316 Так изо дня в день! — да еще и голодом, кто

знает, не записался бы он в число «осадных» и

«плененных», как Вавилонов, Назаров и проч.,

покорные всякой власти безразлично?

И когда в сохранивших еще благоустройство гостиницах

для привилегированных советских сановников, сами са-

новники, единственно сохранившие человеческий облик,

самолично с настоящими лопатами вышли во двор снег

сгребать, и это понятно: для прочих — сугубый пример,

а для них самих просто спорт — развлечение.

И когда это делают молодые — «красная молодежь»

или «буржуазная молодёжь», все равно — а на Неве,

когда разгружали барки, очень было весело! — и это

понятно: тут и ухарство и соревнование и просто работа

на людях.

Но скворцовское — и не «из-под палки!» и не «для

примера!» и не «как спорт!» и не «по возрасту!» — нет,

чего-то тут мудреное.

— — —

«Трудовая повинность!» — Алимов никогда не выходил

на работу: раз это обязательно и заставляют — «повин-

ность»! — ему, хоть что ни говори, нипочем. «Рабоче-

крестьянская власть или буржуазная, все равно: где власть,

там насилие, и нет власти, которая была бы чем-то со-

вершенным и непогрешимым!» — и во имя своей свободы

он готов был принять какие угодно названия: и «контр-

революционера» и «социал-предателя» и «оппортунисти-

ческого коммуниста», — и не боялся никаких гроз: от

комендатуры до Гороховой, куда впоследствии и угодил.

Не выходила на работы и учительница Гребнева: она

смотрела на эти трудовые повинности просто как на

издевательства. Всего раз не вышел Пузырев, вообще-то

смирный человек и совсем не наскокистый, но тут как

нашло, и он заявил, что не пойдет — «во имя духа

борьбы!» Я только одно скажу, непривычному-то, знаете,

и на пустяковой работе — обожжешься! —

Когда служащих П. Т. О. по весне выгнали в

Народный Дом сортиры чистить, конечно, специа-

лист по этой части, отходник, все это справил

бы мастерски — чисто, а эти — лопатками ко-

выряют и поддеть-то путно не могут, только

317 Размазывают, смехота! Тоже и с топливной по-

винностью — — «на заседании Комтруда был

возбужден вопрос об освобождении от топливной

повинности писателей, объединенных в союзе пи-

сателей, заменив им работы по лесозаготовкам

повинностью по ведению культурной работы; ком-

труд отклонил это предложение и предложил при-

влекать писателей к топливной повинности на

общих основаниях» — — воображаете?

А вот Скворцов из последних, а тянет —

все принять и не отвиливать, так?

Да, это у него твердо и вот —

куча — величайшая куча на площадке!

«Если бы можно было не трогать, а? И за что это

ему? Какая его такая вина? Или это не по вине, а

испытание? А испытать и укрепить одно и то же? Для

укрепления его воли и терпения? А, может, все это по-

казалось в таком величии: может, это на камушке собака

сделала и потому кажется великим? — — А уполномо-

ченный-то? ему-то чего? Это уполномоченный припечатал:

копровуч!»

*

О куче знал весь дом.

Охотники залезли на самый верх — на 6-ой этаж

посмотреть.

И не для того, чтобы позлорадствовать, нет, это было

самое обыкновенное любопытство! Признаюсь, и я не

утерпел и под каким-то предлогом — да, вспомнил, надо

было к уполномоченному «ведомость» на получение кар-

точек снести! — я от уполномоченного поднялся этажом

выше —

Да, знаете, по размерам трудно даже представить:

подлинно — копровуч!

Кончалась неделя, а хоть бы чуточку подсохла! И если

произошло что за эту неделю, так разве чуть легкая пенка.

И скажу за всех: все с нетерпением ждали субботы —

как это Скворцов изловчится и подымет такое —

копровуч!

— Не отложить ли уборку лестницы на неделю? —

попробовал на общем собрании Домкомбеда предложить