицы, выступающие в одних случаях в качестве объекта интерпретации, в других контекстах могут сами использоваться как элементы интерпретирующего языка - иначе говоря, метаязыка. Симметричность такого отношения особо явственно проявляется в случае двуязычных словарей. Так, функции языка-объекта и метаязыка в англо-русском словаре будут зеркально противоположными в словаре русско-английском.
Вопросы о двух различных способах определения круга лиц, подлежащих призванию к наследованию оснований наследования (кстати, наименование ст. 111 Кодекса). Если наследование — это частный случай универсального правопреемства, то называя «закон» и «завещание» основаниями наследования, мы должны будем признать, что они являются юридическими фактами — основаниями наследственного правопреемства или, по крайней мере, основаниями возникновения наследственного правоотношения. Наличие завещания можно было бы, конечно, рассматривать в качестве юридического факта (правда, не очень понятно, к какой их разновидности относящегося), но как быть с его полным либо частичным отсутствием, а также с наличием обстоятельств, исключающих (полностью или в части) применение содержащихся в нем норм?
Из этого следует, что в общем случае статус метаязыка обусловливается не какими-то специфическими особенностями соответствующих лексико-семантических средств и конструкций, но условиями употребления. В ситуациях бытового общения, как и в художественных текстах, сплошь и рядом возникают контексты, где, где одни словесные выражения интерпретируются (поясняются, уточняются, перефразируются и т.д.) посредством других слов и конструкций того же языка, вполне однородных с первыми; специальными маркерами такого метаязыкового употребления могут выступать выражения типа "то есть", "так сказать", "как говорится" и т.п., метаязыковыми маркерами по сути являются некоторые паремические выражения вроде "За что купил, за то и продаю", "сказка про белого бычка", "Бабушка надвое сказала" (последние оговаривают степень достоверности вербальной информации. Сказанное не означает, однако, что не существует метаязыков par excellence, являющихся таковыми по своему замыслу и назначению. Это, прежде всего искусственные языки, создаваемые для анализа семантики элементов естественного языка с целью ее точного описания (таковые используются, к примеру, в практике машинного перевода.) Критерий вычленения таких специализированных метаязыков исключительно прост - они не могут непосредственно использоваться для описания внеязыковой реальности и всегда предполагают референцию к какому-либо другому языку.
Вопросы о двух различных способах определения круга лиц, подлежащих призванию к наследованию оснований наследования (кстати, наименование ст. 111 Кодекса). Если наследование — это частный случай универсального правопреемства, то называя «закон» и «завещание» основаниями наследования, мы должны будем признать, что они являются юридическими фактами — основаниями наследственного правопреемства или, по крайней мере, основаниями возникновения наследственного правоотношения. Наличие завещания можно было бы, конечно, рассматривать в качестве юридического факта (правда, не очень понятно, к какой их разновидности относящегося), но как быть с его полным либо частичным отсутствием, а также с наличием обстоятельств, исключающих (полностью или в части) применение содержащихся в нем норм?
Далее, метаязыком в собственном смысле могут считаться, к примеру, структурно маркированные элементы повествовательного текста, на основе которых строится неограниченное множество конкретных текстов соответствующего жанра (например, "функции" В.Я. Проппа, комбинации которых реализуют практически все известные варианты "волшебных сказок" (типа "запрет", "нарушение запрета", "испытание героя", "получение волшебного средства" и др.); в аналогичном смысле метаязыками могут считаться всевозможные "фреймы, "сценарии", "когниотипы", определяющие структурный каркас текстов определенных жанров. Метаязыковая функция подобных концептов обусловлена тем, что они, будучи соотнесены с конкретными текстовыми реализациями или их составляющими, интерпретируют последние как соответствующие типовые инварианты. [8, c.151]