265 Щеское почтения и с любовию низкой поклой

дорогому товарищу Евхиму Ивановичу, и желаю

я тебе, дорогой товарищ Евхим Иванович, ат

Господа всего хорошего в делах-рук-ваш. Затем

уведомляю я вас, дорогой товарищ Евхим Ива-

нович, што я покамист слава Богу нахожусь еще

у доми, написал бы я тибя, дорогой товарищ

Евхим Иванович, проприжав, но, хорошо неиз-

вестна, когда будит, говорят, что в апрели месяци,

ну никто не знает хорошо — ну! Еще уведомляю

я тибе, дорогой товриш Евхим Иванович, что у

нас очинь типло, погода хорошея, снегу уже давно

нету, начали пахать уже 31 марта. Еще уведомляю

я тибе, дорогой товарищ Евхим Иванович, што

у нас узяли сейчас ратников первой разряди и

вхвторой всего 3 года. Вот, дорогой товарищ

Евхим Иванович, если я поеду и-в Киев, на-буду

все ревно вам слать письма, я на вас никогда не

забуду. Прошу я вас, дорогой товарищ Евхим

Иванович, как получишь мое письмо, то дайте

мне ответ: буду ждать с нетерпением атвету! Вот,

дорогой товарищ Евхим Иванович, про призыв я

узнаю всю правду на святой недели, тогда я вам

напишу всю аткривенною прявду, будит призыв,

или нет, вы тогда узнаете хорошо, — я тогда

вам пришлю следующее письмо. Уведомляю я

тибя, дорогой товарищ Евхим Иванович, хожу к

вашему атцу гулять каждый день. Уведомляю я

вас дорогой товарищ, что получил ат вас 2 письмо

и вам шлю другой письмо. Благодару вам за

письма, што шлете, не забываете, написал б я

вам какия новости, когда б были — ну нету!»

XIII

БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬ

Он приходит ко мне всякий вечер —

Не потому он приходит, что его тянет ко мне, а только

потому, что живем мы с ним на одном дворе в одном

доме. Нас соединяет обязательное постановление запирать

ворота в 9 или в 11, смотря как, да ночные пропуска,

266 без которых по гостям не больно расходишься. И остается

двор — дом, где застигло, — где живешь и ничего за

квартиру не платишь, и откуда ведет одна дорога в про-

довольственную лавку, где также бесплатно выдают тебе

по купонам хлеб.

И вот как вечер, ему не сидится, и он, не выходя на

улицу, ходит по знакомым. И я его жду всякий вечер с

ожесточением.

*

— Вот у вас есть еще книги, — начинает он свой

обычный разговор, — а я все продал! и у Б. нет ничего,

тоже продал. Ваши книги можно было бы продать и очень

выгодно: у вас есть редкие и с автографами.

— Я понемногу продаю, — в который раз я оправды-

ваюсь, — но вы сами знаете, все идет за гроши. И есть

у меня, с чем бы я не хотел расстаться: вот Срезневский,

Тихонравов — кому это нужно? — а дадут пустяки.

Тогда он перечисляет знакомых, у которых есть вещи,

но живут голодом.

— А всякую вещь можно продать.

— Но это не всякий может, а через комиссионеров

дело неверное.

И я привожу случаи, когда брали вещи для продажи,

а денег после никак не получить и нельзя жаловаться, а

взявший продавать ссылается на обыск, когда не только

чужие, а и свои вещи — все пропало.

Разговор переходит от «вещей» на «разницу»: «разни-

ца» — это тот излишек, какой получится, если деньги

падают и сметы все время меняются: и не было учреж-

дения, где бы периодически не полагалось этой «разни-

цы» — добавка к жалованью; и разговор о ней, как о

обысках, продовольственных карточках, пайках и о про-

даже вещей.

— Вы уже получили разницу?

— Нет еще.

— А у нас выдали!

И начинаются всякие рассуждения и подходы, как

возможно и где еще можно добиться — получить «раз-

ницу». Бывали случаи самые неожиданные: можно ведь

было представить себе эту «разницу» везде, смотря с

какого времени начать считать!